— Оба мы — жертвы чумы двадцатого века; но в данном случае это — не Черная Смерть, а Серая Жизнь. Далее дело за тобой, подруга.
Эти слова отпечатались в памяти Вересовой, словно отлитые стальным клеймом, выбитые на наковальне. Серая жизнь и есть чума их мира, когда одиночество правит бал, погоня за деньгами определяет все цели, а счастье стало слишком материальным и меркантильным — его можно даже потрогать и взвесить. Ранее невесомое, парящее чувство, которое невозможно схватить ручищами и сгрести в охапку, стало лишь кучкой жалких плотских удовольствий, на которые люди тратят свои жизни.
Путь домой лежал через аптеку. И, может, она бы уже распрощалась со своими бунтарскими мыслями, но они снова подняли мятеж, стоило ей завидеть такую желанную вывеску: «Аптека». Словно рекламный баннер на вратах Эдемского сада: «Яблоки со скидкой. Успей купить сейчас!»
Но все это отговорки. Никакое подсознание не руководило ее действиями, это она сделала шаг по направлению к аптеке, и она сама приняла такое решение. Легче всего списать свой дурной поступок на демонов, но как быть, если кровожадный и хищный демон — это ты сам?
— Добрый день, — с легким волнением, которое уже начало разрастаться в душе, поздоровалась с фармацевтом Ирина. — Я бы хотела узнать о приобретении лекарства.
Она назвала хорошо знакомые ей таблетки, которые уже имели честь побывать в ее жизни, мозге, даже в ее кошмарах. Они сводили ее с ума в первые дни, чуть не довели до суицида, но потом мозг привык к допингу. И стал получать кайф. Только люди, крепко сидящие на успокоительных средствах, знают, что чувства спокойствия и блаженства, сгенерированные таблетками, не поддаются простому описанию. Это тот самый покой, о котором каждый мечтает. Жаль только, что чем больше мечта, тем больше расплата за нее.
Ей ответили категорическим отказом, разглагольствуя о возможном наказании, но Вересова помнила свое прошлое. И кое-какие уроки она никогда не забудет.
— А если мы немного изменим тему нашего разговора? Скажем, вот так, — вкрадчиво сказала девушка и показала аптекарю пятитысячную купюру в кошельке. — Всего-то таблетки. Раньше мне их выписывал врач, а сейчас мне не хочется к нему идти. Помогите мне, а заодно и себе.
Женщина перед ней сомневалась. Как-никак она надела белый халат, а значит, он наделял ее особой ответственностью. Но ведь деньги на дороге не валяются, никогда. Да и ответственность эту легко с себя снять… вместе с халатом. А потом его застирать – и будто ничего не было.
— Подождите меня здесь, — все-таки сдалась перед такой заманчивой купюрой она и ушла на склад. — Одну пачку я могу вам продать.
— Пока и одной хватит,— Ирина схватила эту заветную упаковку, содержащую внутри себя спасение, и положила деньги перед кассиром. — Сдачи не надо.
Ветер не уставал хлестать ее по щекам, словно в наказание за столь низкие поступки. Она чувствовала себя мерзко. И Вересова вполне четко осознавала, что люди и есть наркоманы. Они готовы пойти на все, лишь бы избавиться от боли на какое-то время. Увы, навсегда это было сделать невозможно.
Мы рождаемся в боли. И умираем с ней же. Она единственная делает наше одиночество сносным, как бы глупо это ни звучало. Если человек не чувствует боли, скорее всего, он мертв. Живым такой привилегии не дано.
***
Работа впервые перестала быть средством ухода от реальности или клином, вышибающим другой клин. Таблетки подействовали сразу, и сегодняшнее утро принесло ей невиданную доселе порцию бодрости и энергии. И кофе был, и Джордан не нагадил в тапки, Дима тоже порадовал ее своим настроем.
Ирина старалась не думать о том, какой ценой она купила себе этот билетик в райские кущи. Может же грешник позволить себе кратковременное удовольствие?
— Доброе утро, класс, — почти пропела она, входя в кабинет. Дети ответили таким же радостным дружным хором. — Давайте начнем с выявления отсутствующих. — Она пробежалась глазами по классу и поняла, что отсутствует всего лишь один ребенок — Света Демьянова. — Что ж, нас сегодня много, почти все. Жду ваши рассказы о любимых зимних играх.
Дети выходили по одному к доске и рассказывали что-то о зиме, показывали рисунки… А мысли Вересовой крутились, как заевшая песня, вокруг Светы, Вани и Оксаны. У них в декабре свадьба. У Волкова есть дочь. Грусть пыталась пробиться сквозь броню наигранной душевной веселости, но как бы не так.
Ирина понимала головой, что ей становится дико печально от мыслей о Волчаре, но прочувствовать сейчас эту печаль каждым своим нейроном она не могла. В этом и состояла цель ее контрабанды таблеток: запереть это чудовище — боль — на замок. Она скучала по тем вечерам в деревне, когда были только он, она, Собака и непередаваемое ощущение правильности происходящего, когда все идет точно так, как и должно идти.
Но однажды она променяла деревню на дорогие апартаменты, Ваню на Сережу, Собаку на хаски и… правильность происходящего на абсолютное искажение и искривление собственной жизни.
Так, за размышлениями и гляделками в окно на пасмурную, чем-то недовольную погоду, подошел к концу ее рабочий день. Таблетки не переставали поддерживать в ней тонус, поэтому Вересова настроилась на поход по продуктовым магазинам и вкусный вечер в компании Димы. Отдохнет – впервые за много дней. Все с этими таблетками стало впервые. То, что у обычных людей и так является нормой.
На улице словно бы лежала тень чего-то огромного. День стал короче, темнело теперь раньше. А у Волчары свадьба через месяц… И ветер, как колючий репейник, цепляется за одежду и открытые участки тела. У Волчары есть дочь…
— Ира! — голос Оксаны вырвал ее из параллельной вселенной. — Привет.
— Привет, Ксюша.
— Я заехала сказать, что Светочка опять заболела. Холода ей тяжело даются.
— Хорошо. Я поняла.
— Хочешь, я подвезу тебя до дома?
Оксана не внушала ей доверия. Она что-то таила в душе. И этот ее визит никак не связан с желанием сообщить новости о Свете. Ирина была в этом уверена.
— Давай я сяду в машину, а ты расскажешь мне, что хочешь от меня на самом деле, — произнесла Вересова и открыла дверцу джипа.
Как же там было хорошо! Особенно после этого ветра-человеконенавистника.
— Я ничего не хочу от тебя, Ир. Просто… я подумала, что мы могли бы подружиться.
— Что за странная тяга к дружбе? То с Ваней меня пыталась заново подружить, то теперь сама решила. Скажи честно, что с тобой происходит.
— Мне одиноко. С подругами не сложилось, а ты кажешься мне хорошей девушкой. Да, у вас с Ваней были какие-то проблемы в прошлом, но кого волнует прошлое?
