канитель перейдет в Следственный комитет. Но выехать и отметиться нужно.
После обеда звоню Оле. Она не сразу берет трубку. По голосу слышу, что волнуется. Сегодня нам предстоит еще одно испытание. И не только нам. Моему отцу в очередной раз придется поднатаскать свою выдержку, хотя раньше у него с этим проблем не было. Но, когда дело касается Оли, может быть всякое.
— Ты чего там, паникуешь? — беру свой кофе и выхожу на улицу из бургерной недалеко от отдела.
— Давай я не пойду. Скажешь, что у меня температура, съездишь один, поздравишь маму…
— Не прокатит. Отпаривай платье и будь готова к восьми.
— Это жестоко, Кирилл, — она вздыхает.
— Оль, это показательный момент. Отцу наш с тобой союз не нравится, но он должен понять, что его никто не спрашивал, это первое. А второе, что, как бы он ни выпендривался, ему придется терпеть нас на подобных праздниках.
— Кирилл… это точно закончится скандалом.
— Не закончится. На меня, кстати, пришел приказ, так что можешь чемоданы не распаковывать, — смеюсь, — думаю, что дней через десять нас здесь уже не будет.
— Уже? Через десять?
Она снова впадает в панику, которая теперь меня даже слегка забавляет.
— Все нормально будет. Пошел работать.
— Иди.
Оля целует меня на словах и отключается.
До вечера, с барского плеча Самсонова, я с головой закапываюсь в бумаги. Пишу рапорт по последнему делу, где слегка превысил полномочия, если это можно так назвать, и пару раз выхожу на улицу с Жорой покурить. Курит он, я просто стою рядом, привалившись спиной к стене.
Мама звонит около пяти, в сотый раз спрашивая, приедем ли мы. Когда слышит положительный ответ, шумно выдыхает.
К себе на квартиру добираюсь, как и обещал Оле, в восемь. Она встречает меня в красивом синем платье, а я на пару мгновений ловлю себя на мысли, что очень хочу его с нее снять и действительно никуда не ехать. Где-то на подкорке у меня подзуживает ощущение, что она именно на это и надеется. Не зря же так часто облизывает губы и будто невзначай скользит пальцами от щиколотки к бедру, собирая подол платья гармошкой.
Залипаю на этом действии, а Оля лишь хлопает своими пушистыми ресницами.
— Чулок сполз, — добавляет для пущей убедительности.
В мой же башке рисуется не самая невинная картинка.
— Я в душ, — сглатываю вставший в горле ком, решая до Оли сейчас даже не дотрагиваться. Рванет. А платье ее уже через минуту будет благополучно валяться на полу.
— А, давай иди-иди, — говорит с придыханием. Зараза.
Стою под ледяным душем и давлю лыбу.
Иногда ловлю себя на мысли, что все еще не верю в то, что это реальность. Олька теперь моя реальность, а не мечта детства.
Девочка, по которой я пускал слюни, теперь со мной. Буквально за этой стеной. Девочка, которая не желала мне давать ни единого шанса. А я, как любой зарвавшийся сопляк, утверждался в своей неотразимости, затаскивая в свою койку кучу каких-то левых баб, вместо того чтобы включить мозги и сделать для нее что-то по-настоящему стоящее.
С другой стороны, я уже давно сросся с мыслью, что насильно мил не будешь. Тогда я был для нее никем. Чужим человеком, к которому она не испытывала и доли симпатии. Разве можно кого-то принудить быть с тобой? Вряд ли.
Вероятнее всего, действительно должно было пройти время. По крайней мере, так мне думать гораздо легче, чем в сотый раз мусолить мысли об упущенном времени.
— Оль, — открываю шкаф, — тебе на глаза моя черная рубашка не попадалась?
— Эта?
Поворачиваю голову, замечая свои шмотки висящими на вешалке системы отпаривания.
— Я погладила, просто.
— Спасибо.
— Будешь должен, — она снова улыбается и подкрашивает губы телесной матовой помадой.
— Без проблем. Выбирай все что хочешь.
— Останемся дома? — чуть склоняет голову вбок.
— Не настолько, — притягиваю ее к себе, все же срывая с нежных губ поцелуй. Такой робкий, едва ощутимый. Чтобы не испортить ее макияж и не поплыть самому окончательно.
— Ладно. Попробовать стоило.
* * *
В родительском доме многолюдно. Мама не захотела праздновать свой юбилей в ресторане, но в этот раз, к счастью, едой занимались нанятые повара, а декором — дизайнеры. Все организационные моменты на себя взяло event-агентство.
Крепче сжимаю Олину руку, остро чувствуя ее волнение.
— Все нормально, расслабься.
Оля кивает, но делает это совсем не уверенно.
— Выдыхай, — обнимаю ее за талию со спины, замечая своего отца. Они с мамой принимают поздравления от друзей. — Ща пойдем поздравлять.
Я прямо слышу, как Олькины каблуки впиваются в паркет.
— Я тебя убью, Кир. Как только вернемся домой, я найду твой рабочий пистолет и пристрелю, — резво выкручивается из моих объятий, — прямо в лоб, — прохладные пальцы касаются моего лица.
— Обязательно.
Аккуратно кладу ладонь на тонкую шею, пульс под кожей которой просто зашкаливает, и притягиваю Олю обратно к себе.
— Просто улыбнись.
Наши лбы сталкиваются.
— У тебя сумасшедшая улыбка. И кайфовое платье. Я очень хочу его с тебя снять.
Чувствую, как закостенелые пальцы, что сжимают ворот моей рубашки, расслабляются. Оля закатывает глаза, но я уже знаю, ее отпустило.
— Алла Дмитриевна, — Грицай проявляет инициативу и вытягивает руку, обозначая наше присутствие. — С днем рождения вас!
Мы быстро оказываемся напротив родителей. Оля целует мою мать в щеку, отцу просто кивает и задвигает поздравительную речь, от которой мама пускает слезу и крепко прижимает Ольку к себе.
Честно говоря, и я и отец офигеваем.
— Как же хорошо, что вы
