ворвался в особняк. Он не продумал всех деталей, но сделал так, чтобы мы были готовы к его появлению.
И как только он узнал, что Турок взял в заложники Алессандру, Никколо на ходу изменил план так, чтобы Алессандра была спасена, и никто из нас не погиб.
Я склонен забывать о таких вещах.
Дарио хлопает меня по плечу.
— Мы все учимся в процессе, брат. И все мы можем облажаться. Так что никогда не думай, что ты должен быть идеальным, или что я прошу тебя быть таким — потому что это невозможно. Мне просто нужно, чтобы ты соблюдал субординацию и понимал, что ты — очень ценный винтик в гораздо более крупной машине. Мы все. Я ничем не отличаюсь. Если я умру, кто-то из вас должен будет заменить меня на этом посту и стать Доном…
— Не говори так.
— Но это правда, и мы должны смотреть ей в лицо. Любой из нас может умереть в любой момент. Мы должны быть готовы к такой возможности. Если я умру, ты — очевидный выбор, чтобы стать следующим Доном. Но Никколо — единственный реальный кандидат на пост консильери, который у нас есть. Роберто хорош, но он занимается только бизнесом — у него нет понимания человеческой природы, как у Никколо. Ларс или Массимо? Нет. Они бойцы, а не люди за шахматной доской. Валентино? Ни в коем случае. Так что, если тебе придется стать Доном… как ты будешь вести дела с консильери, которого ты все это время не уважал?
Господи…
Когда он так говорит…
— Хорошо, — угрюмо соглашаюсь я.
— Мне также нужно, чтобы ты поговорил с Массимо и Ларсом.
Мой желудок падает.
Я вспоминаю, что сказал Массимо в машине — как я ударил его за то, что он назвал меня дерьмом.
И я с искренним стыдом вспоминаю, что сказал Ларсу после того, как мы спасли мать Бьянки.
Но меня злит, что они пошли ныть к Дарио.
— Что они сказали? — сердито спрашиваю я.
— Ничего. Я понятия не имею, что между вами произошло. Знаю только, что что-то случилось, и они не в восторге от этого.
Я чувствую еще больший стыд, услышав это.
Конечно, они ничего не сказали Дарио.
Они из более прочного материала.
Нет… видимо, только я один хожу жаловаться брату, когда не получаю желаемого.
Например, когда консильери отдает мне приказ, а я перечу ему.
Я тяжело выдыхаю и киваю.
— Я позабочусь об этом. Обещаю.
— Хорошо, — одобрительно говорит Дарио. — Теперь… о Бьянке.
Я встревоженно смотрю на него.
— Что с Бьянкой?
Он улыбается.
— Ты действительно увлечен ею, не так ли?
Мне это не нравится.
И становится еще более не по себе, чем от разговора о Никколо, Ларсе и Массимо.
— Она просто девушка, — говорю я ворчливо.
— Ага. А ты рисковал жизнью, чтобы найти ее отца… ради «какой-то девчонки».
Я вспоминаю, как Бьянка, по сути, спросила меня о том же самом в ресторане. Я попытался ответить так же, как ей.
— Ее отец был ключом ко всему этому, поэтому я хотел найти его.
— Но ты же не знал этого, когда вернул своих людей сюда и отправился искать его в одиночку… не так ли?
Чувствуется, что Дарио видит, что я не могу придумать достойного объяснения.
Это мне не нравится.
Это заставляет меня чувствовать себя голым. Обнаженным.
Прежде чем я успеваю что-то сказать, Дарио спрашивает.
— Ты помнишь ту ночь, когда я отослал Алессандру?
— Конечно.
Как я могу забыть?
Это ужасный момент.
Она хороший человеком, очень хороший человек…
А ее сердце разбивалось прямо у нас на глазах.
Мы все это видели…
И все мы видели, что Дарио влюблен в нее.
Он просто не хотел…
… признаться в этом.
Черт.
Если это план Дарио — заставить меня понять, что на самом деле происходит между мной и Бьянкой, то он не стал бы настаивать.
Вместо этого он говорит.
— Никколо сказал мне кое-что после того, как я отослал ее. Он сказал, что я думал, будто любовь к ней сделает меня слабым… но я ошибался. На самом деле это сделает меня сильнее, потому что даст мне нечто большее, чем я сам, за что можно бороться. Я сказал ему, что у меня есть ты, он и семья, за которую я должен бороться, а он накричал на меня: — не будет никакой семьи, если все закончится на нас! Если мы умрем в одиночестве, то ради чего все эти жертвы? Чего все это стоит, если не с кем поделиться, если нет детей, которым можно передать это по наследству?
Я ошеломленно смотрю на брата.
Он никогда не говорил мне об этом.
Более того, я не уверен, что он когда-либо рассказывал мне что-то настолько личное.
— Я понимаю, что ты знаешь ее совсем недолго, — говорит Дарио. — Но, когда ты знаешь… ты знаешь. Я знал об Алессандре почти с того момента, как увидел ее… но я боялся. Я не хотел признаваться себе, что это был страх, но это было так. Я думал, что любовь к ней сделает меня слабым. Я ошибался. А Никколо был прав.
Он смотрит на меня и кладет руку мне на плечо.
— Не повторяй моей ошибки.
Я просто смотрю на него… и молча киваю.
Даже если бы я захотел заговорить, то не смог бы найти слов.
Вдруг я слышу голос Алессандры.
— О, а вот и двое наших любимых мужчин! Привет, мужчины!
Я оглядываюсь и вижу, что она идет к нам.
И Бьянка рядом с ней.
Ее лицо пленяет меня — ее красота.
Но дело не