Ознакомительная версия.
Все переглядываются. Инструкцией категорически запрещается оставлять наживку хотя бы без двух защитников.
– Я буду с тобой, – тотчас же говорит Виктор и, похоже, его не слишком расстраивает перспектива сегодня не поохотиться.
– Вот и отлично! – радуюсь я. – Тебя мне вполне хватит. Тогда мы – на американские горки!
Плав якобы неохотно кивает. Расходимся, довольные друг другом, хотя Плава, кажется, мучает совесть – настолько, что он даже не поправляет нас, как обычно. Мы с Виктором смеемся: только мы вдвоем называем этот старый земной аттракцион «американским», остальные уверены, что горки как раз «русские».
Однако они дорианские и совсем другие. Кабинки перемещаются, словно по воздуху, без видимого механизма, но по определенному спиралевидному маршруту вокруг всего парка, при этом ямы, резкие подъемы и повороты здесь тоже гарантированы. Поэтому дорян тут обычно нет, разве что неостепенившиеся подростки. Виктор сияет: следующие полчаса мы будем сидеть, тесно прижавшись друг к другу, и с огромной скоростью пролетать под самым куполом города, как будто нас носит ветром. В дневное время, если нет постоянно льющего дождя, как сейчас, а небо прозрачно, можно даже увидеть, как мелкие осколки метеоритов врезаются в купол.
Выходим с аттракциона. Пошатываясь, повисаю на Викторе, чтобы удержаться на ногах. Интересно, если бы сейчас появился мутант, Виктор бы в него попал? Немного придя в себя, двигаемся в сторону охотничьего павильона и плюхаемся на мягкую скамейку в ожидании наших. Виктор начинает рассказывать одну из своих баек – мне кажется, он сам их сочиняет, и у него здорово получается. Наверное, он мог бы стать писателем, а вместо этого таскается здесь с паралитическим пистолетом. Так что он тоже, без сомнений, герой.
На соседних скамейках восседают, покачиваясь, дорианские мамаши. Собственно, мы сейчас на детской площадке, если можно так назвать нечто напоминающее космодром. Вон там, левее, дошколята – катаются, как на пони, на маленьких толстых зверьках с широкими спинами и короткими лапами. А прямо перед нами на небольшой высоте кружатся и сталкиваются прозрачные шарики-капсулы с белобровыми разноглазыми малышами не старше четырех. Столкновения мягкие и безопасные – шарики, встретившись, отлетают друг от друга, малыши хохочут. Похоже, эта высота – предельная для дорян, потому что, повзрослев, они и на нее-то не поднимаются.
На космопутешествиях мы вообще были в прошлый раз одни. Сюда ходят только туристы да группы местных школьников, проходящих устройство Вселенной. А аттракцион потрясающий. Частично он расположен под землей, хотя основу составляет, я так понимаю, интерактив. Но при этом – ощущение полнейшей реальности! Капсула, в которой ты сидишь, настолько прозрачна, что кажется, будто она растворилась в межпланетном пространстве. И ты летишь. Летишь от Доры к другим планетам галактики, можно и за ее пределы, зависит лишь от времени и цены билета, с любой скоростью. Капсула облетает планеты и звезды, показывая их так близко, как ты захочешь. Можно зависнуть над одной из них и прослушать экскурсионную программу, но, как верно говорит Плав, для нас это бесполезно. Дорианский я учила с семнадцати, но понимать сложную речь в таком темпе так и не научилась. Автопереводчики тут не подходят, в дорианском слишком много нюансов, и автоматический перевод искажает смысл – только запутаешься.
В прошлый поход мы гуляли по этой планетарной системе, где вокруг своего нескромно большого, но ленивого светила, довольно далеко от него, вертятся Дора с Прилустой. В другой раз мне интересно было бы «долететь» до нашей Земли и попробовать понять, что о ней говорят местные.
Одна из дорианских мамаш, забеспокоившись, спешит мимо нас к ребенку. Я с интересом разглядываю ее. Все-таки забавные у них представления о красоте: чем белее, тем красивее. Молодая женщина напоминает снежную королеву: на лице у нее нарисована, нет, даже налеплена настоящая изморозь, длинные белые пушистые ресницы явно искусственные. Надо спросить у Леди, где можно прикола ради купить подобную тушь, пошлю своей подружке на Землю. Я-то косметикой вовсе не пользуюсь, по-моему, это смешно, и дорянки – лишнее тому подтверждение. Интересно, как относится к этому Кэп. Никогда не видела рядом с ним ни одной девушки.
Виктор неожиданно умолкает, я поворачиваюсь к нему, испугавшись, что он обиделся – я ведь совсем не слушаю. Но он смотрит за мое плечо расширенными глазами. Я поворачиваю голову и тоже вижу его.
***
Это Чистый. Впервые встречаю его в реальности. Он стоит в самом центре детской площадки, вокруг него, сшибая друг друга и ударяясь об него, летают малыши. Хотя это и ощущается, наверное, не больнее, чем удар подушкой, но все-таки удивительно, что он совершенно не реагирует, даже не пытается уклониться. Высокий, вытянутый, с длинными серыми (я думала, они серебристые) волосами, он стоит в самом эпицентре «побоища», и шары отталкиваются от его головы как от чего-то неодушевленного, она только смещается под ударами вправо-влево, как боксерская груша. Это было бы смешно, если бы не выглядело так странно.
Почему-то я сразу понимаю, что он здесь не просто так, он здесь как раз из-за детей. Хочется сказать «ради детей», но боюсь, это неправда.
– Что он делает? – тихо спрашивает Виктор. – Воздействует на них? Умиротворяет? Воспитывает, что ли, мысленно?
– По-моему, он их… осмысляет, – неожиданно нахожу нужное слово я.
Не просто «изучает», а проникается смыслом, проецирует этот смысл куда-то в будущее, возможно. Подумав так, начинаю собой гордиться. А еще Питер считает меня дурочкой! Надо запомнить фразу и выдать ему при встрече… если она еще будет, встреча-то.
Настроение у меня портится. Я смотрю на Чистого, и во мне поднимается раздражение. У меня, между прочим, такой же редкий ген, и тварь распознает меня мгновенно. Однако Чистому нет до меня никакого дела. Он не чувствует во мне родной души. Его не волнует, что меня мучают по ночам кошмары, что я вместо него встречаю мутантов, летящих на меня, чтобы разорвать. Он просто гуляет, видите ли, в парке, не желая прятаться в Стеклянном доме. И как бы еще нам не пришлось его провожать – впрочем, попробуй ему навяжись… Не ходить же за ним, куда он – туда и мы.
– Надо вызвать группу? – вторит моим мыслям Виктор. – Если что, его некому защитить.
– А мы? – слышится голос Плава.
Они только что подошли и тоже уставились на Чистого.
– Мы здесь ради Осы, – возражает Виктор.
– А Оса – ради него, – тихо говорю я, и все молча смотрят на меня.
Только ради таких моментов и стоит терпеть ночной страх, но Дарк-Кэп умудрился испортить мне и это скромное удовольствие, поэтому сейчас я лишь морщусь под их уважительными взглядами.
– Ой, да хватит вам! – Леди приходит в себя первая. – В городе они никогда не бывают одни, наверняка сейчас вокруг них куча охраны. Да вон же, смотрите!
Действительно, поодаль располагаются двое дорян в форме охранников. Но они, в отличие от меня, не узнают о приближении твари. Интересно, а сам этот Чистый, почувствовав тварь, даст кому-нибудь знак, или продолжит свои наблюдения, пока его не сожрут? Не удивлюсь, если второе.
Внезапно я испытываю настоящий кураж. Или как это еще назвать, когда ты вдруг понимаешь, что сделаешь сейчас нечто из ряда вон выходящее, и никто тебя не остановит? Тем более что капсулы с доряшатами уже приземлились, а следующий залет минут через десять. Я вскакиваю со скамейки и решительно направляюсь к Чистому, встаю прямо напротив него, заглядываю ему в глаза. Голова у меня значительно ниже, но не заметить-то меня никак нельзя!
Нельзя-то нельзя. Но он не замечает.
Кстати, «чистые» они, очевидно, только в душе. В Стеклянном доме за ними ухаживают, бреют, их одевают и обувают. Доряне очень трепетно относятся к антуражу. Но этот, видать, давно не был в Стеклянном доме. Одежда, похожая на монашеский балахон, если и была когда-то белой, то недолго. Пояс он, видимо, потерял, поэтому подпоясался тонкой гибкой веткой от желтого дерева. А в начинающей отрастать серой, как и волосы, бороде, застряли несколько крошечных лепестков – наверное, прицепились, когда он подбирал с земли эту ветвь. Допустить, чтобы кто-то сломал у дерева ветку, здесь невозможно.
Поскольку он не обращает на меня никакого внимания, я могу рассматривать его без всякого стеснения. Даром что вокруг уже собрался народ: невиданное зрелище для дорян – кто-то пристает к Чистому!
До моего поступка все взрослые посетители вежливо его обходили, делая приветственные благоговейные знаки, на которые он обращал внимания не больше, чем сейчас на меня. Его охрана теперь тоже приблизилась, на лицах у всех написано любопытство и недоумение. Но мне плевать! Я знаю, что такое страх, и уж это точно не то, что я испытываю сейчас.
Ознакомительная версия.