их жаль, но ребенок им не принадлежит! — Снова этот взгляд. Неистовый, полный желания защитить. Тигрица, охраняющая своего тигренка! — Это мой ребенок!
Никто с этим не спорит. Почему вам приходится скрываться?
У них много денег и много власти.
Ну и что?
Ну и что? — Снова придя в ярость, она отодвинулась. Контакт, столь утешительный для них обоих, был нарушен. — Вам легко говорить, когда вы принадлежите тому же миру. И всегда принадлежали. У таких людей, как вы, Гейб, ничего не отнимают. Не осмеливаются. Вы не знаете, что это значит, когда ваша жизнь зависит от чужих капризов!
Что она это знает, было ясно до боли.
Если у вас есть деньги, это не значит, что вы можете получить все, что хотите.
Не значит? — Она повернулась и холодно посмотрела на него. — Вы захотели иметь дом, где могли бы писать, где бы вы могли быть в одиночестве. А вам пришлось дважды подумать прежде, чем получить его? Вам пришлось строить планы, копить деньги, идти на компромиссы или вы просто выписали чек и переехали?
Прищурившись, он встал и подошел к ней.
Купить домик и отнять ребенка у матери — далеко не одно и то же!
Не для всех! Собственность, в конце концов, есть собственность!
Вы несете чепуху!
—А вы наивны.
Он испытывал нечто среднее между раздражением и удивлением.
Во-первых, сядьте, Лора! Мне действует на нервы ваше постоянное хождение взад-вперед!
Ничего со мной не случится, — пробормотала она, но все же опустилась в кресло. — Я сильная и могу сама позаботиться о себе. Незадолго до того, как уехать из Далласа, я прошла обследование. И ребенок, и я в порядке. Более чем в порядке. Через несколько недель я лягу в больницу в Денвере и там рожу. А потом мы исчезнем!
Он думал об этом. Он почти верил, что женщина, сидящая напротив него, может это осуществить, но потом вспомнил, какой растерянной и испуганной она была вчера вечером. Бесполезно говорить о напряжении, в котором она пребывала, и последствиях, которыми оно может для нее обернуться. Но теперь он знал, на какую кнопку нажимать.
Вы считаете справедливым по отношению к ребенку продолжать свое бегство?
Нет, это ужасно, ужасно несправедливо! Но гораздо хуже позволить им забрать его!
Почему вы так уверены, что они его заберут?
Потому что они сами мне об этом сказали! Они объяснили, что считают такой вариант лучшим для меня и для ребенка, и предложили мне деньги.
В ее голосе послышалась злость, черная и горькая.
—Они предложили мне деньги за ребенка, а если я откажусь, угрожали просто отнять его — Лоре не хотелось вспоминать эту ужасную сцену. Она усилием воли выбросила ее
из памяти.
Он почувствовал мимолетную и темную неприязнь к людям, которых даже не знал. Тряхнув головой, он отбросил это чувство и попытался урезонить ее.
—Лора, чего бы они ни хотели и что бы ни намеревались сделать, они не могут просто так взять то, что им не принадлежит. Ни один суд не отнимет ребенка у матери без веской причины!
—Я не смогу победить их самостоятельно. — Она на мгновение закрыла глаза, потому что ей нестерпимо хотелось положить голову на его плечо и выплакать все свои страхи и тревоги. — Я не могу бороться с ними по их правилам, Гейб! Я не могу подвергнуть
своего ребенка ужасу преследования органов опеки, судебным баталиям, сплетням и спекуляциям! Ребенку нужен дом, любовь и безопасность. Я постараюсь позаботиться о том,
чтобы у моего ребенка все это было, чего бы мне это ни стоило, куда бы мне ни пришлось
уехать!
Я не буду спорить относительно того, как будет правильнее поступить для вас и ребенка, но рано или поздно вам придется столкнуться со всем этим.
Столкнусь, когда придет время.
Он встал, подошел к камину и закурил еще одну сигарету.
Надо бы, конечно, все бросить, оставить ее в покое и предоставить идти своим путем. Его это не касается. Это не его проблема. Он выругался, потому что, когда она взяла его за руку, чтобы дойти до дома, он почему-то почувствовал, что ее проблемы стали и его проблемами.
У вас есть деньги?
Кое-какие есть. Достаточно, чтобы оплатить услуги врача, и немного еще.
Он знал, что нарывается на неприятности. Но впервые почти за год почувствовал, что дело действительно жизненно важное. Он сел на край стула, выпустил струйку дыма и начал внимательно разглядывать ее.
Я хочу написать ваш портрет, — наконец отрывисто произнес Гейб. — Я заплачу вам стандартную сумму для модели плюс предоставлю комнату и питание.
Я не могу брать у вас деньги.
Почему? Вы же, кажется, считаете, что я действую небескорыстно?
Краска стыда залила ее лицо.
—Я не имела в виду... ничего подобного.
Он проигнорировал ее слова.
—Что бы вы ни имели в виду, факт остается фактом: я хочу написать ваш портрет! Я
работаю в своем темпе, поэтому вам придется запастись терпением. Обычно я не обращаю
внимания на капризы моделей, но, принимая во внимание ваше положение, охотно пойду на уступку и буду делать перерывы в работе, когда вы устанете или вам станет не по себе.
Это было заманчиво, очень заманчиво. Она же торговала своей внешностью и раньше, а лишние деньги ребенку не повредят!
Я бы охотно согласилась, но беда в том, что, если портрет будет выставлен, они меня узнают,
Это, конечно, верно, но я же не обязан рассказывать всем и каждому, где и когда мы познакомились! Даю слово, что никто никогда не выследит вас через меня!
Некоторое время она молчала, борясь с собой.
—Не подойдете ли вы ко мне?
Поколебавшись только мгновение, он бросил сигарету в огонь, встал, подошел и сел на корточки перед ее креслом. Она тоже научилась читать по лицам.
—Даете слово?
—Да.
Рискнуть все-таки стоит! Она протянула к нему руки и вложила их в его ладони в знак полного доверия.
Поскольку снегопад продолжался, не было ни восходов, ни закатов, ни сумерек. День с самого утра был мрачным, затем без всяких проволочек наступила ночь. А там и снег прекратился.
Лора, может быть, и не заметила бы этого, если бы не стояла возле окна. Снегопад не сошел на нет постепенно, он просто прекратился, словно кто-то нажал кнопку выключателя. Ее охватило смутное чувство разочарования, то же самое, которое она испытывала в детстве, когда прекращалась буря. Повинуясь порыву, она надела сапоги и пальто и вышла на крыльцо.
Хотя Гейб орудовал лопатой дважды в день, снег доходил ей почти до колен. Ее сапоги провалились в мягкое, доброе облако и... исчезли! Запахнув пальто, она вдыхала свежий, холодный воздух.
Звезд не было. Луны не было. Лампочка на крыльце отбрасывала свет всего на несколько футов.
