Красный ослепляет мое зрение, поскольку нормальная, функциональная сторона меня отодвигается на задний план, и садизм берет верх. Я пытаюсь уговорить себя остановиться, не убивать его, но меня трясет от необходимости прикончить его самым болезненным из возможных способов.
- Э-э-э..., - он давится битой, поэтому я засовываю ее поглубже. - Полегче...с'оп.
Я вытаскиваю биту. Он выплевывает слюну и осколки зубов на порог собственного дома.
У этого парня совсем нет манер.
- Ты готов говорить?
Он кивает, по его лицу текут слезы.
Слабый, хныкающий засранец.
Я делаю еще глоток из своей бутылки.
- Ее отец. Он мне доплатил”.
- Чтобы причинить ей боль?
- Чтобы сломить ее.
Я не осознаю, что снова двигаюсь, пока бита не обрушивается Кравцову в пах, ломая по крайней мере его таз и, надеюсь, обмякший член вместе с ним.
Образы боли, которую ей пришлось пережить до того, как Рекс добрался до нее, проносятся в моем мозгу, как фильм ужасов.
Мои кулаки сжимаются. На лбу выступают капельки пота.
Мое сердце бьется так быстро, что кажется, оно вот-вот прорвется сквозь грудную клетку и выскочит из груди.
Успокойся. Мне нужно успокоиться .
- Почему?
- Я не знаю, чувак. Потому что он этого хотел? - Он свернулся в клубок, отвернувшись от меня. Его искалеченная нога вытянута под ним, как сломанная ветка дерева. - Он не назвал причины, просто сказал, что я должен преподать ей урок, если почувствую, что она не воспринимает это всерьез.
В этом нет смысла. Она тренируется каждый день, по нескольку часов в день. Когда она не в школе или на тренировках, она изучает игровой процесс противников. Она не могла относиться к этому более серьезно.
- Почему тебе показалось, что она не восприняла это всерьез?
- Она прибавила в весе.
Я отступаю. Какое, блядь, это имеет отношение ко всему?
Я думаю о ее нежелании есть. Протеиновый батончик. Сэндвич. Все блюда, которые я ей готовил.
Она хрупкая для своего роста, я всегда так думал. Ей нужно есть, чтобы набирать вес, а не терять его. Ее организму, должно быть, едва хватает энергии, чтобы поддерживать себя в течение обычного дня, не говоря уже об изнурительных тренировках.
- Она маленькая, - говорю я вслух, скорее наблюдая за собой, чем за чем-либо еще.
- Недостаточно маленькая.
Я опускаюсь на корточки и сжимаю кулаком его убитую челюсть. - Скажи еще одно гребаное слово, я осмелюсь.
Он яростно трясет головой, белки его глаз выпучиваются. Я отталкиваю его лицо, вытирая свою теперь уже грязную руку о его халат, когда встаю.
В его глазах светится облегчение, как будто он думает, что между нами все кончено. Я ставлю ногу ему на горло и нажимаю, пока он не начинает полоскать горло.
Я остаюсь на этом месте, прокручивая в голове события последних нескольких месяцев. Примерно неделю назад я зашел в свою спальню, чтобы взять часы, и застал там Неру, только что вышедшую из душа и разговаривающую по телефону со своей матерью.
Казалось, она не услышала, как я вошел, хотя я и не вел себя тихо. Но, возможно, это потому, что она была сосредоточена на наказывающих словах, которые бросала в ее адрес мать. Я был отвлечен тем, как хорошо она выглядела – сидела с мокрыми волосами на моей кровати, в моей футболке, – и слова ее матери дошли до моих ушей с десятисекундной задержкой. Ее голос звучал раздраженно, и ее тон сразу же поддержал меня.
- ... не более девятисот калорий. Сейчас сезон отпусков, вам нужно быть особенно осторожными. У нас намечены важные праздничные мероприятия в честь твоего отца, ты хочешь убедиться, что хоть раз выглядишь приемлемо ...
Со спины я видел, какими напряженными были мышцы спины Неры, как высоко и близко к ушам опустились ее плечи. Она подняла руку и начала покусывать кожу вокруг ногтей.
Я схватил телефон и повесил трубку посреди обличительной речи, к большому разочарованию Неры. Она побледнела и потянулась за телефоном, но я отбросил его на другую сторону кровати, опустился на колени и отвлек ее своим языком.
Когда мы закончили, и я спросил Неру, по поводу чего был телефонный звонок, она отмахнулась от меня и потребовала, чтобы я отвез ее домой.
Я отмахнулась от этого разговора как от напряженного момента между матерью и дочерью. Теперь эти слова не давали мне покоя.
Я медленно складывал все больше кусочков головоломки воедино. Та картина Неры, которая когда-то была такой неясной, с каждым днем становилась немного яснее.
Как и моя потребность защитить ее.
Я надавливаю на горло Кравцова, кожа на его лице становится темно-помидорно-красной.
- Ты больше никогда не приблизишься к Нере ближе чем на пятьсот метров. Кивни, если понял
Он кивает настолько, насколько это физически возможно, учитывая, что моя нога все еще прижимает его горло к земле.
- Ты собираешься продолжать посылать свои отчеты ее отцу, как будто ничего не изменилось. Вы дадите ему восторженные отзывы о ее работе, ее мастерстве, ее преданности делу. Если понадобится, о ее весе, - говорю я сквозь стиснутые зубы. - Ты скажешь ему, что никогда не видела такой спортсменки, как она, и позаботишься о том, чтобы он ничего не заподозрил. Все еще со мной?
Он снова кивает.
- Хорошо. - Я снова приседаю, угрожающе прижимая биту к его виску. - Если я узнаю, что ее отец знает правду. Если я узнаю, что ты кому-нибудь рассказала об этом маленьком разговоре один на один, который у нас был. Если, не дай Бог, я узнаю, что ты каким-либо образом связался с Нерой, и ради твоего же блага я действительно надеюсь, что никогда этого не сделаю, - говорю я с безумной улыбкой. - Вся эта ночь покажется тебе забавным бушем по сравнению с полноценной трапезой боли, которую я запихну тебе в глотку, когда вернусь за тобой. - Я жестоко бью битой по его сломанному бедру, позволяя ему выть долгие секунды, прежде чем продолжаю. - Я выпотрошу тебя на части, пока ты не начнешь молить меня о смерти, но я не позволю тебе умереть. Я соберу твои кусочки обратно вместе ровно настолько, чтобы доставить тебя живым в ближайшую больницу, где ты проведешь остаток своей долгой естественной жизни, питаясь из тюбика и мочась в пакет. Я позабочусь об этом, Валерий Кравцов. Я буду навещать тебя, чтобы ты никогда не забывал обо мне и моем маленьком друге, - говорю я, угрожающе подбрасывая биту в ладони.
Он открыто плачет, в воздухе стоит терпкий запах мочи, потому что страх заставляет его пачкаться.
Я встаю, наконец-то закончив. Я делаю еще глоток, прежде чем швыряю бутылку на пол его дома позади него.
- Дерьмовой тебе ночи, Вэл. Время от времени оглядывайся через плечо, я буду наблюдать.
Я делаю шаг в сторону, прежде чем остановиться и снова посмотреть на него, скрюченного и сломленного на земле.
- О, какого черта. Один на дорожку.
Я бью битой в последний, блаженный раз и разбиваю ему колено.
✽✽✽
Я забираюсь в постель рядом с ней, как только прихожу домой, надеясь, что мое отсутствие останется незамеченным, но она проснулась и спрашивает, где я был.
- Я не буду извиняться за то, на что я пойду, чтобы обеспечить твою безопасность, - клянусь я, не раскаиваясь.
- Расскажи мне.
Я глажу ее по волосам, качая головой в ответ. - Это сделало бы тебя сообщницей. Тебе нужно завоевать золотую медаль, я не могу ею рисковать, - замечаю я.
