этими заводами и Керимовыми. Но меня возмущает сам факт: не я шантажирую Керимова-старшего, а он меня.
Даша, тебе шашечки или ехать?
Этот вопрос очень вовремя возникает в голове.
— Хорошо, я согласна. Мне не нужны доли в заводах. Мне вообще ничего не нужно. Я хочу, чтобы вы все забыли о моем существовании.
— Так бы сразу.
Керимов-старший открывает портфель и кладёт передо мной документы.
— Что это? — удивленно гляжу.
— Отказ от долей в обмен на безопасность.
Отрываю от бумаг недоуменный взгляд и смотрю на Керимова-старшего.
— Много лет в бизнесе и переговорах научили меня предугадывать поведение оппонентов. Я знал, что ты согласишься, поэтому заранее все подготовил. Подписывай, и на этом попрощаемся навсегда. Вот ручка, — кладёт передо мной перо Parker.
Взор снова опускается на бумаги. Читаю. Первым делом идет пункт о том, что я передаю управление своими долями в заводах Керимовым. Второй пункт — им отходит дом. Вспоминаю, как отец рассказывал, что особняк тоже был заложен в банке Керимовых.
Далее идут мои так называемые гарантии безопасности. Керимовы обещают не приближаться ко мне специально ближе, чем на один километр, не искать со мной встречи, не звонить, не писать. В случае нарушения этих правил с их стороны или со стороны нанятых ими людей, управление долями в заводах возвращается ко мне, а также Керимовы должны будут выплатить мне неустойку.
— Откуда я могу знать, что вы все это выполните? Откуда я могу знать, что ваш психически больной сын не захочет мне отомстить?
— Тебе придется поверить. Ну и у тебя есть запись, ты всегда можешь ее обнародовать.
— Поверить, — фыркаю. — Да вы больные психи. Все ваше семейство во главе с вами! Ваша жена тоже больная на голову! А дочки — тупые. Уж простите, Булат Талгатович, вам со многим в жизни повезло, но не с детьми. Сын — извращенец и псих, дочери тупые, как пробки. Знаете, мне даже вас жаль.
Меня понесло. Это, наверное, ошибка. Керимов стойко выдерживает оскорбления в свой адрес.
— Напоминаю: ты лишила моего сына детородного органа, а меня возможности иметь наследников. Я мог бы ликвидировать тебя прямо сейчас. Но вместо этого я веду с тобой диалог и предлагаю сделку.
Мы боремся взглядами. Преимущество, конечно, на его стороне. Он ведь здесь акула бизнеса и переговоров. Вон как подготовился.
— У тебя есть аудиозапись. Это твоя дополнительная гарантия.
Только на запись я и могу надеяться. Ее обнародование будет для Керимовых смерти подобно.
У меня нет иного варианта. Я ставлю подпись на бумагах и забираю себе свой экземпляр договора.
— Но отказ от долей ведь, пока папа будет в тюрьме, — замечаю. — Он выйдет, и доли вернутся к нему.
— Он не выйдет, — равнодушно говорит Керимов, убирая во внутренний карман пиджака перо Parker. — Организация убийства — это если не пожизненное заключение, то лет двадцать точно.
— Это вы на него донесли? — хмыкаю.
— Нет. Доносы — не мой метод работы. К тому же я не знал, что он убил твою мать.
— А кто тогда донес?
— Без понятия, — Керимов поднимается на ноги. — Мы со своей стороны будем выполнять договор. Мы не заинтересованы в его нарушении. Но если ты решишь напакостить и опубликовать аудиозапись из вредности или из мести, то пеняй на себя, Даша. Дом твоего отца тоже отходит нам. У тебя есть неделя, чтобы вывезти свои вещи.
На этих словах Керимов разворачивается и уходит.
Керимовы дали мне неделю на то, чтобы вывезти вещи из отцовского дома. Как благородно с их стороны! Аж целая неделя!
Там, в ресторане, я была согласна на все, лишь бы отвязаться от Керимовых. А сейчас в голове возникают логичные вопросы. Первый из них — где я буду жить? Мне дали семь дней на вывоз вещей, но мне элементарно некуда их вывезти.
Соня радушно предлагает мне свою квартиру, в которой она жила до переезда к Диме. Мне уже жутко перед ней неудобно, однако другого выхода нет. Я вынуждена согласиться. Хотя я сдала в ломбард весь жемчуг со свадебного платья, и получилась неплохая сумма, но я не успею за неделю снять подходящую квартиру. Поэтому лучше пока перевезти вещи к Соне, найти какую-нибудь работу и после этого уже снимать жилье. Правда, не знаю, кто возьмёт меня на работу беременной, но, может, хотя бы удаленку получится найти. В конце концов, я владею тремя языками и могу делать переводы.
За вещами меня везут Соня с Димой. По дороге до дома меня охватывают противоречивые чувства. С одной стороны, я поскорее хочу попрощаться с прошлой жизнью, больше не иметь с этой тюрьмой ничего общего. А с другой, я выросла в доме отчима и считаю его своим родным гнездом.
Прочь сентиментальные мысли! Меня ждет новая жизнь, в которой не будет отца-тирана и Керимовых!
Заходить в дом страшновато, но я все равно прошу Соню и Диму остаться в машине. Отец под следствием, с Керимовыми у меня сделка, а прислуге я вряд ли нужна. Когда переступаю порог особняка, меня встречают перепуганные и растерянные горничные. Наперебой бегут ко мне с вопросом, что дальше.
— Этот дом теперь принадлежит Керимовым. Решайте вопрос своей дальнейшей работы с ними, я вам ничем помочь не могу, — развожу руками и направляюсь в свою комнату.
Там я достаю два огромных чемодана и принимаюсь складывать вещи. Наверное, придется приехать сюда еще пару раз. Сразу все вещи не получится увезти. Когда я почти заканчиваю паковать первый чемодан, в дверь раздается короткий стук, а затем, не дожидаясь разрешения, ручка опускается и на пороге появляется Эмма Фридриховна.
Я ждала встречи с ней.
— Здравствуй, Даша, — здоровается первой.
— Здравствуйте.
— Я принесла твой телефон и клатч. Ты оставила их в номере отеля.
И она кладёт на стол мой смартфон и свадебный клатч, которые остались в люксе гостиницы, когда я убегала.
— Откуда они у вас? — настороженно спрашиваю.
— Поехала в отель и забрала.
Прищуриваюсь. Ее поведение крайне странно.
— Зачем вы поехали в отель?
— Узнала от твоего отца, что ты сбежала.
— А как прошли в номер?
— В том отеле работает одна наша бывшая горничная. Она вынесла мне твои вещи. Это было уже после того,
