Слушая четкие и подробные ответы Кэрол, Мэтью поражался тому, как много она запомнила. Действительно, в разговоре со следователями она приводила множество деталей, на которые поначалу не обратила внимания, но которые оказались запечатлены в ее памяти словно на киноленте. При обычных условиях эти детали можно было бы восстановить только под гипнозом, однако в данном случае прибегать к этому нестандартному и не слишком эффективному методу дознания не было необходимости. Под воздействием стресса мозг Кэрол включил все резервы, и она оказалась способна вспомнить такие мелочи, как число пуговиц на куртке водителя такси и номерной знак пикапа, в котором предположительно находилось второе взрывное устройство.
Кэрол присутствие Мэтью больше не стесняло. Напротив, она была рада его видеть. Лишь поначалу каждый его приход вызывал у нее безотчетную тревогу, но сейчас все изменилось. Кэрол понимала, в чем тут дело — раньше она не знала, кто он такой, но чувствовала, что этот человек сыграл в ее жизни важную роль. Теперь ей было известно о нем многое, и с каждым днем Кэрол вспоминала все больше подробностей об их совместной жизни. Порой ей казалось, что Мэтью она, помнит даже лучше, чем Шона, хотя, с тех пор как они расстались, прошло пятнадцать лет.
Теперь она часто перебирала в памяти самые яркие моменты их совместной жизни, их любви, которые подобно вершинам подводных рифов выступали над темными водами забвения. Но, кроме этого, вспоминались и другие эпизоды и подробности: солнечные дни, жаркие ночи, его страсть и нежность, ее отчаяние, их бурные ссоры и сладостные моменты примирения. Теперь Кэрол могла чуть ли ни слово в слово воспроизвести все разговоры, которые они вели во время путешествия на яхте, все его доводы и отговорки, которыми Мэтью маскировал свое нежелание развестись с женой. Она помнила его безутешную скорбь, в которую он погрузился после гибели дочери, помнила, как они оба горевали о своем неродившемся ребенке. Эти воспоминания захлестывали Кэрол словно приливная волна. И сейчас сердце ее сжималось при воспоминании о предательстве Мэтью и о том, как она покидала Париж, где, как ей когда-то казалось, сбылась ее мечта. Но Кэрол сумела свыкнуться с тем, что в ее жизни больше нет места для Мэтью, и тем более невероятным стало для нее его появление спустя столько лет. Нет, она не избегала его, и все же мужественное, теперь даже мрачное лицо Мэтью рождало в ее душе смутную тревогу, причину которой она сначала не могла понять. Но после рассказа Мэтью она поняла причину: перед ней был другой человек, у этого мужчины было другое лицо — уставшее, скорбное, печальное. И дело тут было не только в возрасте-Мэтью. На протяжении пятнадцати лет Мэтью носил в себе свою боль, он и ждал возможности попросить у нее прощения за причиненные страдания, и не верил в то, что судьба предоставит ему такой шанс. Но это произошло.
Когда полицейские ушли, Кэрол с облегчением не ревела дух. Она чувствовала себя совершенно измученной. Мэтью, не говоря ни слова, заварил чай и, сев на стул у изголовья ее кровати, протянул ей чашку. Благодарно улыбнувшись, Кэрол поднесла чашку к губам, но руки у нее так сильно дрожали, что чай чуть не выплеснулся на одеяло. Мэтью помог ей, придержав чашку, и Кэрол сумела сделать несколько глотков.
Сиделка еще не вернулась в палату. Судя по доносящимся сквозь неплотно прикрытую дверь звукам, она болтала с охранниками. Кэрол слышала, что администрация Ля Питье пыталась возражать против того, чтобы в больнице находилась вооруженная охрана, однако полиция считала, что безопасность Кэрол гораздо важнее репутации больницы. В итоге больничному начальству пришлось смириться со столь вопиющим нарушением общепринятых правил. Сама Кэрол терпеть не могла причинять неудобства кому бы то ни было, однако, увидев новых охранников собственными глазами, она не могла не признать, что выглядят они весьма внушительно. Правда, в больничной обстановке их черные автоматы и синяя с красными шевронами форма выглядели по меньшей мере неуместно, все же на душе у Кэрол стало намного спокойнее.
— Ну как ты сегодня? — спросил Мэтью, когда Кэрол с его помощью сделала еще несколько глотков чая. Ее руки по-прежнему дрожали, но лицо было спокойным.
— Просто немного устала, — ответила Кэрол. Утро было беспокойным, но вчерашние события были куда страшнее. Кэрол знала, что никогда теперь не забыть ей день, когда перед ее глазами возник этот безумный парень с ножом. Стоило ей увидеть его глаза, и она поняла с абсолютной ясностью, что через несколько секунд умрет. Ничего подобного Кэрол не испытывала, даже когда взрывная волна подняла ее в воздух и швырнула к стене тоннеля. Тогда она просто не успела осознать, что с ней произошло, не успела испугаться. Тот взрыв представлялся ей чем-то вроде стихийного бедствия — урагана или извержения вулкана, которое угрожает сразу всем и никому в отдельности. Но вчера все было совершенно иначе. Не темные силы стихии, а вполне конкретный человек пришел, чтобы отнять жизнь у нее, и это казалось Кэрол непостижимым и пугающим. Трудно сохранять хладнокровие, когда знаешь, что смерть грозит лично тебе и что есть люди, которые в этом заинтересованы. При мысли об этом Кэрол снова начинало трясти. Но теперь рядом был Мэтью. Стоило ей взглянуть на его уже не чужое лицо, как у нее сразу становилось спокойнее на душе. Теперь она знала, что это жесткое, аскетическое лицо может быть другим — нежным, добрым, родным. Но чувства Мэтью в большинстве случаев выражались не в словах, а в делах. Вот только самого главного дела Мэтью так и не сумел довести до конца, хотя в его глазах ей и сейчас мерещился отсвет глубокого и искреннего чувства. Кэрол только не знала, был ли это отсвет горько-сладких воспоминаний или его любовь к ней так и не остыла до конца. Выяснять это Кэрол и не собиралась, она не хотела бередить старые раны и открывать двери, которые — для нее, во всяком случае, — закрылись навсегда. Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, подумала Кэрол. Так будет лучше и для него, и для нее.
— Нет, я чувствую себя неплохо, — повторила она, увидев, что Мэтью недоверчиво качает головой. — Ну, почти хорошо… — добавила Кэрол, откидываясь на подушку. — Просто устала, — повторила она, имея в виду долгий разговор с полицейскими.
— Ты замечательно держалась, — проговорил Мэтью одобрительно. На протяжении всего разговора Кэрол действительно была спокойна, а ее ответы содержали полезную для следствия информацию. Мэтью, правда, заметил, что Кэрол, порой приходилось прилагать значительные усилия, чтобы вспомнить те или иные подробности, но она, не жалея себя, старалась помочь полиции. Впрочем, его это не удивило. Он знал, что Кэрол была незаурядной женщиной — умной, самоотверженной, обязательной. Мэтью сам испытал это на себе, когда погибла его дочь, да и во многих других случаях Кэрол первой спешила к нему на помощь и ни разу его не подвела. В отличие — увы! — от него самого. Мэтью прекрасно понимал, как безответственно и трусливо он себя повел, когда ему пришлось принимать, быть может, самое важное решение в его жизни. В последующие полтора десятилетия он много раз мысленно возвращался к тем событиям — и снова, и снова убеждался в том, что совершил непоправимую ошибку. Он причинил боль женщине, которую любил, разрушил ее и свою жизнь, уничтожил свое будущее. А самое страшное заключалось в том, что изменить уже ничего нельзя. Мэтью сознавал это лучше, чем кто бы то ни было, но часто бессонными ночами ему мерещилось ее лицо, ее губы, ее глаза, ее улыбка, ее голос и прикосновения. Так продолжалось все пятнадцать лет, что они не виделись, и вот теперь он снова сидит рядом с ней, и достаточно протянуть руку, чтобы коснуться ее нежной, теплой кожи.
