– Ну, давай, рассказывай, – говорит она, наклоняясь вперед. – Почему ты решил, что я нуждаюсь в твоем спасении со всей этой чепухой про фиктивного парня?
Ну вот. Я расстроил ее. Так и знал, что будет именно так.
– Я не думал, что ты нуждаешься в спасении. Просто временами мне очень сложно контролировать свое негодование в присутствии абсурда.
Фэллон на это выгибает бровь.
– Ты определенно писатель, потому что кто, черт возьми, так выражается?
Я смеюсь.
– Извини. Полагаю, я пытался сказать, что могу быть неуравновешенным идиотом, и мне не следовало лезть не в свое дело.
Фэллон перекладывает салфетку с колен на тарелку, и пожимает плечом.
– Я была не против. – С улыбкой произносит она. – Это своего рода удовольствие, наблюдать за отцом, когда он так нервничает. И у меня никогда раньше не было фальшивого парня.
– А у меня никогда раньше не было настоящего парня. – Отвечаю я.
Фэллон переводит взгляд на мои волосы.
– Поверь мне, это и так понятно. Ни один гей, которого я знаю, не вышел бы из дома в таком виде.
Мне кажется, что Фэллон не имеет ничего против того, как я выгляжу, ну почти так же, как хочет это показать. Уверен, она со своей стороны уже получила изрядную долю физической дискриминации, поэтому мне трудно поверить, что Фэллон тот тип девушек, которые ставят внешнюю привлекательность на первое место в своем списке приоритетов в парне.
Однако от меня не ускользает то, что она поддразнивает меня. Если бы я не знал наверняка, подумал бы, что она флиртует со мной.
Да-а-а. Мне давным-давно следовало уйти из этого ресторана, но это один из тех немногих случаев, когда я действительно благодарен за избыток плохих решений, которые я так склонен принимать.
Официант приносит счет, но прежде чем я успеваю его оплатить, Фэллон сгребает пачку купюр, которые ее отец бросил на стол, и расплачивается ими.
– Вам нужна сдача? – спрашивает официант.
Фэллон отмахивается от него.
– Оставьте себе.
Официант убирает со стола и, когда он уходит, нас уже ничего не держит. Неизбежное окончание обеда заставляет меня почувствовать легкую нерешительность, так как я не уверен, что сказать, чтобы задержать ее здесь. Девушка переезжает в Нью-Йорк и, скорее всего, я больше никогда ее не увижу. И я не знаю, почему эта мысль так меня тревожит.
– Итак, – начинает она. – Теперь мы должны «расстаться»?
Я смеюсь, несмотря на то, что все еще пытаюсь понять, то ли ей присуще невероятно невозмутимое остроумие или же полное отсутствие индивидуальности. Существует тонкая грань между двумя этими понятиями, хотя я готов поспорить, что здесь на лицо первое. В любом случае, надеюсь, что это так.
– Мы даже не «повстречались» и одного часа, а ты уже хочешь меня «бросить»? Неужели я не очень хорош в роли парня?
Фэллон улыбается.
– Наоборот, слишком хорош. Если честно, мне даже от этого как-то не по себе. Разве это не тот момент, когда ты разрушаешь последнюю иллюзию наших «отношений» и признаешься что обрюхатил мою кузину, пока мы были в ссоре?
Я не могу удержаться и снова смеюсь. Определенно невозмутимое остроумие.
– Она залетела не от меня. Когда я с ней переспал, она была уже на 7 месяце беременности.
Мои уши заполняет заразительный смех, и я никогда не был более благодарен за свое не совсем приличное чувство юмора. Я не позволю этой девушке исчезнуть из моего поля зрения до тех пор, пока не услышу ее смеха, по крайней мере, еще три или четыре раза.
Ее смех постепенно исчезает, оставляя за собой улыбку на ее лице. Она смотрит в направлении двери.
– Тебя на самом деле зовут Бен? – Спрашивает она, и переводит взгляд обратно на меня.
Я киваю.
– О чем ты больше всего сожалеешь в жизни, Бен?
Странный вопрос, но я все же отвечу. Странность кажется абсолютно нормальной для этой девушкой, и не важен тот факт, что я никогда никому не скажу о своем самом большом сожалении.
– Не думаю, что уже пережил его, – вру я.
Фэллон задумчиво смотрит на меня.
– Значит ты порядочный человек? Никогда никого не убивал?
– Пока нет.
Фэллон пытается скрыть улыбку.
– Значит, если сегодня мы вместе проведем чуть больше времени, ты не убьешь меня?
– Только в случае самозащиты.
Она снова смеется, а затем тянется за сумочкой и, перекинув ее через плечо, поднимается.
– Какое облегчение. Давай тогда зайдем в «Пинкберри» и «расстанемся» уже после десерта.
Я ненавижу мороженое. И йогурт.
А особенно ненавижу йогурт, который притворяется мороженым.
Но я буду проклят, если не возьму свой ноутбук с ключами и не последую за ней, к какому черту она бы меня не повела.
• • •
– Как ты мог прожить в Лос-Анжелесе с 14 лет и при этом ни разу не зайти в «Пинкберри»? – Фэллон кажется почти оскорбленной. Она отворачивается, чтобы снова изучить выбор начинок.
– А о «Старбаксе» ты хотя бы слышал?
Я смеюсь и указываю на жевательных мишек. Продавец на линии раздачи черпает порцию, и засыпает в мой стаканчик.
– Я практически живу в «Старбаксе». Я же писатель. Это своего рода ежедневный ритуал.
Фэллон стоит передо мной в очереди к кассе и, увидев мой стакан, недовольно смотрит на меня.
– О, Боже! – восклицает она. – Ты не можешь прийти в «Пинкберри» и купить только начинку. – Фэллон смотрит на меня так, словно я только что убил котенка. – Ты вообще человек?
Я закатываю глаза, и слегка подталкиваю локтем ее плечо, чтобы она отвернулась.
– Прекрати ругать меня, а то я «брошу» тебя до того, как мы найдем столик.
Я вытягиваю из кошелька двадцатку, и оплачиваю наш десерт. Мы прокладываем путь через переполненный ресторан в поисках свободного столика, но так и не находим его. Фэллон направляется прямиком к двери, так что я следую за ней на выход и дальше по дорожке до тех пор, пока она не находит свободную лавочку. Она садится, скрестив ноги, и ставит на колени стаканчик с мороженым. Я только сейчас обращаю внимание на ее стаканчик, и вижу, что она не заказала ни одной начинки. Потом я смотрю на свой стакан – ничего, кроме начинки.
– Я знаю, – говорит она, смеясь. – Джек Спрэт не ест жирного…
– А его жена - постного, – заканчиваю я.
Фэллон улыбается, и отправляет себе в рот ложку мороженого. Потом вынимает ее и слизывает с нижней губы замерзший йогурт.
Никогда не думал, что этот день наступит сегодня. Что я буду сидеть напротив девушки, наблюдать за тем, как она слизывает с губ мороженное и заставлять себя глотать воздух для того, чтобы просто дышать.
