– Что, если я не захочу иметь мученицу в своей постели?
– Я буду притворяться, что нахожусь там потому, что мне это нравится, а не просто из благодарности.
Он поморщился от таких слов.
– Это будет еще хуже.
– Нет, потому что я смогу насладиться загородным приемом, шансом увидеть знаменитый особняк, куда в противном случае меня никогда бы не пригласили, поездкой в деревню, и, может быть, возможностью снова покататься верхом.
– Давайте начнем заново. Расскажите мне о вашей семье.
– Зачем? Клянусь, что никто не собирается вызывать вас на дуэль из-за моей чести.
Майор хихикнул.
– Расскажите мне, и говорите правду. От вашего ответа зависит больше, чем я могу сейчас вам сказать. И я отправлю сыщиков проверить ваши объяснения, прежде чем поверю им.
Симона решила, что старичок больше, чем просто эксцентричен; у него не все дома. Она не могла себе представить, почему еще он так одержим правдой о незнакомке, если только не впал в старческое слабоумие. Господи, он же нанимает любовницу на неделю, а не адвоката! Тем не менее, он ждал, уставившись на нее, как полагала Симона, сквозь свои темно-зеленые очки. Поэтому она повторила историю о своем происхождении, на этот раз не пропустив сведений о цыганском и французском наследии, которое сделало ее мать нежеланной персоной в Англии.
– Поначалу моя мать притворялась, что предсказывает будущее, чтобы добавить доход к тому, который мой отец зарабатывал в качестве преподавателя латыни. Они никогда не были обеспеченными, и местное общество никогда хорошо не принимало их, но мои родители были счастливы вместе, и наш дом был полон любви.
– Она на самом деле могла? Я имею в виду, предсказывать будущее.
Теперь Симона была уверена, что на его колокольне порхают летучие мыши[2] – или они гнездятся в его парике. Она не ответила на такую ерунду, но продолжила рассказывать то, что она знала о неизвестных ей родственниках Райлендах, о своей несчастной истории трудоустройства.
Майор слушал внимательно, не вынося никаких суждений, помимо того, что спросил у нее имя барона, который теперь носил ее отметку от каминной кочерги.
– Вы же знаете, что он не дал мне никаких рекомендаций. Ни для какого рода работы.
– Он больше не нападет ни на одну молодую женщину, которая будет работать на него, – вот и все, что произнес майор в ответ, отчего по спине Симоны пробежала дрожь. Затем он, задумавшись, отпил еще вина.
– У меня есть связи, – наконец проговорил он, когда Симона уже боялась, что старичок заснул. – Я могу найти вам другую должность, где вы будете честно работать. И я могу одолжить вам средства для брата до тех пор, пока он не сможет зарабатывать сам и выплатить мне долг.
– Но вы не знаете меня. У вас нет никакой причины, чтобы прилагать такие усилия. – Она не добавила, что подобные усилия никто, даже дальние родственники в далеком Камберленде, не сочли целесообразным предпринять.
– Как я уже говорил, мне помогали люди, которые не были обязаны делать это. Я не был рожден для привилегированной жизни, но мне было дано гораздо больше, чем я имел право ожидать.
– Ваши родители были беднее, чем мои, их нигде не принимали?
– Они никогда не были обвенчаны.
– О. – Симона знала, что большинство незаконнорожденных детей росло изгоями или их просто бросали. Они подвергались гораздо худшему остракизму, чем те, в чьих жилах текла цыганская кровь. – Мне жаль.
– Не стоит. Меня взяла на воспитание замечательная семья, Харрисоны, и сделала все для того, чтобы я чувствовал себя их собственным сыном. Мой настоящий отец сгладил мой жизненный путь образованием и связями, хотя его доброта стоила ему доверия собственной семьи. Я пытаюсь выказывать ту же доброту другим, жить так, как мой отец – настоящий джентльмен, отдавая ему дань уважения. Мои понятия о чести не позволяют вовлекать женщину в жизнь полусвета.
Он мог быть сумасшедшим, решила Симона, но майор Харрисон – Харри – был душкой. Не удивительно, что все девочки в заведении миссис Бертон любили его.
– Благодарю вас за заботу, но я сама принимаю собственные решения. Работа в качестве гувернантки или компаньонки никогда не даст мне собственный дом или какое-либо будущее, кроме пенсии, когда я состарюсь, и то если повезет. И вы не можете гарантировать мою безопасность от нанимателей, подобных барону.
– Нет, но в такой жизнь тоже есть риск. Вы все еще готовы посетить этот загородный прием в качестве моей компаньонки, даже если подвергнетесь там возможной опасности?
Девушка отодвинулась подальше от него на своем сиденье. Милый старичок, должно быть, сумасшедший в большей степени, чем она думала.
– Опасность для меня?
Он нахмурил кустистые брови.
– Я не думаю, но это возможно. Я сделаю все, что в моей власти, чтобы обеспечить вашу безопасность.
Что он сможет сделать, ударить нападающего своей тростью? Сама идея была абсурдной.
– Что за опасность может таиться на изысканном загородном приеме?
– Как я уже говорил, объяснения могут подождать, но за этим собранием скрывается нечто большее, чем просто отдых в деревне. Я нажил себе врагов. Они угрожают моей жизни.
– Правда?
– Я никогда не лгу. Я не всегда говорю всей правды, потому что хороший карточный игрок никогда не раскрывает все, что у него на руках, но я не лгу. Может возникнуть опасность. Почти наверняка.
– Тогда я не смогу поехать с вами. – Ее сожаление удивило даже ее саму. Неделя вне Лондона, вдали от ее забот, с любезным старичком казалась привлекательной. – Я не могу рисковать и оставить моего брата одного в этом мире, безо всякой семьи, если я пострадаю, тогда некому будет заботиться о нем.
– Я понимаю ваше беспокойство, и все же вы идеально подходите для этой роли. Ваши навыки в языках, намек на что-то экзотическое в вашей внешности, тот факт, что вас никто не знает. Это как раз то, что мне нужно. – Майор отставил стакан с вином и сложил домиком пальцы, которые, как заметила Симона, были длинными и изящными, а вовсе не скрюченными и покрытыми старческими пятнами. Через минуту он спросил: – А что, если я назначу опекуна для мальчика в случае, если произойдет самое худшее?
Симона попыталась покачать головой, но майор Харрисон продолжал:
– Графа, который – я клянусь в этом – позаботится о его будущем.
– Графа?
– Но если подумать, то у лорда Ройса не лучшее здоровье, и он недостаточно молод. Его сын, виконт Рексфорд, будет готов принять на себя эту ответственность.
– Думаю, что вы, должно быть, размечтались, сэр, или выпили слишком много вина. Граф? Виконт? Что они будут делать с мальчиком, который отчасти цыган, отчасти француз, и к тому же совершенно нищий?
