Роман переместился от стола на диван.
— Продолжим наше импровизированное интервью. Ты задумала ревновать? Родная ты моя! Я признателен тебе за это.
— Тебя?! — бездарно изобразила изумление Марина. — К кому?! К твоей останкинской башне? Девки сказали, она похожа на шагающий экскаватор!
— Либо одно, либо другое. Твоих защитниц губит пристрастие к безвкусным сравнениям и неразборчивость в выборе метафор. А ты повторяешь чужие глупости. Свои всегда удачнее, милее и ближе. Прислушайся к доброму совету умудренного жизнью человека. Впрочем, любящие тебя подружки в чем-то и где-то правы… Ау, старик Фрейд!
Роман задумался. Марина рассматривала его с прежним наивным и неослабевающим интересом. Словно муж открылся ей с новой стороны. Даже снова показался привлекательным и загадочным. Раньше она считала, что Ромка — этот корявый валенок — не способен на измену. А вот когда он перешел, усилиями жены, в турбюро, у него появились рандевушники. Марина это чувствовала. И не платонические…
Роман всегда западал на карманных, глазастеньких, с впавшими щечками. Лохматеньких, небрежных в одежде, быстрых. Лидуся была длинная, с безупречно причесанной головой и маленькими карими, чересчур зоркими, пронзительными глазками. Старалась плавно и красиво вышагивать на высоких каблуках, прибавляя себе лишние, никому не нужные сантиметры и противную манерность. Лидочка уверовала, что так она выглядит солиднее и внушает уважение. Чем она ему понравилась? Ложная от набоек на туфельках до кончиков размалеванных ногтей. Зачем он ее так усердно окучивал? С какого перепуга?
Роман задумался и перестал обращать внимание на жену. Даже на некоторое время забыл, что она находится в комнате. Почему он вдруг прилип к Лиде? Глоток свободы…
Впрочем, и не прилип вовсе. Просто… Что — просто? Совсем не просто. Ему неожиданно стало скучно. И он испугался.
Скучно было дома и на работе, хотя деньги за красивые глаза теперь нигде не платят. Тем более в турбюро, где Роман трудился уже не первый год. Именно там тоска казалась невыносимой. Лишь бы досидеть до положенного часа. И так каждый день… Он тосковал на улице, в раздражающе общественном транспорте и возле телевизора, вид которого вообще переносил с огромным трудом. Роман внезапно обнаружил, что не знает, о чем говорить с Мариной, с сыновьями, с мамой, требующей от сына телефонных звонков с подробно-детальным отчетом о жизни как минимум два раза в неделю, с друзьями, приглашающими то в кафе, то в бассейн.
На кой ляд ему кафе и бассейны? Для чего Марина, работа и бабы? За каким фигом деньги, полезная геркулесовая каша на завтрак — жена, наконец, научилась готовить — и вредная яичница на ужин? Зачем ему березы, дожди и небо над головой? Зачем это все?! Он перестал понимать окружающее и самого себя заодно. Или никогда и не понимал. Разве когда-нибудь прежде Роман задумывался над такими дурацкими вопросами? Или не так скучал раньше, просто поэтому? Но почему он вообще начал скучать?
Марина все разглядывала и разглядывала его. Смотри на дурака, пока в лес не убежал… Жизнь превратилась в обыкновенный мыльный сериал с одними и теми же героями, унылыми страстями и мелодраматическими, легко предсказуемыми эффектами. Разворачивалась очередная девяносто четвертая серия.
— Мне скучно жить, — нечаянно вырвалось у Романа.
Он вовсе не собирался делиться своими настроениями с женой Мариной. Но слово не воробей.
— Здрасте! — насмешливо пропела она. — Приехали! Мозги кипят. Тьфу на тебя! Как надоели псевдорусские депрессушные интеллигенты, тоскующие в поисках ответов на знаменитые вопросы «что делать?» и «кто виноват?». Неужели нельзя обойтись без этой лажи? Ты не мог придумать что-нибудь пооригинальнее и поновее?
Роман молчал. Значит, не мог. Да и зачем что-то придумывать? Изобретать велосипед, когда давно все ежедневно крутят одни и те же педали? Ответ… Если бы кто-нибудь мог что-нибудь ответить…
А как отлично, казалось бы, устроилась жизнь! Есть все, что нужно, что душе угодно, и забот немного, и хлопот почти никаких, потому что их все Марина запросто, легко взвалила на себя и потому что все сложилось так, а не иначе. Роман сам никогда ничего не складывал, не прилагал ни малейших усилий, целиком полагаясь на волю судьбы. Или жены.
И правильно делал. Хотя теперь выяснилось, что все делал неправильно. Наперекосяк. Косину требовалось немедленно исправить. Даже с помощью операции. Но что вырезать? Душу? Часть мозгового полушария? Или лучше одним махом покончить с собой?
Роман понял, что направился слишком далеко и пора остановиться. Только вот как жить дальше?…
— Мне скучно, — тупо повторил он. — Ты понимаешь, мне скучно… Я веду матрасный образ жизни. Это страшно. Я что-то потерял…
— А может, ты и не имел ничего? — нагло спросила Марина. — И терять было нечего? Все по уму!
Она права, подумал Роман. Абсолютно права. Нарушена система координат. Проклятье! Неужели снова этот надоевший, набивший всем оскомину поиск смысла жизни? Роман никогда не думал, что такой идиотизм коснется его, заденет хотя бы на несколько часов жизни. Задел надолго. А если навсегда?!
— Нет! — закричал Роман и вскочил на ноги. Марина дернулась от испуга.
Тьфу на тебя! — подумала она.
— Нет! Только не это! Ты права, права до самого последнего слова! Но я не хочу ничего искать и ни о чем думать! Не желаю! Я действительно прекрасно жил все эти годы с тобой и без тебя, не жаждал лучшей доли и не искал ничего другого! Зачем мне сомнения и муки? Для чего? Почему я не смог жить дальше так же спокойно, как раньше? Что случилось?! Подскажи мне, если можешь! Мне страшно!
Марина в замешательстве молчала, подняв худые прямые плечики, подпирающие прямые темные волосы. Ее лицо болезненно искривилось от явного сочувствия и полнейшей невозможности помочь мужу. Ей очень хотелось ему помочь. Подсказать хоть что-нибудь, как он молил в настоящем отчаянии. Что произошло?…
— А тебе не бывает скучно? — спросил Роман, слегка приходя в себя.
— Не знаю, — прошептала Марина. — Кажется, нет… Всегда есть какие-то дела…
— Да у меня они тоже всегда есть! — вновь вспылил Роман. — Но пустые, бесцельные — ни уму, ни сердцу. Проснулся, поел, пошел на работу. Вечером — домой. Примитив. Ну и что? Что дальше, родная ты моя?
— Это у Горького, — пробормотала Марина. — Про «дальше». Из пьесы «На дне».
— Ты ходячая прорва знаний! — все сильнее взвинчивался Роман. — Начитанная! Цитатки из Горького не забыла! А ты, случайно, не помнишь, когда мы с тобой за ужином беседовали о прожитом дне? Когда говорили о самочувствии? Спрашивали друг друга о новостях на работе? Хотя бы это! Тоже примитив, но все-таки! Почему ты зацепилась за эту бабу, с которой меня видели?! Разве дело в ней? Я пуст, давно совершенно пуст, как дом беженца! И не знаю, где мне спастись!
