Он понял, что не обманулся, услышав ее первые слова.
— Дорогие мои… это вы… Барт! — Ее бархатный голос ласкал слух. Она плавно подошла к Барту и приложилась губами к его щеке. — Язык мой — враг мой. Ты же знаешь, как меня заносит… У меня и в мыслях не было… Мир?
— Меня как раз волнует то, что у тебя в мыслях.
— Можешь не волноваться. — Она ласково улыбнулась. — Я очень серьезно отнеслась к твоему совету, и, мне кажется, тебе понравится мое решение.
Мэгги взяла его под руку и обернулась к Конни, которая, зная, чего от нее ждут, подскочила, чтобы та взяла под руку и ее, и так втроем они направились в комнату Конни, которая использовалась как деловой кабинет. Там велись все важные беседы.
Усадив их вдвоем на диван, Мэгги осталась стоять. Буря, которая смела Барта несколько часов назад, улеглась. Мэгги пристально изучала своих зрителей.
— Ты посоветовал мне трезво взглянуть на себя, — сказала она, обращаясь к Барту. — Я так и сделала. Я долго просидела, обдумывая всю свою жизнь — прошлое, настоящее и будущее.
Неплохой текст, подумал Барт. Интересно, кто автор? Мэгги повернулась к ним спиной, сделала несколько шагов по комнате, потом вновь подошла к дивану. Она изображала борение чувств. Барт смотрел на нее с наслаждением. На нее всегда было приятно смотреть.
— Ты, — продолжила Мэгги, кивнув в сторону Барта, — ты сказал, что мне не следует огорчаться, если придется играть женщин в возрасте. Матерей, к примеру. А ты, — она обернулась к Конни, — сказала, что я должна пересмотреть свои возможности, сделать новый выбор. Так или иначе, вы имели в виду одно: мне пора взглянуть в лицо фактам.
Они заметили, как расширились ее глаза, сделавшись почти бездонными: это означало, что сейчас она произнесет нечто страшно важное. А ведь она даже не контролирует свое поведение, подумал Барт, все эти штуки и трюки у нее выходят сами собой. Жизнь для нее — трехактная пьеса, в которой она играет главную роль.
— Именно это я и собираюсь сделать, — объявила наконец она.
Тут должны были вступить фанфары.
— Слава тебе, Господи, — с облегчением вздохнул Барт. — Тебя ждут потрясающие роли в блистательных спектаклях…
— Да, ждут, — прервала его Мэгги. — Но не сию же минуту? Сейчас мне еще не время бежать на репетицию, съемочную площадку или куда-нибудь в этом роде?
— Ну, сейчас, конечно, нет, но уже есть что обсудить…
— Вот и прекрасно, потому что я намерена кое-что предпринять и не знаю, сколько времени это отнимет.
— Ты наконец решила поддаться на уговоры и написать автобиографию? — предположила Конни. — Можно прикинуть, сколько времени это потребует…
— Пока не стоит. Я эти займусь, но не теперь. Сначала нужно сделать нечто, что добавит к ней еще одну главу.
— Уж не замуж ли ты собралась? — спросила Конни, стараясь не глядеть на Барта, чтобы не прыснуть.
Но Мэгги вопрос не показался смешным.
— Два брака — более, чем достаточно, — ответила она, и тут лицо ее опять озарилось лучезарным светом. — Тем не менее я собираюсь стать матерью!
— Боже! — выдохнул Барт, делая в уме лихорадочные подсчеты.
— Кем? — еле выговорила Конни.
Мэгги звонко рассмеялась.
— Вы оба напрасно испугались, — успокоила она их. — Речь идет о том, чтобы стать матерью уже рожденного ребенка.
— А, вот оно что, — с облегчением протянула Конни. — Ты, стало быть, собираешься взять приемыша.
В это Конни не могла поверить при всем желании. Дети и Мэгги — вещи абсолютно несовместимые.
— Опять ошибка. Я собираюсь искать ребенка, который был взят в чужую семью. Много лет назад. — Она хлопнула в ладоши, возвещая момент, когда будет молвлено главное.
— Я хочу, чтобы вы помогли мне найти мою дочь. Двадцать семь лет назад я отдала ее в чужие руки.
Повисло молчание. Прервать его смогла только сама Мэгги.
— Я следую твоему совету, Барт. Буду исполнять роль матери. Только не на сцене и не в театре, а в жизни. Я буду матерью своей собственной дочери. Для этого вы должны найти ее. Сама я не могу этим заняться, слишком уж я известна. А вы с Конни сможете. Я сообщу вам все необходимые сведения, надеюсь, поиски не окажутся трудными.
Барт наконец справился с голосом и остановил поток словоизлияния.
— Постой-ка. У тебя что же — имеется двадцатисемилетняя дочурка?
— Да, — простодушно ответила она, глядя в глаза.
— Давай подробности.
— Я об этом никогда никому не рассказывала. Это было в другой жизни, до того, как я стала Мэгги Кендал. Тогда меня звали Мэри Маргарет Хорсфилд.
Конни закашлялась.
— Как? — переспросила она несвойственным ей тонким голосом.
— Мэри Маргарет Хорсфилд. Это имя я получила при рождении. Эта девочка умерла, чтобы дать жизнь Мэгги Кендал. В ту пору мне едва сравнялось семнадцать, но хватило бы пальцев на обеих руках, чтобы сосчитать все выпавшие на мою долю счастливые деньки. Каждый из них был проведен в кино или театре. Счастье пришло лишь тогда, когда я стала Мэгги Кендал.
— Черт побери, — отозвалась Конни, немножко совладав с собой.
— Черт тут и правда приложил свою лапу. С помощью родителей бедняжки Мэри Маргарет. Они объявили, что их дочь — порочное создание, которое наверняка настигнет Божья кара. Бог, которому они молились, требовал неустанного самоотречения.
— Так вот почему ты всегда отказывалась от ролей благочестивых девушек! — заметил Барт, разгадав наконец загадку, которая мучила его все годы работы с Мэгги.
— Значит, в семнадцать лет ты родила ребенка, — как бы про себя повторила Конни, у которой прогремевшая словно гром с ясного неба новость никак не укладывалась в голове. — И ты его отдала в чужую семью.
— Да.
— А теперь хочешь отыскать?
— Если возможно. Новое законодательство от 1975 года это позволяет.
— Это верно, — подтвердила Конни, пытаясь нащупать логическую связь. — Тогда позволь тебя спросить: почему, промолчав почти три десятка лет, ты именно сейчас хочешь объявить на весь свет, что у тебя есть ребенок?
— Я хочу найти свою дочь.
— Это мы уже слыхали, — вмешался Барт. — Конни хочет узнать, почему вдруг это стукнуло тебе в голову.
— Вы оба пытались меня убедить, что надо трезво взглянуть в лицо фактам, играть роли, соответствующие моему возрасту, например, матерей… Так что же может быть лучше — прежде чем начать играть, я попробую, каково это в реальности.
Ее слова прозвучали очень убедительно. С ними трудно было спорить. Вообще это было в ее манере — примерять на себя характер, привычки и одежду своих героинь.
Будто прочитав их мысли, Мэгги продолжила:
