свою руку, а теперь я навязываю свою. С небольшой помощью твоего отца.
Сердце колотится в груди, как барабан.
— Пожалуйста. К чему такая спешка? Через несколько месяцев она сможет выйти замуж легально здесь, в России. Мы могли бы спланировать красивую свадьбу и произвести фурор. Не торопись только потому, что ты на меня злишься.
Он вырывает у меня руку, и я вскрикиваю от боли.
— Ты думаешь, я идиот? Если ты знаешь, что хорошо для тебя и Софии, ты заткнешься и будешь делать то, что я скажу.
Боже мой, он совсем спятил.
Внутри ангар окружен незнакомыми охранниками с большими пушками, дающими понять, что сбежать не получится. Да я и не пыталась, зная, что София уже в самолете.
Мы заходим в частный самолет, где еще больше охранников сидят с каменными лицами, ожидая нашего прибытия. Мое внимание привлекают приглушенные всхлипывания.
София сидит сзади, ее глаза закрыты, а голова прислонена к стене. Кажется, она не заметила моего появления.
— София, — бормочу я, чувствуя себя разбитой из-за того, что вижу ее в таком состоянии. Я вырываюсь из рук Анатолия и бросаюсь к ней.
У нее красные глаза, и она выглядит измученной.
— Лиза, Боже мой. Я не знаю, что происходит. Почему Анатолий так поступает?
Я опускаюсь на сиденье рядом с ней и обнимаю ее. Какое бы объяснение я ей ни дала, ей не станет легче, поэтому я вообще ничего не говорю.
— Охранник Романа пришел забрать меня из общежития, сказал, что я в опасности, а потом… О Боже, его убили прямо у меня на глазах. Выстрелили в голову, прежде чем он завел машину. Потом они заставили меня выйти из машины и…
— Тише. — Я пытаюсь ее успокоить. — Я объясню позже, сейчас не время. — Не сейчас, когда Анатолий и его охранники всего в нескольких шагах от нее.
Я не могу представить, что ей пришлось пережить сегодня, и самое страшное, что этот день еще даже не близок к завершению. У меня ужасное предчувствие, что дальше будет только хуже.
Опустив взгляд, я замечаю ограничители на ее руках и ногах. Гнев закипает в моей крови. После всего, что ей пришлось пережить, быть связанной — последнее, что ей нужно.
Я уже собираюсь обсудить этот вопрос с Анатолием, как в салон заходит член экипажа.
— Авиадиспетчеры разрешили нам взлет. Если все готовы, вы можете занять свои места, и…
— Мы ни хрена не готовы, — процедил Анатолий.
Первый офицер возвращается в кабину.
— Я буду ждать вашего приказа, сэр.
Анатолий начинает вышагивать по проходам, выглядит взволнованным, телефон прижат к уху.
— Где он, черт возьми?! — Его разочарование нарастает, когда он снова и снова нажимает на кнопку вызова.
Я кладу голову сестры себе на плечо, чтобы укрыть ее от окружающего нас хаоса. Единственное, за что я благодарна, так это за то, что Анатолий не рассказал ей о своих планах на нас. Ни к чему хорошему это не приведет, если она узнает, что будет дальше.
Когда Анатолий перестает вышагивать, вся каюта, кажется, затаила дыхание. Выражение его лица меняется от гнева до раздражения, когда он стоит на месте с телефоном в руке.
— Сергей, где тебя носит? — огрызается он. — Мы ждем тебя в самолете.
Мое тело напрягается. Я не могу поверить, что это действительно происходит.
— И что? — спрашивает Анатолий.
Наступает короткая пауза, прежде чем он кивает.
— Хорошо. Васильев получил именно то, что его ожидало. Надеюсь, ты сделал его смерть медленной и мучительной.
Анатолий впивается в меня взглядом, его губы изгибаются вверх.
Кровь застывает в жилах, и в животе словно камень оседает свинец. Из моего горла вырывается мучительный крик, а тело сотрясает неконтролируемая дрожь.
Это не может быть правдой. Роман не может исчезнуть. Человек, в которого я так сильно влюбилась, вырван из моей жизни безумцем-садистом. Это мучительно, словно в мою грудь глубоко вонзили лезвие и безжалостно выкручивают.
— Лиза, ты… ты в порядке? Что происходит?
София не понимает, что речь идет о Романе, и я не могу ей этого объяснить. Не сейчас. Слова выходят за рамки моих возможностей.
Видя мое состояние, она пытается меня утешить. Она не может обнять меня, но начинает напевать колыбельную, которую нам пела старая няня. Я сосредотачиваюсь на песне, ее голосе и мелодии и блокирую все остальное в своем мозгу, зарываясь в колени Софии, пока она гладит меня по волосам.
Я едва осознаю, когда Анатолий кладет трубку и приказывает одному из своих людей связать меня, как мою сестру.
У меня нет сил сопротивляться. У меня нет сил ни на что, кроме как закрыть глаза и молиться, чтобы все это оказалось кошмаром, от которого я скоро проснусь.
Лиза
Я упиваюсь темнотой, не в силах собрать все силы, чтобы открыть глаза. Я не могу сосредоточиться. Я не могу думать о том, что будет дальше. Я даже не могу поговорить с Софией. Я просто оцепенела. Сломана.
Менее двенадцати часов назад я была в объятиях Романа — самой счастливой и защищенной из всех, что я когда-либо чувствовала, — а теперь случилось самое худшее из возможного. Невообразимое.
Жизнь с ним, которую я только начала строить в своей голове, стерлась — одноразовая фантазия, которой никогда не будет.
Я знала, что он живет в опасном мире с опасными людьми, — мне это было знакомо не понаслышке. Но мне хотелось верить, что он непобедим. Глупая я. Оказывается, никто не может быть непобедим, только супергерои в кино.
— Пойдем, Лизка, — шепчет София. — Мы только что приземлились.
А?
Я моргаю, прогоняя сонливость, когда двигатели самолета затихают, и их гул сменяется оглушительной тишиной, которая кажется неуместной после нескольких часов постоянного шума. Мои конечности затекли, а мышцы болят от стесненного положения и холодного металла наручников, которыми были связаны я и София.
Анатолий стоит в открытом дверном проеме самолета, его силуэт темнеет на фоне слепящего света, льющегося снаружи.
— Расстегните их, — командует он через плечо.
Его люди, две грузные фигуры, которых я никогда раньше не видела, движутся к нам. София вздрагивает, когда они приближаются, но я говорю ей, что все будет хорошо. Не потому, что я в это верю, а потому, что мне нужно сказать что-то утешительное.
— Ведите себя хорошо, — предупреждает Анатолий, когда металл снимается с моих запястий.
Я потираю красные следы, оставленные наручниками, кожа нежная и в синяках. Руки дрожат не только от боли, но и от нахлынувшего страха и неуверенности.
Мне нужно
