class="p1">Я моргаю.
— Что?
Ее рука поднимается, чтобы обхватить мою щеку.
— Я. Люблю. Тебя.
Закрываю глаза и отгоняю мысли, которые говорят мне, что я недостоин, и все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и я, должно быть, мертв. Где-то меня сочли достаточно хорошим для рая, и я, наконец, добился этого, потому что за пределами небес это никогда не случилось бы с кем-то вроде меня.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу и подношу кончики пальцев к ее губам, нуждаясь в том, чтобы почувствовать движение ее губ, чтобы убедить себя, что это не галлюцинация.
— Скажи это еще раз.
— Я люблю тебя, Лукас.
Я втягиваю воздух, ощущая движение ее губ на моей коже, порыв горячего дыхания, когда она произносит слова, которые я никогда не думал, что услышу.
— Пожалуйста… — Пусть это будет по-настоящему. Мои пальцы дрожат у ее рта. — Еще раз.
— Я люблю тебя, так сильно. Вас обоих.
Качаю головой из стороны в сторону, прижимаясь к ее голове.
— Как это возможно? — я двигаюсь внутри нее, на этот раз более энергично, ошеломленный ее словами.
Ее принятием.
Мои глаза горят, но я отказываюсь плакать. Отказываюсь разваливаться на части в тот единственный момент в моей жизни, когда я никогда не чувствовал себя более цельным.
Ее руки зарываются в мои волосы.
— Поцелуй меня.
Я киваю, зная, что сейчас и в любой другой день дам ей все, о чем она попросит. Я бы вырвал бьющееся сердце из собственной груди, если бы она этого захотела.
Наклоняю голову и целую ее с чувством человека, который никогда не верит в любовь, но с этой единственной женщиной узнает, что даже у проклятых есть шанс на искупление. Даже мерзкие люди могут найти признание.
Есть сердца, достаточно большие, чтобы любить тех, кто отличается от них, кого трудно понять.
По какой-то странной случайности я нахожу именно такое сердце.
И скорее умру, чем отпущу ее.
Шайен
Дождь барабанит по крыше дома у реки, пока мы с Лукасом лежим голые и прижимаемся друг к другу. Окно открыто, и запах леса усиливается, пока ветер обдувает наши разгоряченные тела.
Моя щека прижата к груди Лукаса, и я нахожу покой в мягком ритме его пульса. Он расслаблен, и если бы не пальцы, вырисовывающие узор на моей спине, я бы подумала, что он спит. Представляю, что он создает один из своих рисунков, может быть, образ нашего совместного будущего или, возможно, воспоминание о наших занятиях любовью.
— О чем ты думаешь? — он подчеркивает свои слова, сжимая мое бедро.
— Пытаюсь понять, что ты рисуешь у меня на спине.
Он усмехается, и звук накрывает меня, погружая глубже в его объятия.
— Ты такая мягкая. Не могу перестать прикасаться к тебе. — Кончиками пальцев он продолжает скользить по моей коже.
— Значит, ты не создаешь свой следующий шедевр?
Его рука прижимается к моей коже, и он целует меня в макушку.
— Ты сама по себе шедевр, Шай.
Я закрываю глаза и впитываю его слова.
— Но я не могу сосредоточиться настолько, чтобы рисовать прямо сейчас.
Поворачиваюсь на его серьезный тон и кладу подбородок на его грудь.
— Что случилось?
Он моргает, глядя на меня сверху вниз.
— Ты сказала мне, что любишь меня. — Замешательство омрачает его великолепное лицо.
Я ложусь обратно и кладу руку ему на живот.
— Это потому, что я действительно люблю тебя. И если в это трудно поверить, я просто буду повторять тебе это каждые несколько минут, пока до тебя не дойдет.
— Это может занять некоторое время. — В его голосе нет ни улыбки, ни намека на легкомыслие, но тяжесть серьезности уходит из его тона.
— Тебе надоест это слышать.
— Никогда. — Он целует меня в макушку, и между нами возникает долгая тишина, его пальцы возобновляют движение по моей спине.
Это самое большое время, которое я когда-либо проводила наедине с Лукасом. Обычно, когда мы подходим близко, Гейдж прорывается и разделяет нас на части. Легкая усмешка трогает мои губы; отношения с Лукасом казались такими недостижимыми в начале, но теперь это не выглядит таким уж невозможным.
— Чему ты улыбаешься?
— Откуда ты знаешь, что я улыбаюсь? Ты даже не можешь видеть моего лица.
Он смеется, и вибрация отдается у моей щеки.
— Я могу это почувствовать.
Пожимаю плечами.
— Праздную маленькую победу. — Я целую его в грудь, затем приподнимаюсь на локтях. — Мы многое обнаружили за пару часов и… без Гейджа.
Он заправляет прядь волос мне за ухо.
— Обычно это то, что он предпочитает… наслаждаться… все для себя. И то, что ты говоришь мне, что любишь меня, похоже на…
— Причину для его появления.
Лукас соглашается.
— Ну, у меня есть теория, если ты хочешь ее услышать.
Он прижимает меня к себе и перекатывается так, что оказывается на мне сверху. Вес его большого тела давит на меня, а его эрекция прижимается к моему бедру. Я прикусываю губу и пытаюсь сосредоточиться.
— Да, мне нужна твоя теория.
Я делаю глубокий вдох и киваю.
— На самом деле все очень просто. — Несколько секунд я молча смотрю на него, нервничая из-за того, как он это воспримет. — Дело в том… что я также люблю и его.
Брови Лукаса сведены вместе, а рот сжат в тонкую линию.
— Ты любишь Гейджа.
— Да.
— Почему?
— Потому что он часть тебя.
Он отводит взгляд в сторону.
— Плохая часть.
Я притягиваю его лицо обратно к своему и прижимаюсь поцелуем к его губам.
— Я в это не верю.
— Ты сама это сказала. Он не был добр к тебе, Шай. — Лукас начинает подниматься и пытается встать с кровати. Я изо всех сил прижимаю его к себе, но он слишком силен, и я остаюсь одна на кровати, наблюдая, как он натягивает боксеры.
Внезапно почувствовав себя уязвимой, я хватаю спальный мешок и прикрываю им свое обнаженное тело.
— Гейдж упрямый и сварливый, и да, он груб по всем статьям, но еще отчаянно защищает…
— Он сделал тебе больно. — Его челюсти сжимаются.
— Он угрожал мне, но не причинил вреда.
— Пока.
Я приподнимаюсь и сажусь.
— Он любит тебя.
Невеселый смех срывается с его губ.
— Он причиняет людям боль…
— Лукас, пожалуйста. — Я протягиваю руку, надеясь, что он не отвергнет ее. — Сядь.
Он смотрит на нее несколько секунд, прежде чем сесть на кровать. Я приподнимаюсь и обхватываю его руками, прижимаясь к его спине.
— Единственный способ, которым все уладится между нами — если со мной будете вы оба.
Долгий
