Выплеснув на Софию всю злость, я отхожу к окну.
Позади себя слышу только всхлипы. Она бездействует.
— Поживее, у тебя осталось не так много времени, — разворачиваюсь вполоборота и указываю на почти истлевшую сигарету. — И помни, можешь забирать с собой все. Ни в чем себе не отказывай. Я сегодня как никогда щедрый, но жутко нетерпеливый.
— Мерзкий ублюдок! — выплевывает она яростно, после чего-то слышится какая-то возня. Она начала одеваться. — Будь ты проклят вместе с этим домом! Пусть он сгорит вместе с тобой!
На моих губах растет улыбка. Дышать становится заметно легче. Я словно сбросил со своей шеи многотонный груз, а не сорока килограммовую стерву.
И почему я раньше до такого не додумался?
— Сельчук, я передумала, — ровным тоном произносит София, держа телефон у уха. — Забери меня. Поедем к тебе сегодня!
И София сбегает к какому-то Сельчуку, не взяв с собой ничего, кроме своей сумочки.
Я нахожу это максимально странным.
Неужели она рассчитывает, что может вернуться сюда?
Вот она удивится, когда возвращаться будет уже некуда...
Еще какое-то время я стою у окна, провожая взглядом быстро удаляющуюся Софию.
Внезапно пальцы мои обжигает тлеющий фильтр. Я присаживаюсь в кресло, тушу подошвой ботинка сигарету и мгновенно засыпаю.
40. Любой ценой
Сквозь дремоту слышу поскрипывание рассохшегося паркета.
Уже и забыл что такое глубокий здоровый сон, поэтому всякий раз я обращаю внимание на любые посторонние шумы, даже такие незначительные как гул водонапорных труб или шорох листвы за окном.
Открываю глаза и, обратившись в слух, улавливаю спокойное дыхание дома.
Внезапно тишину пронзает повторяющийся скрип. На сей раз чуть ближе, чем предыдущий.
Я прикладываю ухо к стене. По ней вибрация незначительная поднимается, словно от шагов поблизости.
Не нравится мне все это...
Если внизу не Мария, значит в дом проник кто-то посторонний.
И этот кто-то сейчас находится на втором этаже. Прямо подо мной. В моей спальне.
Только этого мне сейчас не хватало...
На цыпочках я добираюсь до двери. Аккуратно распахиваю ее, беззвучно заглядываю внутрь спальни Марии.
Она с Элиф спит.
Это точно не София. После того, что произошло между нами, она не сунется сюда, пока в доме нахожусь я.
Домашних животных, насколько я знаю, никто здесь не держит.
Напрашиваются только два варианта: либо в доме сейчас орудует воришка, либо никакая это не случайность.
И если с первым вариантом я справлюсь в одиночку без какого-либо труда, то остается только предугадывать, как быть со вторым вариантом.
Сказать, что данная ситуация напрягает меня до состояния взведенного курка — ничего не сказать.
Спускаться по лестнице, чтобы убедиться в своей правоте, слишком долго. Рискованно.
Я так же могу выдать себя поскрипыванием половиц, и тогда проходимец может улизнуть прежде, чем я его поймаю.
Или того хуже — выкинет что-нибудь такое, к чему я не буду готов.
Все-таки мое физическое состояние оставляет желать лучшего. Я обессилен как загнанная лошадь, и на эмоциональном пределе как какой-то психопат. Из-за недосыпа концентрация уже не та.
Адреналин стал моим дополнительным источником топлива. На нем и действую, изредка подпитываясь негативными эмоциями, которых накопилось во мне сполна.
Рано или поздно это может сыграть со мной злую шутку.
Мысленно матерю себя, вспомнив, что оставил ствол в машине.
Вообще-то в доме есть пара пушек, но Каплан всегда держал их в своем кабинете, а ключ от него хранится на первом этаже.
Сейчас это просто запредельно далеко.
При себе у меня только телефон, керосинка и пачка сигарет со спичками. Такой себе оборонительный наборчик.
Да что я в самом деле? И не такое проходили в свое время. Разберусь уж поди и без пушки.
Через спальню Софии я выхожу на балкон.
Навалившись грудью на перила, устремляю взгляд на второй этаж, где замечаю колышущиеся занавески и распахнутую балконную дверь.
Отлично. То, что нужно.
Этот путь будет многим короче и надежней, нежели чем спускаться по лестнице.
В результате я перебрасываю ноги за металлическое ограждение, становлюсь носками на выступ. Крепко ухватившись за карниз, я отталкиваюсь. Удерживаю себя на руках и чуть раскачиваюсь взад вперед. Ловлю подходящий момент для прыжка, затем разжимаю ладони, а через секунду уже ощущаю твердый пол под ногами.
Пока меня не заметили, я врываюсь через балконную створку в свою комнату.
Кровь во мне превращается в бурлящие адреналиновые реки. Пот со лба скатывается градом. Он застилает глаза. К тому же в комнате довольно темно, но застывшую темную фигуру контрастирующую на фоне белой стены заметить не так-то сложно.
Лица этого человека мне разглядеть не удается, поскольку тот стоит спиной ко мне. Он не двигается почти, сливается с темнотой.
Но...
Я четко слышу его затрудненное дыхание. Я застал его врасплох.
— Эй, здесь нет ничего ценного, — ровно проговариваю, плавно надвигаясь на него, чтобы не спугнуть. — Я позволю тебе уйти без участия полиции, если ты покажешь мне свои руки и не станешь делать глупостей.
Ложь!
Просто обманная уловка, дабы ослабить его бдительность. Поймать, скрутить и проучить лично.
А он храбреца из себя корчит. Не подчиняется.
Подбираюсь ближе и становлюсь в стойку в случае, если он попытается пойти в атаку.
— Медленно развернись и подними руки ладонями вперед, — делая паузы через каждое слово, повторяю я требовательно. — Без резких движений только! Я вооружен!
Последняя фраза оказалась весьма эффективной. Подчинившись, он поднимает руки над головой и медленно разворачивается.
Пульс тем временем нещадно долбит в висках. Каждая мышца каменеет, наливаясь тяжестью.
Я по-прежнему держу дистанцию на случай, если он припрятал где-то у себя пушку.
Ему остается сделать один шаг — и тогда я увижу его физиономию. Задерживаю дыхание, держу наготове кулак, за секунды ожидания превратившийся в кувалду.
Однако необходимость опознать его в лицо в один миг отпадает.
Прежде чем показаться мне на глаза, он надменным тоном произносит:
— Так просто мне еще никогда не удавалась пробраться в дом к Элмасам! Неужели ты настолько поверил в себя, что решил обойтись без охраны?
Меня моментально переклинивает.
Чувствую как теряю контроль над собой. Рассудок мутится, окрашивая перед собой все в зловещий красный цвет. Каждая клеточка тела саднит и ноет, словно всего меня перетянули колючей проволокой, находящейся под высоким напряжением.
Рывок — и я бросаюсь на него. Безжалостно хватаю за шею, цепляюсь клешнями до мяса, до хрящей. Давлю на его хребет всем своим весом, что позволяет мне зажать его голову в сгибе локтя. Следом сгибаю ногу в колене и наношу под дых мощный удар, вложив в него максимум презрения к нему.
— Пол-легче. Голову оторвешь же, — кряхтит он и кашляет в мою подмышку. — Разве так тебя учили встречать гостей?
Я взбешен до такой степени, что на сей раз даже мысли о долгой и мучительной смерти не вдохновляют меня так, как мысль о том, что я желаю испробовать на Рифате все виды боли. Все до последней, что когда-либо представлял в своем больном воображении.
Я жажду сделать из него подопытную крысу. Хочу убивать его и воскрешать, снова убивать и снова возвращать к жизни. И так до бесконечности, пока он сам не станет умолять меня прикончить его. Но даже тогда я не смогу остановиться.
Это стало моим принципом и рассчитывать на гуманизм тут бессмысленно.
— Ошибаешься! Меня обучали давить таких при первом же их вдохе! Травить и уничтожать! — шиплю, наслаждаясь мыслями, в которых я слышу его мольбы о пощаде.
Я сдавливаю крепче глотку, ощущая как кадык его врезается в мою лучевую кость.
Рифат хрипит, как на последнем издыхании. Но вопреки этому он не пытается сопротивляться. Руки его болтаются в воздухе. Я волоку его к стене, локтем нащупываю выключатель и включаю свет.
