― Это бабушка попросила его. Видишь? Он круглый, это Священное место. Это был её Храм, ― ответила Вика, с мечтательной улыбкой на губах. Такую улыбку, не часто можно застать на её губах, крайне редко. Но именно от неё, сложно оторвать взгляд.
― А, что я там, должен был раньше тебе сказать? ― решил я уточнить, заходя в беседку, но сам забыл, что только что спросил. Уютное бунгало, было мягко освещено большими свечами, они казалось были повсюду, и круглая медная чаша, в окружении кучи подушек, различных цветов, размеров и формы, в каком-то странном стиле, но подозрительно напоминающий цыганский по орнаментам. Это вызывало ощущение тёплого очага. Эта чаша и являлась очагом, судя по небольшому отверстию в конусообразной крыше. Если не ошибаюсь, это называется Сиу.
― Работа, ― уточнила Вика, и вздохнула, ― Почему ты раньше ничего мне сказал о том, что хочешь, утащить меня со собой на свою работу? ― удивлённо спросила Вика. Я устремил взгляд перед собой.
― Не только тебя. Мы раньше работали там, а потом Лера свинтила. ― я тут же выразительно на неё взглянул. ― Это случайно вышло. Просто один друг твоего отца, владелец этого места.
― Постой… а этот друг случайно не здоровый такой, бритый дядька?
― Он. А что?
― Ничего. Ну и что? Он звал вас обратно?
― Да, но, тогда состав был не полный. Я сказал, что свяжусь с ним, позже, когда заполню пробел. Ну вот собственно…― я замолчал, поняв, что она загадочно хихикает.
― Так, и почему ты смеёшься?
И по моему она ничуть не удивлена. Вика стянула балетки с ног и отставила их в сторонку. Я последовал её примеру, сбрасывая чёрные тенниски. Удобно усевшись на подушки, друг напротив друга, я осмотрелся, примечая множество бубнов и ловцов снов, различных видов и размеров. Лёгкий перезвон колокольчиков, в разных частях святилища, звучал волшебно, в вечернем воздухе. Подобие тамтама в сторонке, плетёные из веток, корзины, и я обратил внимание на запах. Свечи источали странный аромат. Я глубоко вдохнул приятный воздух.
― Что это?
― Свечи из вербены, ― ответила Вика, подхватывая маленькую корзину рядом с собой, высыпала уголь в медную чашу.
― Подай мне, вон ту, ― попросила девушка, указывая на корзину за мной. Придвинул к ней запрошенное. Она, ныряя в корзину, достала охапку веток, мелких и по крупнее, и распределила их по образу вигвама, в чаше. От свечи она зажгла маленькую щепку, и поместила эту лучину в самый центр «вигвама».
Я отыскал её глаза, следящие за тем, как распространяется огонь в чаше.
Она сильно задумалась. В её глазах, отражаясь, плясали языки пламени. Маленькая улыбка, на губах Вики, была загадочной. И сейчас она была не Викой, не Викторией, и даже не Тори. Сейчас, она была Аяши Ви Хенви ― Маленкой Солнечной Луной. Она была там, где и должна быть, в своем мире, на своей ветке, в гармонии с миром. Я клянусь, никогда не видел её такой. Господи, да сколько же у неё масок?
Потянувшись к маленькой плетённой корзине, она подняла её крышку и достала трубку. Это была Трубка Мира, из красной обожженной глины, украшенная узорами, бусинами, и перьями. Достав следом жестяную коробочку, девушка заставила меня напрячься и насторожиться. Она лукаво сверкнула голубыми глазами.
― Всего лишь табак, не паникуй.
― Хм, предлагаешь мне раскурить Трубку Мира?
Ловко подготавливая Трубку, она поднесла к ней огниво, зажжённое от маленького костра, заставляя тлеть табак
― Курение Трубки Мира, является очень важным и торжественным ритуалом, между прочим. ― улыбалась она, ― Им скреплялись все заключенные договоры. А, сама трубка ― гарантия мира и символ братства. Ее курят, пуская по кругу, друзья, союзники… бывшие враги. ― она протянула трубку мне, на губах всё ещё играла таинственная улыбочка, ― Она также служит пропуском и своего рода охранной грамотой. Знаменитый исследователь и миссионер-иезуит отец Маркетт получил такую трубку от принимавших его индейцев. И ведь она действительно явилась надежной гарантией безопасности во время его путешествия в Великих озерах, заселенные самыми разными индейскими племенами. С другой стороны, покрытая красной гирляндой ― Трубка Войны, была знаком непримиримой вражды.
― Эта трубка из глины? ― поинтересовался я, чувствуя, что для глины у неё не подходяще тяжёлый вес. Вика отрицательно покачала головой.
― Катлинг ― этот камень, он имеет густой тёмно-красный цветовой оттенок, поэтому похож на обожженную глину, ― объяснила она, ― Его ещё называют «трубным камнем».
Дым имел мягкий сладкий привкус, терпкий и древесный, и пряный запах, на грани с коньячным. Он таял внутри и густыми молочными кубами селился в сводах беседки, устремляясь к Сиу ― отверстию в крыше. Девушка казалась расслабленной, умиротворённой, это место явно положительно влияло на неё.
― Расскажи мне, ― попросил я.
― О чём? ― переспросила Вика.
― Обо всём этом. Об этом месте. О Богах, духах, шаманах.
Она опустила взор на пламя свечи и склонила голову чуть влево.
― Зачем тебе это?
Я передал ей трубку, наблюдая за её размеренным движениями рук ко мне навстречу. Её пальцы легко соприкоснулись с моими. Маленький ток пробежал по мне.
― О твоей религии и культуре не очень-то много известно.
― Разумеется, ― кивнула она, с её губ кольцами, вверх, срывался дым, ― Вопрос в том, что это знание, даст лично тебе?
― Ещё один, недостающий кусочек пазла, ― ответил я сходу. Она повела бровью, склоняя голову, на другой бок.
― И зачем?
― Затем, что я не вижу целостной картины, ― сказал я, ― Я не вижу тебя, настоящую. Должен же я когда-то исправить наконец, это досадное недоразумение?
― Это я-то, недоразумение? ― тихо рассмеялась девушка. Я закивал.
― О, ты, то ещё недоразумение, уж поверь мне.
Задумчиво надув губы, она смотрела в сторону, приковав свой взгляд к тамтаму у стены.
― В первую очередь, тебе, Раф, следует иметь в виду, что большинство индейских племён Северной Америки никогда и не имело, какой-то оформленной системы религиозных верований, понимаешь? Это, не религия в полном смысле понимания, эту культуру невозможно четко и последовательно изложить, как например христианство или иудаизм. Порой множество мифов и легенд переплетается в одну паутину. ― Вика сомкнула глаза, смещаясь в позу лотоса, ― Всё зависит от самих людей, племени, времени, и среды обитания. Да много от чего. Даже, тоже христианство, повлияло на культуру и традиции. Одни племена, например верят в существование высшей божественной сущности, другие ― нет. Это всё может показаться, непонятным и сложным. Но на самом-то деле, моё верование очень простó. И культура очень интересна и во многом прозрачна и чиста, в раной степени, как и таинственна. Особенное место конечно же занимают сны, сердце и табак. Вообще трудно конечно, передать ту степень воздействия и влияния, которую имеют на североамериканских индейцев откровения, видения и сновидения, а также другие подобные мимолетные отблески сознания человека. На Западе же стали придавать значение снам только после выхода в свет в 1900 г. работы Фрейда «Смысл и значение сновидений». Ведь именно Фрейд, назвал сны «самым прямым и легким путем в подсознание», значение которого стали понимать, наконец, даже мыслящие сугубо рационально, а потому зачастую поверхностно западные люди. У индейцев никогда не было недоверия и скептицизма относительно значения снов и видений. Индейцы, как показывают их многочисленные ритуалы, обладают гораздо большим воображением, интуицией и внутренним видением по сравнению с белыми людьми. Юнг в своей книге «Воспоминания, сны, размышления» описывает свое посещение одного из пуэбло в штате Нью-Мексико. Хотя его жители почти не имели тех предметов, наличие которых в окружающем их мире рассматривается как признак благополучия и которые поэтому представляют соответствующую ценность, они считали братьями как друг друга, так и всех остальных людей, даже несмотря на то что те относились к ним далеко не по-братски. Когда Юнг беседовал с вождем пуэбло Таос, тот сказал ему: «Американцы хотят уничтожить нашу веру. Почему они не оставят нас в покое? Ведь то, что мы делаем, мы делаем не только для себя, но и для них. Мы делаем это для всего мира. Каждому это идет на пользу». Вождь называл себя «посланником солнца на земле, земным солнцем». Далее Юнг пишет: «Тогда я понял, на чем основано глубокое чувство собственного достоинства, присущее каждому индейцу, это величавое спокойствие и уверенность… Их жизнь наполнена вселенским, космическим смыслом… Если отбросить в сторону наши отговорки и оправдания, мы увидим, что наша жизнь, основанная лишь на рационализме и доводах здравого смысла, является на самом деле бедной и пустой. Мы с усмешкой относимся к «наивности» индейцев из чувства зависти; нам нужно выставить их в подобном свете, чтобы еще раз похвастаться перед собой тем, какие мы умные, иначе мы бы обнаружили, какой обедненной и приземленной является наша жизнь. Знание не обогащает нас; оно уводит нас все дальше от того таинственного и непостижимого мира, откуда мы родом и который однажды был нашим домом по праву рождения». Вождь индейцев сказал Юнгу слова, которые страшны своей правдивостью и действительно раскрывают человеку глаза: «Посмотри, какими ожесточенными и озабоченными выглядят белые люди. Их губы сжаты, нос заострен, все лицо покрыто складками и морщинами. В их взгляде всегда озабоченность; они все время что-то ищут. А что они ищут? Им всегда что-то надо, всегда чего-то не хватает; они всегда беспокойны и напряжены. Нам непонятно, чего они хотят. Мы их не понимаем. Нам кажется, что они просто сумасшедшие». Юнг спросил его, почему он так думает. «Они говорят, что думают головой», ― ответил вождь. «Ну а как же иначе? А чем думаете вы?» ― удивленно спросил его Юнг. «Вот чем», ― сказал вождь, показывая на сердце».
