Мартина встряхнула головой, гоня прочь эти крамольные мысли. Конечно, работа в бюро неоднократно сводила ее с женщинами, имевшими корыстные мотивы. Но чаще всего они просто мстили человеку, когда-то обидевшему их. Нет, Брэд наверняка знал Лидию Браун. Ведь она упомянула даже кубок с мелко выгравированной на нем надписью. Если бы девушка случайно оказалась в его кабинете, она вряд ли стала бы разбирать эти нечеткие буквы. Кроме того, он же сам сказал, что в его магазине никогда не работала никакая Лидия Браун. Дверь, ведущая в служебные помещения, всегда заперта – значит, пробраться туда тайком практически невозможно.
Брэд лгал, говоря, что не знает Лидии, и потому Мартина не должна чувствовать угрызений совести, продолжая заниматься этим делом. И вообще – жалеть надо не Брэда, а молоденькую маму шестимесячной девочки. У Лидии нет ни гроша за душой, она едва сводит концы с концами, и будет только справедливо, если Брэда заставят платить алименты. Рассуждая логически, у Мартины нет никаких оснований не верить Лидии, а верить этому Макинтошу с его, надо признать, поразительным, хотя и странным обаянием.
«А уж это, – сказала она себе, – не имеет отношения к выяснению истины. Половое влечение, вот что это такое. Каждый раз, подходя к нему ближе, чем на пять футов, ты ощущаешь исходящую от него сексуальность. Он очень напряжен сейчас, потому что ему не нравится положение, в котором он очутился, и ты ощущаешь его напряжение. Что с того, что его глаза излучают какое-то там сияние? Наверное, такие глаза бывают у многих мужчин, но ты этого попросту не замечала. Никому не хочется попадать в западню, а Брэд сейчас как раз в западне. Наверное, он умеет убедительно лгать, мужчины нередко обладают подобным талантом… впрочем, как и многие женщины…»
Марти подняла трубку и набрала номер Лидии. Когда та ответила, стал слышен детский плач. Наверное, Мартина выбрала не самое подходящее время для разговора, но очень уж ей хотелось прояснить все до конца. Обычно подробные беседы с матерями-одиночками она вела после того, как предполагаемый отец подписывал официальный отказ платить алименты, но почему бы не поговорить с Лидией прямо сейчас?
– Приезжайте, – сказала Лидия. – Надеюсь, Шэрил скоро уснет. Ей пора спать, а перед сном она всегда капризничает.
По дороге Мартина купила два аппетитных шоколадных кекса. Вряд ли Лидия часто позволяла себе что-нибудь вкусненькое. Марти с трудом удержалась от того, чтобы побаловать какой-нибудь мелочью и малышку. Профессиональная этика – дело серьезное, с этим не шутят. Ральф с самого начала предостерегал ее, говоря, что в отношениях с клиентами нельзя переступать определенную грань. Но кексы – это такая мелочь. Не может же Мартина объедать бедняжку, едва сводящую концы с концами!
Дом на Валенсия-стрит был на удивление неприглядным. Штукатурка давно осыпалась, большинство окон оказалось грязными или даже разбитыми, замок на входной двери – сломан. Ветер раскачивал створку открытой двери и заносил в подъезд всякий уличный мусор. Изначально, вероятно, предполагалось, что на каждом из трех этажей будет по четыре квартиры, но Мартина насчитала целых двадцать четыре таблички с кнопками не работающего домофона и именами жильцов. Лидия жила на последнем этаже.
Подъезд показался Марти просто отвратительным. Лестница замусорена, и перила вот-вот обрушатся. Одна из ступенек расшаталась, и Мартина содрогнулась при мысли о том, что мать с ребенком на руках могла бы тут упасть. По тускло освещенному коридору она поспешила к квартире 309.
Лидия уже стояла в дверях. В ожидании посетительницы она расчесала волосы и накрасила губы. В ее девятнадцать лет кожа у нее была нежная и молодая, но очень уж бледная – видимо, потому, что она слишком редко выходила на свежий воздух и плохо питалась. Худенькая, с распущенными каштановыми волосами, она напоминала сейчас беспризорного ребенка.
Когда Мартина увидела ее впервые, она предположила, что Лидии нет еще и пятнадцати лет. У нее была привычка, появившаяся, наверное, в подростковом возрасте: разговаривая, она то и дело смахивала со лба длинные волосы или накручивала их пряди на палец – подобно тому, как накручивают на вилку спагетти.
– Заходите, – сказала она приглушенным голосом. – Шэрил только что заснула.
Мартина прошла следом за ней в тесную квартирку, состоявшую всего-навсего из одной большой комнаты, которая служила одновременно и гостиной, и спальней. Детская кроватка помещалась в углу, подальше от окна. Лидия сразу повела гостью на кухню, так что Марти успела лишь бросить беглый взгляд на головку спящей Шэрил. Кухонька оказалась такой крохотной, что там не нашлось места даже для нормального стола. На узеньком столике у мойки уютно расположились две чашки и чайник; подле стояли два стула. Марти подала хозяйке кексы, сказав при этом:
– Я прямо-таки умираю от голода. Вот купила по дороге, не удержалась.
– Спасибо. – Лидия извлекла из шкафчика пару ложечек и блюдца и положила на них кексы.
Мартина с интересом наблюдала за ней. Было очевидно, что Лидия – неплохая хозяйка и большая аккуратистка. Хотя снаружи дом выглядел отвратительно, квартирка сияла чистотой. Окна были недавно тщательно вымыты, маленькая кухонная плита сверкала, на линолеуме – ни соринки. «И не лень ей заниматься всем этим, – подумала Мартина. – Ведь дом вот-вот рухнет, так он обветшал».
– А где же ваша ванная? – спросила она, принимая у Лидии тарелочку с кексом.
– Она внизу, на первом этаже. Ею пользуются жильцы еще двух квартир, – объяснила хозяйка и спросила: – Вы хотите вымыть руки?
– Дело не в этом. Просто вам, наверное, очень неудобно. Как же вы стираете, как купаете ребенка? – поинтересовалась Мартина.
Лидия пожала плечами:
– Когда я приехала в Сан-Франциско, ничего дешевле мне найти не удалось. А потом родилась Шэрил, и переезд стал для меня непозволительной роскошью.
Мартина кивнула и откусила кусок кекса. Он оказался начинен шоколадным муссом и взбитыми сливками и просто таял во рту. «Изумительно, – сказала она себе, – вкуснотища-то какая! Пожалуй, на обратном пути куплю еще несколько таких же».
– Моя мать часто готовила похожие пирожные. – Лидия положила ложечку на блюдце и отодвинула его от себя. – Как вы считаете, разве женщина не должна радоваться, когда у ее дочери рождается ребенок?
– По-моему, должна. Ведь малыш – это всегда счастье, – уверенным тоном проговорила Мартина.
Она отлично знала, что этот ответ – вовсе не единственно возможный, но именно таких слов ждала от нее сейчас Лидия.
– Я ушла из дому совсем не потому, что со мной там плохо обращались, – сказала молодая женщина. – Просто мне ужасно надоел этот захолустный Луквиль, и к тому же родители ни за что не хотели видеть во мне взрослого человека. Вы ведь понимаете, о чем я, правда? Вот мы с подругой и задумали сбежать. Знаете, это так противно, когда весь городок живет одной большой семьей. Каждый всегда в курсе того, чем занимается его сосед. Во Фриско все по-другому.
