Эйден встает. — К черту, я сделаю это.
Он делает шаг в сторону Мали, но Кэм действует быстро и поднимает ногу как раз вовремя, ставя подножку и отправляя его лицом вниз на землю.
— Оставь бедную девочку в покое, — говорит Кэм Эйдену. — Никому не нужен твой герпес.
Мы все смеемся, и Мали выглядит благодарной за спасение. Но есть в ней и что-то еще, чего я, кажется, не могу уловить.
Огонь потух, когда все начали уходить, и, обрызгав яму из шланга, Кэм направился внутрь. Я бегу в свою комнату, чтобы взять кое-какие вещи, пока Мали ждет меня снаружи. Так будет безопаснее, если я переночую у нее дома, а не буду рисковать тем, что Хейс постучит по моему мансардному окну, когда не сможет уснуть.
Но когда я выхожу за дверь, я вижу, как он направляется к своему грузовику.
Меня охватывает паника, и я чуть не роняю свои вещи, когда бегу к нему. Как только он садится за руль, я протискиваюсь между ним и грузовиком.
— Какого черта ты делаешь? — рычу я, вырывая ключи из его рук, так как он застыл на месте. — Ты пытаешься убить себя? Или кого-то еще, если на, то пошло?
Он опускает глаза, имея хотя бы немного разума, чтобы устыдиться. — Я просто пытаюсь дать тебе свободу.
Я тяжело вздыхаю. — Я ценю это, но я ночую у Мали, так что все в порядке. Просто иди спать в комнату Кэма.
Но он не двигается. — Я не могу этого сделать.
Что? — Хейс, я серьезно, — настаиваю я. — Ты не можешь ехать домой. Ты слишком пьян. Так что иди в дом и ложись спать.
— Я не могу. — На этот раз его голос звучит немного громче, а я слишком измотана для этого спора.
— Почему бы и нет? Ты делал это миллион раз. — Я разворачиваю его и подталкиваю в направлении дома. — Ты можешь поехать домой первым делом утром. Просто иди немного поспи.
— Я же сказал тебе, я не могу! — кричит он. — Ты что, не понимаешь? Все в этом доме напоминает мне о тебе! Я не могу так мучить себя!
— Тсс! — говорю я, закрывая ему рот рукой и оглядываясь вокруг, чтобы посмотреть, мог ли кто-нибудь его услышать. — Ты что, с ума сошел? Кэм собирается тебя услышать.
Его пальцы обхватывают мое запястье, и он отдергивает мою руку. — Пусть! Мне больше нет дела до этого!
С каждым словом, слетающим с его губ, он становится громче. И если бы я думала, что он знает, что говорит, я бы, вероятно, просто стояла в стороне и наблюдала за разворачивающимся хаосом. Но он этого не осознает этого. И я не могу стоять в стороне.
— Все это, блядь, не имеет значения, когда я—
Я закатываю глаза, хватаю его за шею, притягиваю к себе и прерываю его тираду поцелуем. Когда его губы прижимаются к моим, он вздыхает и тут же расслабляется. Как наркоман, который наконец-то получил свою дозу.
Когда он поцеловал меня в тот день, я оттолкнула его, зная, что это будет последний раз, когда я почувствую его губы на своих. И это было чертовски больно, но я справилась.
В этот раз все еще хуже: я чувствую боль от того, что вновь открываю свежую рану.
— Садись на пассажирское сиденье, — говорю я ему, отстраняясь. — Я скоро вернусь.
Он кивает, но, видимо, это плохая идея, потому что его глаза расширяются, и он показывает один палец. Я смотрю, как он идет к кустам, и успевает как раз вовремя, чтобы выблевать на землю все пиво, которое он пил всю ночь.
Не могу сказать, что я не знал, что это произойдет.
После того как он закончил, он вернулся и пробормотал извинения, прежде чем сесть в свою машину. Я делаю глубокий вдох и иду туда, где Мали ждет меня возле своей машины.
— Так ты ночуешь у него дома? О чем вы говорили?
Я оглядываюсь на Хейса и качаю головой. — Просто следуй за мной, хорошо? Я должна отвезти его домой.
— Ты уверен, что это хорошая идея? — спрашивает она, зная, что я не хочу оставаться с ним наедине.
— Нет, — отвечаю я честно. — Но я все равно собираюсь это сделать.
— Хорошо. Я буду прямо за тобой.
Мали отпирает свою машину и садится в нее, а я возвращаюсь к грузовику Хейса. У меня уходит минута на то, чтобы отрегулировать сиденье, но мне удается это сделать. Когда я поворачиваю ключ зажигания, машина заводится, и я выезжаю со своей подъездной дорожки.
Поездка до его дома в основном проходит спокойно, но я чувствую, что он наблюдает за мной все это время. Его взгляд ни разу не покидает меня, даже когда я отказываюсь смотреть на него. И только на полпути к дому он нарушает молчание.
— Я скучаю по тебе, — говорит он мне.
Его голос такой грубый. Такой надломленный. И я знаю, что он говорит правду. На этот раз я не сомневаюсь, что вырвать собственное сердце из груди было бы менее болезненно.
— Боже, — выдыхает он. — Я так чертовски сильно по тебе скучаю.
— Остановись, — умоляю я, когда мои глаза начинают слезиться. — Пожалуйста. Я не могу этого сделать.
Он замирает, и я смотрю на него, чтобы успеть увидеть, как он вздыхает, кивая, и наконец отводит взгляд от меня, поворачиваясь к окну. У меня замирает сердце, и я чувствую себя плохо, но он сделал это с нами. Если бы это зависело от меня, все было бы совсем по-другому.
Мы подъезжаем к его дому, и я паркую машину, прежде чем помочь ему выйти. Мали ждет в машине, пока я завожу его в дом. Пару раз он спотыкается, с трудом поднимаясь на крыльцо, но у нас все получается.
Я использую его ключ, чтобы отпереть входную дверь, и держусь за него, когда открываю ее. Девин сидит на диване. Она оглядывается на нас, и ее брови хмурятся, когда она видит меня.
— Что происходит? — спрашивает она, вставая и подходя к нам. — Вы двое снова вместе?
Но прежде чем я успеваю ответить, она останавливается, и ее глаза расширяются, когда она отступает, явно почуяв запах Хейса.
— Иисус Христос. Он что, купался в ликероводочном заводе?
— С таким же успехом он мог бы, — говорю я ей.
Хейс позволяет мне провести себя в его комнату, а затем падает на кровать, пьяно бормоча что-то о том, что она все еще пахнет мной. Я снимаю с его ног ботинки и ставлю их на пол, накрывая его одеялом, скомканным у подножия кровати. Даю себе еще секунду, чтобы понаблюдать за ним, и ненавижу то, что у меня все еще есть желание свернуться калачиком рядом с ним. Заснуть в его объятиях, слушая биение его сердца.
Но те времена прошли.
Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, я замечаю толстовку, висящую на спинке его стула. Моя первая мысль, что у него здесь была какая-то другая девушка, а затем, возможно, он не единственный, кого сегодня стошнит. Но когда я беру ее в руки, я понимаю, что она моя.
— Ты можешь оставить это? — бормочет он.
Моя голова поворачивается к нему, и я с удивлением вижу, что его глаза открыты, он моргает в ответ на меня. Я думала, он уже отключился.
— Я знаю, что ты мне ничего не должна, — продолжает он. — Но не могла бы ты просто…
Его голос затихает, но я знаю, о чем он спрашивает. И хотя эта толстовка, возможно, одна из моих любимых, я складываю ее пополам и вешаю на стул, прежде чем заставить себя покинуть комнату.
Девин все еще ждет меня, когда я выхожу, и вручаю ей его ключи.
— Спрячь это где-нибудь до утра, — говорю я ей.
Она кивает, но я могу сказать, что она обеспокоена. — Что, черт возьми, на него нашло сегодня вечером? Он никогда так не напивается.
Я тяжело выдыхаю. — Это моя вина. Он пытался извиниться и хотел снова быть вместе, но я не могу этого сделать.
Выражение ее лица сочувственное, совсем не осуждающее, но ее слова попадают в цель. — Не можешь или не хочешь?
— И то, и другое, — честно отвечаю я. — Я без ума от него, Дев. Ты это знаешь. Но все, чем я когда-либо буду, — это секрет для него. И поначалу, возможно, было весело и захватывающе скрываться, но потом все стало чем-то более мрачным.
— Каждый раз, когда он отводил взгляд слишком быстро, чтобы Кэм ничего не заподозрил, или шарахался от меня, потому что кто-то заходил в серф-магазин, это было болезненным напоминанием о том, что все это никогда не было настоящим. Во всяком случае, не для него. Не в том смысле, что это имело значение.
