— Эти вещества дают только усиление цветовых эффектов, насколько я понимаю. Но все-таки я стараюсь чистым сознанием работать. Ритуал разный бывает. Чаще я предлагаю взглянуть на прошлую жизнь, на свои деяния. Ввожу в транс, пою. И за звуком надо идти. Тогда начинает расслабляться, рассасываться эта точка, которая оставлена на сознании. Уходи, куда доходит этот звук, и увидишь просветление. И люди начинают плакать или смеяться над своей жизнью. Потому что прошлые их поступки им смешны.
— Вот уж чего совсем бы не хотелось, — пробубнил Юрий Николаевич. — А вот мы сидим с вами, да? И вы выглядите вполне цивильно. У нас же детские забавные образы такие, что шаман всегда обязательно как-то экзотически одет, раскрашен…
— А зачем бы мне вас шокировать? Иногда я так одеваюсь, как вы нарисовали, но в узком кругу. Главное — хорошенько подготовить сознание человека. А не показаться — мол, какой ты красивый или страшный. И главный секрет шамана — всегда быть спокойным.
— Слушайте, Коля, а есть ли очередь к шаману? — Скворцов, сам того не замечая, по-серьезному включился в беседу. — Многие действительно желают переосмыслить прошлое и даже изменить свою жизнь?
— Представьте — да.
— И что, шаман сегодня хорошо зарабатывает?
— Пока я шаман, значит, я бедный. Богатый шаман — не шаман.
Такой, может, немного и забавный вывод из разговора тоже требовал закрепления. Тем более что Николай в плане выпивания выглядел вполне на уровне. И еще полночи все они рассказывали друг другу о главном, хотели выявить, понять это главное — откуда оно и кто такое.
Вася же усвоила только то, что усвоила. Шаман Николай, оказывается, родился в глухой тувинской деревне. Шаманить научился у матери. И вообще шаманство все-таки передается по наследству. Но сам Николай считает, что особо одаренных можно кое-чему научить. У него жена, все наделали ей комплиментов и выпили за нее даже пару раз, и уже четверо взрослых детей. Он любит путешествовать и часто покидает свой дом, чтобы мир посмотреть, а также рассказать желающим о тайнах шаманских ритуалов. И этот случай был для него, вероятно, именно таким.
Наконец все разбрелись по своим пенальчикам.
— И что ты лежишь недвижим? Скажи, пожалуйста?
— А что надо-то?
— И Сухов еще сказал, что ты живой человек. Причем второй раз уже сказал. Это большой комплимент. Не оправдываешь нашего доверия.
— А ты? Про тебя он что сказал?
— Он сказал: Вася живой человек — априори.
— Может, ты и априори, а я наливки перепил.
— А мне ведь шаманская жена рассказала по секрету, что наливка возбуждает. Обманула, наверное, — вздохнула Вася. — А давай, Юр, можжевельник зажжем? Я видела его там в комнате.
— Ты что? Это же самое гипнотическое средство и есть.
Вася радостно подпрыгнула.
— Слушай, дай полежать спокойно. — Скворцов смотрел в темноту потолка, пока она крутилась и вертелась, и думал, откуда один за другим стали появляться в его жизни все эти экзотические персонажи, которые почему-то уже знают про него все, о чем он сам только начинал догадываться. И сколько еще им про него известно такого, что он про себя и предположить не может? И как будто собрались они все вместе, чтобы легкими и безболезненными, а может, даже и приятными процедурами фиксировать его собственное открытие себя.
— Ну ты что — не хочешь быть полубогом, что ли? — Вася снова толкала его в бок.
— Падай с неба в кровать. Полубог. Тоже мне. — Она обиженно отвернулась. — И не пыхти.
В какой-то из дней путешественники наконец покинули свои пенальчики, потом избушку, молчаливого служителя и шамана Николая с его женой Анной, оставили далеко кратеры, озера, дымы и местные радости. Потом они покинули казавшийся теперь большим и уже суетным город, который мелькнул россыпью огоньков где-то внизу, опять закопавшись в сопках, и вышли на прямую, что вела их и связывала с реальностью. Вот так летишь, летишь. Едешь, едешь. А потом жизнь твоя меняется. Уже изменилась твоя жизнь.
Дома Вася стала как замороженная. Так часто случается с впечатлительными людьми после непростых поездок, каковой и была последняя. Надо было все попробовать понять. Но если по-хорошему — что именно понимать? Все примитивно донельзя. Такое можно только помнить.
Васе надо было куда-нибудь двинуть мозги, чтобы хотя бы на время отогнать от себя всякую чушь и неразобранные впечатления. И именно поэтому она с тупой радостью отправилась к Ольге. Они договорились встретиться в ресторане Дома кино, единственном (пока) оставшемся в столице так называемом корпоративном творческом месте. Давно уже погибли для писателей их Дом на Большой Никитской, для архитекторов — на Никитской Малой и даже знаменитый Домжур на Никитском бульваре — для журналистов. Все эти Дома стали околочастными, но главное, их покинул дух и постоянные посетители, пьяницы и бузотеры, создававшие месту колорит. Все живые еще творческие единицы теперь стекались именно в Дом кино, хотя он тоже начал уже разбавляться посторонней публикой, которая хотела быть хоть чуть причастной к великому. Но вряд ли получала здесь особые впечатления именно в силу своей непричастности. Ну кроме, пожалуй, лицезрения толкающихся по буфетам известных всей стране лиц.
Давно грозили прикрыть и эту богадельню. Завсегдатаи грустили, что скоро закончится их лафа в этом благословенном столичном уголке, но пока все было по-прежнему — и меню там оставалось таким же, как в старину, и манеры посетителей. Словом, заведение под названием Дом кино было вполне совковским, но своим. Именно там и договорились встретиться Ольга и Вася.
— Привет, дорогая. Выглядишь прекрасно. Даже загорела. Может, ты на курорт летала, а вовсе не на холодный наш и близкий Дальний Восток? Но если не хочешь, не признавайся.
— Да нет, Ольга. На восток. Там же снег, солнце, горы, лыжи и загар.
— Ты что, научилась кататься на горных лыжах?
— Боже упаси. Ты же знаешь, это не мой спорт.
К ним подбежал шустрый официант.
— Добрый вечерок. Что будем сегодня кушать? И будем ли пить?
— Пить будем обязательно. Водку.
— Вась, может, вина? — Ольга жалобно посмотрела на официанта, но поняла, что поддержки у него не получит. — Ну ладно. Водку.
— Ну раз пить водочку будем, тогда все остальное, как обычно?
Ресторан Дома кино, как, впрочем, раньше и Домжур, и ЦДЛ, был хорош еще и тем, что официанты прекрасно знали всех без исключения постоянных посетителей и помнили их вкусы, а также причуды. Здесь правильно резали лимоны пополам — перпендикулярно, что невозможно было объяснить ни в каких элитных забегаловках — хоть ты бейся головой об тот лимон. Ни в какую не желали понимать этого вышколенные на какой-то свой лад подавалы. И заказы в Доме кино делать тоже не было необходимости. Все и так принесут в лучшем виде. Только очень удивятся и даже вскинут брови, если кто-то из классических пьяниц закажет вдруг не водки, как обычно, а вина, впрочем, как и наоборот — встречались же среди завсегдатаев и вино предпочитающие. За такое внимание можно было простить многое.
