Лейси училась. Но было очень больно смотреть, как с каждым прожитым годом гаснет свет в глазах матери.
– Ладно, Шина, не будем об этом. – Ей вовсе не хотелось ругаться с матерью. – Надеюсь, я еще встречу человека, который сумеет полюбить Генри и зажжет огонь в моем сердце. Но если нет… Нам будет сказочно прекрасно и вдвоем. А ты будешь радоваться за меня.
– Не понимаю я вас, современных женщин.
– Ничего страшного. Возможно, еще поймешь. Шина, я надеюсь, ты сумеешь продать побольше покрывал на «Экспо». – Жизнь ее матери была бы совсем другой, если бы она не связала свои финансовые дела с делами Уолта.
– Я тоже надеюсь. – Мать, похоже, смягчилась. – Но ты пытаешься уйти от проблемы. Я была бы намного счастливее, если бы ты не болталась по свету. Это неправильно.
– Тебя смущает, что твоя дочь – мать-одиночка?
Шина промолчала.
«Спроси же о Генри!» – мысленно воскликнула Лейси.
Но мать не спросила, и Лейси пробурчала:
– У твоего внука все хорошо.
– Я рада.
– Его зовут Генри. Ты помнишь?
– Конечно, помню. – В голосе матери не было ни намека на какие-либо чувства. – Передай ему привет.
И это все. Каждый год Шина отправляла ему на день рождения открытку – из тех, что в почтовых отделениях можно было взять бесплатно. Их распространяла организация под названием «Спасите китов». На открытке она неизменно писала: «Генри, прими поздравления с днем рождения от Шины и Уолта». Она ни разу не назвала себя бабушкой и ни разу не отправила ему хотя бы один доллар.
Переступив с ноги на ногу, Лейси проговорила:
– Ты можешь увидеть его. До нас всего два часа езды. После окончания ярмарки вы вполне могли бы заехать, чтобы повидаться с внуком.
– Нам надо ехать в Бирмингем, а потом – в Таскалусу, на открытие магазина «Рейнбоу».
– Ох, Шина, но я ведь больше ни о чем не прошу и…
– А почему вы не можете приехать сюда? – перебила мать. Вероятно, она считала, что от нее слишком многого требуют. – Мы очень заняты. Разве ты не понимаешь? Когда продажи закончатся, надо будет паковаться.
Лейси почувствовала, что к глазам подступили слезы.
– Я знаю, ты хочешь его увидеть, – прошептала она. – Потому что ты – моя мать. А он – мой сын. Но я не понимаю, почему ты ищешь отговорки, почему не хочешь приехать? Ведь упаковаться можно за час. Я не раз видела, что тебе вполне хватало этого времени. Скажи Уолту, что хочешь приехать.
Впезапно послышался лязг и журчание воды.
– Не уверена, что он согласится, – ответила мать.
Ну вот опять… Ничего не изменилось.
– Скажи ему, что тебе очень хочется побыть с собственным внуком, – сказала Лейси.
– Ты не должна была его усыновлять. Это был глупый поступок.
Слова матери показались Лейси пощечиной.
– Ты сама так думаешь? Или Уолт подсказал?
– Его сейчас нет рядом.
– Что-то не верится. Поговори со мной, Шина. Я хочу знать, что думаешь ты, а не он.
Воцарилось молчание.
– Может быть, Уолт нервничает? – спросила наконец Лейси. – Может, боится, что рядом с Генри будет выглядеть развалиной? Мой мальчик очень загорел. Я ведь посылала тебе фотографии… Ты их повесила куда-нибудь? У него такие крепкие ножки и ручки! Такие сияющие глаза!..
– Ты не замужем и у тебя нет мужчины. Поэтому было неразумно его усыновлять.
Лейси судорожно сглотнула.
– Став матерью Генри, я совершила единственный разумный поступок в своей жизни. Я усыновила его, поскольку точно знаю, что такое одиночество. Никто на свете не должен быть одиноким, тем более невинный ребенок. А теперь порадуйся за меня, Шина. Тебе лучше порадоваться за меня, иначе…
Иначе – что? Лейси не собиралась бросать трубку. Ни за что. И все же она никогда не чувствовала себя более несчастной, чем сейчас, когда беседовала с матерью.
– Почему ты вернулась на Восток? – спросила Шина. – Из-за того, что случилось в том ресторане?
– Ты тоже об этом слышала?
– Конечно.
Лейси со вздохом опустилась на стул.
– Я порвала с Каллумом. И решила начать все сначала. Теперь буду искать работу. Хорошую постоянную работу – как у всех.
– Значит, ты наконец разделалась с Голливудом? А эта Моник…
– Ты была права, – перебила Лейси. – Ей нельзя было доверять.
– Конечно, я права. Любая женщина, которая может позволить себе выбросить новую пару туфель…
– Да, она расточительна. И испорчена. Я знаю это. Точнее – всегда знала. Просто я думала, что меня это не коснется. – Что ж, по крайней мере, Лейси заполучила шикарные туфли.
– У тебя есть деньги?
– Немного. Чем раньше я найду работу, тем лучше. Прости, но я не могу сейчас приехать, чтобы повидаться с вами. А ты обязательно должна увидеть, где мы сейчас живем. Тут очень красиво. Приезжай ненадолго, чтобы познакомиться с Генри. Проведешь день на пляже…
– Ты знаешь, что твой отец родился в Индиго-бич? – неожиданно спросила мать.
Лейси замерла на мгновение. Она почти не помнила отца – только его добрые серые глаза и очень большие руки, которыми он поднимал ее высоко над головой.
– Правда?
– Кажется, его родители навещали своих друзей и остановились в Индиго по дороге во Флориду. Он родился на шесть недель раньше срока. Едва выжил.
Слава богу! Если бы отец не выжил, у Генри была бы другая мать – не она, не Лейси.
Ей было трудно заговорить. Всякий раз, когда речь заходила об отце, в душе поднимался ураган эмоций.
А Шина вздохнула и добавила:
– Я поговорю с Уолтом о нашем приезде.
Лейси невольно улыбнулась.
– Ох, спасибо!
– Но я ничего не обещаю, – заявила мать.
Она никогда ничего не обещала. Наверное, ни разу в жизни. Но разве не это должны делать родители? Разве не должны брать на себя обязательства, призывая Господа в свидетели и показывая детям, что те могут на них положиться в любой ситуации?
Лейси взглянула на свои поношенные сандалии и пробормотала:
– У тебя есть мой номер, если что… – «Семья – это очень трудно», – подумала она, глядя на телефон. Теперь у нее имелась собственная семья, то есть Генри. И она, Лейси, целиком посвятит себя ему…
Наверху распахнулась дверь – мистер Бо Уайлдер проснулся, – и Лейси насторожилась. Через несколько секунд захлопнулась дверь ванной, а затем послышался шум воды.
«Возможно, это круто, когда один из самых известных в мире мужчин раздевается донага в твоей ванной», – промелькнуло у Лейси. Только вот этот мужчина хотел от нее избавиться.
Но что же делать?
Может, сфотографировать его в чем мать родила, а потом шантажировать, чтобы перестал говорить о ее уходе? Что ж, неплохая идея. Отжать ломиком замок – раз плюнуть. Он даже не успеет понять, что происходит.
