— И всё же…
— Нет Ваня, никакого всё же. Ты не монстр и не убийца, ты — хороший человек, которого ударила судьба поддых. Ты хороший.
— Да, конечно, — саркастически сказал я.
— Вань, это был последний пост Ринаты. «Ты-то хороший». Это был последний пост, выложенный за пару часов до её… Самоубийства. Прежде чем её родные предпочли удалить страницу. Вань, если не веришь мне, поверь тогда Ринате. Ведь она верила в тебя. Верила в то, что ты хороший, что выдержишь удар судьбы, нанесённый Машей. Она считала тебя лучшим из людей, с которыми она знакома.
— Я… Я хороший? — рыдая спрашивал я как будто у Бога. — Ну ответь мне! Почему ты не рыдаешь со мной? Где же чёртов дождь, когда он так нужен? Почему? Почему ты забрал её?! Я ведь её… Не любил. Но убил. Ненавижу тебя. Ведь ты смогла, а я нет. Мы бы сейчас могли быть вместе. Там. Наверху.
— Вань, — сказала Настя, положив руку мне на плечо, — ты хороший. И способен творить добро. И ты можешь быть счастливым.
— Да… Ведь «я-то хороший», — сказал я и снял с шеи серебряный крестик.
— Ваня? — спросила Настя, недоумевая, когда я встал с колен.
— Довольно. Хватит жить в мире страданий. Хватит… Упокой Господь её душу. Не наказывай её. Не отправляй её в ад. Ведь она ангел. Мы были недостойны жить рядом с ней. Я был недостоин её. Позаботься о ней. Аминь, — сказал я и поцеловав крестик, швырнул его в воду. — Упокой Господь её душу.
Часть 4. Воскрешение
Глава 19
Прошло 2 года
— Иван, как Вы себя чувствуете? — спросил привычный для меня голос.
— Нормально, док, — ответил я.
— Я слишком часто слышал это «нормально». Можете поподробнее?
— Док, я всем отвечаю, что со мной всё нормально.
— И куда Вас это привело?
— Прямо к Вам док. Я понимаю, что мы это обсуждали, но ничего, что я называю Вас «доком»?
— Нет, всё хорошо. Моё мнение не поменялось. Моя цель — помочь Вам.
— Да ладно Вам док, Вы же бесплатный психолог, какая там цель помочь?
— Мне кажется Вы заблуждаетесь. Если бы меня интересовала финансовая составляющая, я бы здесь не сидел.
— Да, наверное, Вы правы.
— Так что же, как у Вас дела?
— А, да, мои дела…
— Только давайте без своего «нормально». Вы помирились с друзьями? Вы мне обещали.
— Помирился? У меня же есть друзья, док. Их немного, но они есть.
— Да? Что ж, в таком случае я уточню вопрос: «Вы помирились со своими лучшими друзьями?».
— Ох, Вы про это.
— Да, я про это. Вы ведь дружили с этими ребятами с первого класса?
— Да, было дело.
— Слушайте, я не заставляю Вас вновь проходить через свои тёмные воспоминания. Я понимаю, что Вам больно. И было больно. Но неужели Вы решили порвать долгую и прочную дружбу?
— Док, к чему это?
— Потому что друзья — это те люди, которые способны помочь Вам гораздо сильнее, нежели я. Они — антисуицидальные факторы.
— Док, я же говорил, что про суицид больше не думаю.
— Да, говорили. Тем не менее, свою дипломную Вы писали по теме суицида.
— Ну да, а что в этом такого? Как говорится в одном старом меме: «Ребята, в этом я шарю».
— Хорошо, обсудим это позже. Забудем старых друзей. На время во всяком случае. Поговорим о нынешних друзьях. Как часто вы видитесь?
— Не чаще, чем с Вами, док.
— То есть раз в пару месяцев?
— Да, примерно так.
— Хорошо, а в ВУЗе Вы нашли себе товарищей?
— Ну, может быть…
— То есть Вы всё так же сидите один за партой и инициируете разговор только в том случае, если Вам в редкий случай нужно что-то узнать, верно?
— Наверное… Со мной всё нормально, док, честно.
— Да? Именно из-за этого «нормально», Вы в свои 24 выглядите как мужчина в кризисе среднего возраста.
— Ну, бывает. Да это я просто не побрился. А вот если побреюсь, то буду выглядеть не на 45, а на 40. Хорошо ведь?
— Чувство юмора — это конечно хорошо, но этот юмор злой, саркастичный, самоуничижительный.
— Спасибо, хоть кто-то оценил моё чувство юмора.
— Я раньше не замечал у Вас седых волос на висках. Что случилось?
— А, да это фигня. Они уже два года седые, просто обычно я их подкрашиваю, а в этот раз забыл. Так что можете насчёт моих волос не переживать. А так получается да, я прям на мужика в кризисе среднего возраста похож.
— Это точно. Что насчёт 20 апреля?
— Что? 20 апреля? А, Вы про это…
— Да, я про это.
— Слушайте, я думал мы это уже прошли и забыли.
— Нет. Мы не можем это «забыть». К тому же осталось меньше двух месяцев до 20 апреля.
— Док, Вы зря волнуетесь. Я же не фанатик. Мне плевать на дату. Главное чтобы было как можно больше людей, — сказал я и усмехнулся. — Ой, видимо зря я это сказал. Простите. Это шутка. Честно. Просто я расцениваю Вас как друга, который умеет отличать чёрный юмор от правды.
— То, что я для Вас друг — это хорошо. Но подобные шутки… Ваши «друзья» могут ещё и посмеяться над подобным, но я вижу здесь скрытие проблем. До дня «икс» Вы ведь часто «шутили» насчёт суицида, верно?
— Ну, я шутки свои в блокнот не заносил, но, наверное, да, Вы правы.
— И?
— Не-не-не, никакого «Колумбайна» не будет. Это было же почти два года назад, когда я только выписался из больницы. Тогда да, я много читал об этом теракте. Ну, и о подобных ему.
— Вы читали не только о терактах, но и том как к ним подготовиться. Как их устроить.
— Да, помню. Читал кучу статей и поглощал тонны информации о взрывчатке, огнестреле, о законах.
— Ага, у меня от Ваших рассказов волосы ставали дыбом. Сколько Вы придумали планов насчёт теракта? 12?
— Док, я что, по Вашему мнению, амёба какая-то? 12 идей относились только к ВУЗу, а так идей было около 30.
— Уф, 30 способов устроить резню.
— Да, а ещё не кончать с собой, как другие, а сдаться и закосить под невменяемого. У меня бы вышло, спору нет. Там бы посидел, полечился, думал даже автобиографию написать. «Моя борьба». Нет, ну а что, автобиография подростка-террориста. Это же хит!
— Надеюсь такого хита не будет. Мы это уже проходили ранее, но сейчас, ретроспективой, Вы можете мне ответить на один вопрос?
— Да без «б».
— О чём Вы тогда думали? Когда придумывали все свои планы о том, как достанете оружие, где устроите резню и так далее.
— Ну Вы и спросили док. О чём я думал? Хм, наверное, о бесконечной злобе. О гневе и ярости. Ненависти. Ненависти ко всему. Я ненавидел всё. Ненавидел себя. Ненавидел друга, за то, что он снял меня с петли. Ненавидел родителей за то, что родили меня, а не сделали аборт. Ненавидел девушку, что меня предала. Ненавидел девушку, которая меня отшила. Ещё больше я её возненавидел, когда узнал, что она покончила с собой. Почему? Потому что она смогла, а я нет. Ненавидел своих одногруппников, которые видели моё состояние, но не пытались даже заговорить со мной. Ненавидел одногруппниц, которые «глазели» на меня после того, как их подруга отшила меня. Что они хотели прочитать на моей морде? Что мне плохо? Браво, они прямо мастера по считыванию эмоций людей. А они всё смотрели. Делали вид, что просто оглядываются, но каждый раз задерживали взгляд на мне. И смотрели. Смотрели… Мне было плевать, что они «девушки». Просто плевать. Я хотел прописать им мощный джеб с правой, от которого они бы упали. Лежачих, беспомощных «баб» я бы стал избивать ногами, чтобы в конце концов размозжить им голову своим ботинком. Чтобы на моей подошве остался след макияжа, женской красоты и алой крови. Я ненавидел саму жизнь. Раз мне не дали умереть, тогда я не дам им жить. Я возненавидел ближнего, как самого себя. Вы довольны ответом, док?
— Эм, да, доволен. Извини, что заставил вновь всё это пережить.
— Всё нормально док, эти мысли в прошлом.
— А какие мысли в настоящем?
— Надежды больше нет. Боли больше нет.
— То есть Вы отождествляете надежду и боль?
