Прямо сейчас в моем шкафу висит его рубашка. В секции Зал Славы Сексуального Парня.
Он быстро обнимает маму и целует ее в щеку, затем хлопает Билла по спине, приветствуя его. Мое сердце взволнованно трепещет, когда он занимает пустое место рядом со мной.
Я отворачиваюсь от него, жалея о том, что завязала волосы, так как теперь не могу скрыть свои красные щеки. Все не может стать еще унизительнее.
— Зейн, это моя дочь Виолетт, — мама представляет нас. — Я как раз говорила ей о тебе.
— Надеюсь, только хорошее, — говорит он с легкостью. Я чувствую, как он поворачивается ко мне. — Очень приятно, наконец, познакомиться с тобой, Виолетт, — говорит он, и я могу слышать улыбку в его сексуальном голосе.
— Угу, — слабо говорю я, глядя куда угодно, только не на него. Я вижу, как мама реагирует на мою грубость, вскинув бровь, но я же мучаюсь здесь!
— Зейн, почему бы тебе не заказать себе что-нибудь, — говорит мама, глядя на меня «да что с тобой такое?» взглядом.
— Отличная идея. Я умираю от голода.
Он подзывает одну из официанток с завидной легкостью, чему я не могу не восхищаться.
Внезапная тишина окутывает наш столик, как мокрое одеяло. Кажется, только мы с мамой единственные обеспокоены этим, что очень плохо. Одна из нас вынуждена прервать молчание и начать лепетать без умолку.
— Зейн, правда у Виолетт красивый загар? — говорит мама, отчаянно улыбаясь. — Она только что вернулась с Гавайских островов.
— Да? — он наклоняется вперед, положив руки на стол. — С какого именно острова?
Ох, ничего себе, он так хорошо пахнет!
— Оаху, — бормочу я.
Я знаю — мама ждет, что я продолжу разговор, но я этого не делаю. Она пытается встретиться со мной взглядом. Я притворяюсь, что увлечена своей вилкой. Я могу чувствовать, как она становится все более взволнованной из-за моего недружелюбия.
— Да, она работала стриптизершей в пекарне бабушки! — выпаливает она.
Что?!
К несчастью, прямо сейчас мой рот набит рисом. Почему я откусила так много? Пережевывание занимает целую вечность!
— Стриптиз в пекарне, да? — говорит Зейн с забавной и очаровательной полуулыбкой. — Это очень круто.
Я просто продолжаю качать головой, находясь в некоем ступоре.
— Я не… не стриптизерша, — наконец, путаюсь я в словах, ужасно смущенная.
Глаза мамы расширяются.
— О, нет! — вздыхает она. — Я только что назвала тебя стриптизершей?!
Точняк, мама.
— Я не стриптизерша, — говорю я Зейну и Биллу. — Это так… почему ты вообще сказала это, мама?
Я действительно не видела сходства между отцом и сыном. Пока они оба не начали кашлять себе в кулаки.
— Извини! Не знаю, почему… все просто ускользает от меня, когда я очень нервничаю. Виолетт очень далека от вертихвостки…
Аааааа!
— Стриптизерши, мам, — говорю я сквозь зубы.
Больше всего мы похожи на дочь и мать, когда наши лица краснеют от унижения.
— Точно, — говорит мама. Ее руки теперь трясутся! — Она не стриптизерша и не вертихвостка. На самом деле, сегодня она сказала мне, что она девственница.
Все не может стать еще хуже. Просто не может.
По какой-то причине, я смотрю на Билла. Он ловит мой взгляд.
— Молодец, Виолетт, — неловко говорит он.
Мама бросает на меня взгляд, полный ужаса.
— Мне кажется, я должна сходить в туалет, — шепчет она.
Я потираю свои стучащие виски.
— Пожалуйста, сходи.
Оба парня встают, когда мама извиняется. Билли нерешительно смотрит на нее с мгновение, а затем, что-то бормоча себе под нос, идет за ней. Я с тоской смотрю за тем, как они уходят. Кто сможет упрекнуть меня, если я прямо сейчас сбегу? Уж точно не женщина, обозвавшая меня стриптизершей и вертихвосткой.
— Так что, Виолетт, — Зейн поворачивает свой стул в мою сторону. — Твой день стал лучше?
— Уверена, что он становится еще хуже, пока мы разговариваем, — говорю я.
Он смеется, демонстрируя белые ровные зубы, и внезапно искра притяжения проходит сквозь меня, учащая мой пульс.
Кто такой вообще этот Мэтт?
Поверить не могу, что сижу здесь, в этом роскошном ресторане, разговариваю с самым красивым парнем, которого я только видела, а еще он — мой будущий сводный брат. Я не знаю, как вести себя рядом с ним.
Мило? Кокетливо? Или лучше просто продолжить строить из себя дуру?
Ага, так, кажется, намного веселее.
В темных глазах Зейна искрится юмор.
— Да ладно, — говорит он. — Ведь все не так уж и плохо?
— Ох, давай-ка разберемся. — Я смотрю вверх на красивые стеклянные круглые лампы, свисающие с потолка. — Меня сегодня бросили в Тако Белл; я упала, порвав штаны, а также унизилась перед совершенно незнакомым человеком; пошла на ужин в снобистский ресторан, узнала, что тот незнакомец — мой будущий сводный брат; меня собственная мать назвала стриптизершей, вертихвосткой и девственницей… я что-то забыла?
— Ну, я не знаю. Вечер только начался, все может случиться. — Уголки его красивых губ изгибаются вверх. — Он ведь может стать только лучше?
Я хмурюсь.
— Не говори так, а то сглазишь. Сейчас вернется моя мама и ляпнет о том, как они с Билли только что занимались сексом в туалете, а я убегу до того, как она начнет вдаваться в подробности и наткнусь на того официанта, несущего пылающий десерт. Он упадет на ту леди, в волосах у которой слишком много лака, а затем весь ресторан будет гореть в огне.
Зейн просто смотрит на меня пару мгновений, как будто не зная, что сказать. Он, должно быть, все время общается с великолепными, уверенными в себе женщинами, а я для него какой-то новый вид насекомого. Невротического вида насекомое, которое летит прямо вам в лицо и сходит с ума, когда вы пытаетесь прихлопнуть его.
— Так, значит, тебя бросили, да?
Я морщусь. Я и мой тупой большой рот.
— Ага.
— Эй, это случается с лучшими из нас. Подожди, ты найдешь кого-нибудь в ближайшее время.
Я смотрю на него.
— Ты иногда читаешь список десяти худших клише?
— Самое лучшее припас напоследок: в море плавает много рыбы.
Зейн добродушно пожимает плечами.
— Значит, какой-то урод бросил тебя в Тако Белл. Ты действительно думаешь, что он был любовью всей твоей жизни?
Официантка ставит перед ним еду. Она красивая и дерзкая, завязывает случайный разговор о погоде, все время подмигивая ему.
Когда она, наконец, уходит, я поднимаю бровь.
— Тебя раньше бросали?
Он поднимает взгляд от своей тарелки, милая полуулыбка играет на его лице.
— Это вопрос с подвохом?
— Так я и думала, — я возвращаюсь к увлекательному процессу протыкания своей еды вилкой.
