счет, Аня обнимает меня, всхлипывает и шепчет: «Я так устала, так хочу домой».
— У меня для тебя есть еще один сюрприз.
Когда приезжаем в отель и поднимаемся в номер, нас встречает няня. И Аня понимает, кто спит в спальне.
Ее лопает натуральным образом. Плечи опускаются, руки трясутся.
Аня вздрагивает и на полусогнутых рысью несется в комнатку.
* * *
Вита сопит посередине кровати, раскинулась звездой. Аня лежит рядом и аккуратно поглаживает волосики. Невесомо целует дочке ладошки и лоб.
Когда я присаживаюсь рядом, Аня тут же тянется обниматься.
— Почему не предупредил, Макс? — шепчет. Улыбается. Наконец-то расслабленная, спокойная, будто счастливая.
— Не был уверен, что нас с Витой выпустят. Я же сказал, есть некоторые проблемы, но запрет на выезд не наложили. В нашем с тобой последнем разговоре мне показалось, что ты скучаешь по дочери. А еще я не был уверен, что ты меня ждешь, и решил, что… — усмехаюсь неловко. Но что уж теперь? — Решил, что нам с дочкой пора вернуть тебя из мира блесток домой.
— Ох Макс, — всхлипывает она и снова прижимается.
А я поглаживаю ее волосы и закрываю глаза. Это полет — делать что-то для женщины, и получать восторги и благодарность. Это полет, и мы летим. Остальное — по колено.
Аня
Мы почти не спим ночью, но утром я ощущаю небывалый подъем. Тело наполнено энергией, энтузиазм бьет ключом. Может, дело в том, что впервые за почти месяц я нормально поела, но вероятнее, — это из-за встречи с Максимом и Витой.
Чудо, что он прилетел и привез дочку. Настоящее чудо!
Макс рассказал про инцидент, в котором пострадал. Его зашили максимально аккуратно, но рана всё еще выглядит страшно. Рано утром я помогала менять повязку.
Вита, едва проснувшись, завизжала от радости. Я завизжала в тон! Мы обнимались, целовались, валялись на кровати.
Максим наблюдал со стороны, пил черный кофе и качал головой. Мой степенный, сдержанный политик вернулся. Вчерашнее забвение, когда мы пели, танцевали и даже занимались любовью в старом испанском пабе — прошло, но я запомнила каждую минуту. Знаю, каким горячим он может быть. Знаю, как разбудить это.
Съемки длятся пять часов, все это время Максим находится рядом и контролирует ситуацию. Дмитрий — неизменная статуя за его спиной. Колет не пришла, зато приехал Жан, и попытался максимально сгладить конфликтную ситуацию. Долго объяснял мне, жестикулировал, просил у неба поддержки.
В итоге все решили, что из-за ссоры моделей не стоит рушить дорогостоящий контракт, нам всем нужна эта рекламная компания.
На следующий день я впахиваю девять часов без отдыха, и вечером мы, наконец, летим домой.
Первый этап работы закончен. Впереди ждут несколько презентаций аромата, интервью, поездка в Германию, но то всё позже. Весной. А сейчас домой!
В аэропорту Максима, к счастью, не встречают ребята в форме. Его трехдневный побег остается секретом, а может, из-за высокой должности и связей на него просто закрывают глаза.
* * *
Карьера Максима надламывается, и дело не в убийстве, доказано, что превышения самообороны не было. Проблема в самом Анхеле. Баро оставил столько незаконченных сделок, долгов и обещаний, что крайне много влиятельных людей остались данной смертью недовольны. Максиму дали понять, что лучше бы освободить пост.
Проблема зависла в воздухе, но нервов больших не стоила. Макс отступил и затаился. Мы с ним выполнили задачи, которые должны были, помогли друг другу и остались вместе. Сохранили семью. Это вдруг оказалось важнее всего на свете.
Разумеется, после выхода рекламного ролика, мое имя вновь всплыло везде и всюду. Интернет заполнила информация, что Максим якобы теряет карьеру из-за Ани Февраль — никто ведь не знал о его участии в операции в Кале. Я вновь осталась крайней в глазах общественности. Девочка из деревни, которая удачно забеременела от богатого мужчины. Но это нормально. Я жена политика, и по-другому не будет. Наше белье на виду, хотим мы того или нет.
В тот период было еще одно событие — встреча с Лалой. Она приехала к Ба-Руже, чтобы оставить сообщение для своих, а я как раз была в гостях у свекров. Не справилась с собой, вышла на улицу посмотреть.
Холодный апрельский воздух покалывал щеки, ветер порывами трепал волосы. Даже под кучей одежды я разглядела фигуру красивой статной женщины.
— Я всё знаю, — сказала ей. — Про фотографии. Это ты была тем самым заботливым анонимом, присылала мне какое-то старье. Я только дочь родила, ты хотела довести меня до истерики.
Услышав мои слова Лала, которая до этого момента избегала зрительного контакта, вдруг выпрямилась и посмотрела в глаза. Яркие они у нее, колдовские. Увидев раз — не забудешь. Потому я и вспомнила — передо мной стояла та самая цыганка, которая когда-то давно нагадала мне в туалете кафе беду.
В этот момент будто камень с души упал.
Я столько времени опасалась, что у Максима проснутся сильные старые чувства, что он осознает, что ее любит больше. В этот момент я поняла, как на самом деле Лала боялась и ненавидела меня.
Зажала в туалете восемнадцатилетнюю испуганную девчонку. Максим говорил, что таро — как свет фонарика в темноте: показывает возможное будущее, если не менять маршрут. Своими предсказаниями Лала постаралась направить мой вектор в сторону еще большего недоверия и тревоги. Прошло много времени, прежде, чем я рискнула оглядеться.
— Ты как я. Ни образования, ни ума. Только внешность. Не боишься, что надоешь ему? В наше время он был хотя бы студентом, а сейчас…
— Ты поэтому с ним не убежала, когда вам было семнадцать? — перебиваю. — Боялась наскучить? Думала, он поиграет и заинтересуется себе равной? Или не хотела даже пробовать тянуться, предпочитая понятную с детства жизнь?
Слишком тряслась за свою простынь, вручила свое сокровище более… надежному и предсказуемому. И… судя по всему пожалела.
— С ним сложно! У него всегда были безумные планы и идеи!
— Которые осуществились. Больше не пиши мне никогда!
Ба-Ружа, которая только-только оделась и вышла, начала что-то говорить на цыганском. Обняла меня крепко, Лале погрозила, та ответила отборными цыганскими ругательствами.
Когда мы вернулась в дом, я спросила прямо:
— Ба, как ты думаешь, может ли кто-то из детей Лалы быть от Максима?
Та удивилась искренне.
— Не-ет. Ее дети вылитые Кусаиновы, все на одно лицо. Она, конечно, шаболда последняя, но на такое бы не пошла. А если бы и пошла, сейчас бы молчать не стала. Как она на тебя смотрит, чяй! Сколько
