Ознакомительная версия.
– Ника!
– Все, отстань. Свободен. – Я вылетела из ресторана, как пробка, и понеслась домой, совершенно не зная, как именно я буду действовать. Я была уверена только в одном: все это безумие надо кончать. И кончать немедленно.
Глава 3
Танцуй-танцуй, детка...
Я смотрела, как по сверкающему в лучах заката небу плывут розовые облака. Кажется, такие облака называются кучевыми. Именно те облака, из которых при небольшом усилии получаются крокодильчики, зайчики и медведи. То, которое плыло мимо меня в окне, поразительно напоминало ядерную боеголовку. Интересный у меня получается внутренний мир. Или это просто все вот так навалилось?
– Вы можете еще раз повторить в точности, что именно ваш начальник сделал? – серым безэмоциональным тоном спросил меня следователь. Мужчина средних лет, лысый, одутловатый – что он может знать о том, как это мерзко, когда тебя хватают за руки и пытаются стащить с тебя блузку? Я с усилием заставила себя оторваться от ядерного облака и перевела взгляд на него.
– Он... он сначала пытался мне угрожать, а потом...
– Я вот не понял, как именно он вам угрожал?
– Он сказал, что я не соответствую должности. И что он меня уволит, если я не... – уже в третий раз я пыталась описать омерзительное поведение Мудвина в словах, и в третий раз это у меня получалось плохо.
– А вы соответствуете? – с сомнением посмотрел на меня следователь. Ни я, ни моя история ему решительно не нравились, и он не считал нужным этого скрывать. Я, честно говоря, уже и сама не рада была, что приперлась сюда, пройдя через все дурацкие формальности, заполнив какие-то талоны, всем по пять раз объяснив, кем я работаю, чем занимаюсь, какой у меня начальник и что, собственно, произошло. Я представляла себе все несколько иначе, когда вылетела из мудвинского кабинета, полная возмущения и ярости. В тот момент я не понимала, что, если оставить все так, как есть, было бы лучше. Только вот... кому лучше? Точно не мне. Мудвину? Еще один мужчина в моем личном черном списке, еще одно посягательство на мою свободу.
– Я уверена, что абсолютно ничем не отличаюсь от других сотрудников нашей компании.
– Значит, вы считаете, что он все это делал, чтобы насильно принудить вас к действиям сексуального характера? – еще скучнее произнес он.
– Да, именно так, – кивнула я.
Он помолчал, что-то рисуя у себя на листке, потом снова вынырнул из своего сонного дрейфа и спросил меня:
– Кто-нибудь может это все подтвердить?
– Ну, как же может, если никто этого не видел! – Я начинала злиться.
– То есть это только ваши слова?
– Это не только мои слова. Это и моя щека, по которой этот подлец меня ударил, – почти крикнула я.
Следователь поморщился и спросил:
– Вы ходили к врачу?
– Зачем? – вылупилась на него я.
– Определить ущерб.
– Какой ущерб?
– Физический, – вздохнул он и снова что-то приписал в бумаге. След от пощечины, к сожалению или к счастью, со щеки уже исчез. Я начала жалеть, что Мудвин не поставил мне настоящего синяка. По крайней мере, тогда не было бы никаких вопросов. Хотя о чем я, все равно бы были. Омерзительный мужлан в прокуренном кабинете на пятом этаже этой следственной богадельни был совершенно уверен, что я сама во всем виновата и ничего такого, о чем я тут битый час рассказываю, не было. За те шестьдесят минут, что я сидела напротив него и отмахивалась от клубов вонючего сигаретного дыма (интересно, что он такое курит? Это надо запретить к продаже, как ядовитое вещество), я успела заметить, что у представителя органов правопорядка свое мнение и своя версия относительно происходящего.
– Я лично заявление у вас не принять не могу, но вы должны понимать, что шансов тут немного, – кисло процедил он.
– А что же нужно, чтобы шансы появились? Чтобы он меня на самом деле изнасиловал? Прийти избитой, в порванной одежде, тогда это будет серьезно?
– Вы, гражданка, успокойтесь. Не нервничайте, – фыркнул он и подсунул мне под нос исписанную убористым почерком бумагу. – Здесь вот подпишите.
– А что это?
– Ваше заявление. Хотите – прочтите, – пожал плечами он.
Я с интересом погрузилась в сухой текст. Из текста следовало, что такого-то числа июня месяца в восемнадцать часов тридцать минут по московскому времени гражданка Хрусталева обратилась в отделение милиции с заявлением о факте осуществления насильственных действий сексуального характера по отношению к ней со стороны ее начальника Рустама Вадимовича Мерзляева. Далее подробно перечислялось все, что он совершил по отношению ко мне, как-то: хватал за руки, угрожал увольнением, «нанес легкий удар в область щеки» и т.д., и т.п.
– И что дальше? – спросила я, подписав бумаги.
– Ну а чего вы от нас ждете? Что мы его посадим пожизненно? – вдруг как-то уж очень неприятно хохотнул следователь.
Меня передернуло и захотелось в ответ разбить о его голову какой-нибудь кувшин.
– Может быть, сразу же выкинуть мое заявление на помойку? – язвительно спросила я.
– Вы хотите забрать заявление? – Он даже обрадовался.
– Нет уж, не хочу. Раз уж я его подписала.
– Как хотите, – пожал он плечами и отвернулся, чтобы убрать бумагу в страхолюдный допотопный сейф с огромной замочной скважиной. – Только вы уж нашли бы другой какой способ разобраться с мужиком.
– Что? – ахнула я.
– Да то. Вы, гражданка, поймите, мы не в Нью-Йорке, у нас тут сказки про харрасмент не проходят. Что, бросил он тебя? Решила отомстить?
– Мы, кажется, на «ты» не переходили! – возмутилась я и почувствовала, как у меня начинает пульсировать висок. Голова разболелась так, что больно было даже смотреть на этого так называемого слугу закона.
– Как скажете. А только баба не захочет, кобель не вскочит, – хмыкнул он, заставив меня затрястись от ярости. – Я вас больше не задерживаю. До свидания!
Стоит ли говорить, что этого нового свидания с ним я совсем не жаждала. Проклиная все на свете, а прежде всего мужиков, я выскочила из отделения милиции. Да уж, в том, как я жила теперь, были свои минусы. Попробовал бы этот хмырь в погонах вести себя со мной таким вот образом, если бы знал, что я – это я. Да и не попала бы дочка самого Хрусталева в это заведение, потому что никому бы и в голову не пришло хватать ее за коленки. Да и не работала бы дочь Хрусталева, она только разъезжала бы по торговым центрам и массажным салонам на своей маленькой удобной «Тойоте». А не шлепала по улице в раздолбанных смешных кедах с нарисованными страусами по бокам.
Жалела ли я о так легко и бездумно брошенной сладкой жизни? Трудно сказать. Я не шла, а практически бежала по улице, плюясь и чертыхаясь, и в тот момент я бы не возражала бросить всю мощь и ярость моего отца и на этого следователя, и на Мудвина, и на весь мир. Я чувствовала себя в тот момент еще более беззащитной и ничтожной, чем когда отбивалась от цепких лапок Мудвина. На работе, в милиции, в метро, во многих местах – я чувствовала себя совершенно пустым местом, а иначе говоря – женщиной. Или, скорее, бабой, как именовал всех женщин мой отец.
Ознакомительная версия.
