Татьяна Дубровина - Обмануть судьбу

Ванечка заплачет: «Хочу к маме, к маме!» И тут ввалятся чужие дяди и без церемоний сообщат ему о том, что его мамы нет больше на свете. И его, маленького, отправят… куда они его отправят?

Лучше об этом не думать.

Думать просто нет времени.

Надо действовать.

Детский сад находился недалеко — в Вадковском переулке. Можно было остановочку проехать на троллейбусе. Но лучше пройтись пешком. Нужно успокоиться, обрести себя. Отодвинуть, прикрыть чем-нибудь плотным страшную картину, неотступно стоящую перед глазами. Маленькая дырочка на Катиной блузке… Ее ноготок, соскользнувший с кнопки сигнализации… Копна блестящих рыжих волос… И еще — ее неживой изумленный взгляд.

Как бы представить себе, что это — просто фильм ужасов, который он не будет больше смотреть. Надо только взять в руки пульт, нажать на кнопочку и переключить телевизор на другой канал. Туда, где передают не страшное, а, например, смешное.

Но человеческое сознание — не телевизор, его так просто не переключишь. Темная дырочка на женской кофте… Рифленая подошва убитого охранника…

Где он, тот заветный пульт?

А привести себя в норму необходимо. Ванечка ни о чем не должен знать. Он очень догадливый, этот мальчонка. Маму свою боготворит… то есть боготворил, Нет-нет, нельзя об этом — в прошедшем времени. Мама — это навсегда.

Сергей подумал о своей матери, и на сердце стало щемяще-тревожно. Ведь и у него, Сергея Грачева, будет однажды такой день, когда придется прощаться навсегда. Но это — когда-нибудь, потом. А для шестилетнего Ванюшки этот день уже наступил.

Мать у Сергея еще не старая, ей всего шестьдесят. Уже шестьдесят. А Кате было еще двадцать шесть.

Нет, Ванечка не должен об этом узнать. Когда-нибудь потом… не сегодня.

Он, Сергей, будет ему улыбаться. Улыбка будет естественной.

Походка — легкой и свободной.

Соберись же, Сергей Грачев. Сыграй эту трудную роль. Отыщи чудодейственный пульт, переключи программу.

«И-у! И-у!» — завизжала совсем рядом сирена. Сергей шарахнулся в сторону. Неужели милиция настигла его?

Но мимо, сверкая синим маячком на крыше, промчался автобус реанимации. Это врачи спешили спасти чью-то жизнь.

А он испугался. Трус, нервный, псих.

И тут что-то включилось у него внутри, будто кто-то нажал кнопку волшебного пульта. В голове зазвучало — задорное, озорное, детское:

Вот он, ключ. Сергей, кажется, нашел его. Абсурдная детская сказка, «Тараканище», была у них с Ванечкой своеобразным паролем.

Книжку Чуковского с яркими картинками подарила сыну Катя. Мальчик был в восторге.

— Дядя Сережа! — кричал он, захлебываясь. — Смотри, смотри, тут про тебя!

— Ну вот, здрасте-пожалуйста, — развел руками Сергей. — Почему это про меня?

— Про тебя, про тебя! Почитай сам!

— Любопытно, — сказал Сергей и взял книжку. — Где же это?

— Да вот же! — Ваня ткнул пальцем в страницу:

— Ну ты даешь, друг мой Иван. — Сергей был несколько уязвлен. — Я что, насекомое? Почему ты решил, что это обо мне?

— Ты же усатый?

— Ну.

— А тут про усатого.

— Погоди-погоди. Давай-ка разберемся. По-моему, тут говорится как раз о тебе. Прочти вот это слово.

— Рыжий.

— А кто из нас рыжий? Я, что ли?

— Я рыжий, я! — обрадовался Ванюшка. — Ура! Это про нас с тобой. Вместе. Мама! Мама! Рыжий и усатый! Эта новая книжка — про нас с Сережей!

Катя хохотала до упаду, а потом так и стала называть их — рыжий и усатый. А иногда еще короче:

— Эй, тараканы, обедать.

И было это совсем не обидно, а, наоборот, весело.

В Вадковский переулок он свернул, твердя про себя стихи Чуковского.

Вестибюль детского сада был пуст, раздевалка с узкими шкафчиками-ячейками — тоже. Сергей заглянул в помещение Ванечкиной старшей группы. Игрушки были аккуратно расставлены по своим местам, в подсвеченном аквариуме печально плавали две золотые рыбки. Не слышалось ни детских голосов, ни воспитательских окриков. И только волнистый попугайчик, нахохлившийся в своей клетке, угрюмо сообщил ему с жердочки:

— Зрря!

Сергей огрызнулся в ответ:

— Что зря, дурачок?

И попугай отчетливо ответил:

— Зря трратишь нервы.

— Что ты понимаешь, пернатый, — серьезно, как человеку, сказал ему Сергей.

День выдался жуткий и странный, границы реальности были размыты. Почему бы не допустить, что в такой день и животные заговорили осмысленно? Вот и рыбешки в своем стеклянном резервуаре так разевают рты, что, кажется, сейчас пошлют тебя ко всем чертям. Как и положено в фильме ужасов, который длится уже не первый час. Сколько в ней серий, в этой картине? Скорей бы уж наступил финал. А лучше — снова нажать кнопку волшебного пульта.

Как ни странно, от стихов опять полегчало.

Где же Ванечка? Всех детей уже разобрали родители. Может, воспитательница, потеряв терпение, решила сама отвести его домой? Все адреса ведь у них записаны.

А Сергею туда, к Катиной квартире на Новослободской, нельзя, никак нельзя. Там наверняка уже полно милиции. Эх, если бы не забытая в обменном пункте сумка…

Он насторожился: ему послышалось, что где-то в конце коридора что-то звякнуло. Затем еще раз, отчетливее. Он пошел на звук.

Попугай скрипуче проводил его:

— Куда с гррязными рруками?

Сергей невольно глянул на свои руки и вздрогнул: на правой была засохшая кровь. Видно, это произошло тогда, когда он приобнял Катю. А ведь крови совсем не было вокруг той крошечной дырочки на женской кофте.

Или это — кровь погибшего охранника, на которого он повалился, споткнувшись?

Впрочем, какая разница. Главное — срочно смыть эти ужасные пятна. Рукав пуховика тоже пропитался кровью, но на коричневой ткани это не очень заметно.

Где тут умывальники?

Детские эмалированные горшочки, перевернутые кверху дном, выстроились вдоль кафельной стены. Похожи на зеленые каски солдат какого-то детского войска. Вместо кокард — веселенькие картинки: грибок, домик, зайчонок. Отвоевались и ушли на побывку домой. Куда же отбыл Ванечка?