– Милая моя, не надо, не береди мне душу. Может быть, перед смертью… Не тронь ты этого, не проси! – Тут Ирина Ивановна стала железной и твердой как скала – Вера даже на ощупь почувствовала в ней эту перемену. – Держись, мой звоночек, и ничего не бойся! Я же рядом с тобой. А об отце – не проси, забудь! Не было его… Не было и нет.
Они постояли еще немного, обнявшись, потом Ирина Ивановна перекрестила Веру, поцеловала, сказала, что заглянет на днях, та пообещала почаще звонить, и они оторвались друг от друга. И у каждой душу – словно бы пополам…
Добредя до метро, Вера подумала: «Ну, куда теперь? Позвонить Таше? Или к Маринке на огонек – у нее всегда людно, отвлекусь…»
Но помимо воли, будто чьей-то незримой рукой, ее повлекло домой, в Трехпрудный. Сердце подсказывало: чтобы преодолеть эту боль, нужно переломить себя, собственный душевный раздрызг, вернуться к белым листам бумаги. И писать роман.
На следующий день Вера стремглав летела в редакцию. Удивительное дело: работа над рукописью вовсе не утомила ее – наоборот, прибавила сил и, словно живой водой, омыла душу. Тяжелый осадок, оставшийся после «праздника», исчез, точно по волшебству.
Герои ее романа впервые встретились, и она, сидя в ночи в свете лампы, наслаждалась словом, оживляя их зарождавшееся чувство.
– Вера, по-быстрому в библиотеку, – с порога встретил ее белесый завотделом Сысоев, похожий на расплывшийся студень. – А, материал принесли, хорошо. Я посмотрю и передам на компьютер.
– Что за срочность? – застыла она на пороге. И подумала: «И почему это все мужики в нашей редакции так походят на баб?»
– Главный велел. Надо проверить факты и даты в статье Сорокина: кажется, автор здорово напутал.
– Но это же не моя работа – перепроверять информацию!
– Ничем не могу помочь – распоряжение Костомарова. Если что-то не устраивает – зайдите к нему и сами с ним разбирайтесь…
Вера выхватила у него статью треклятого Сорокина и, резко повернувшись на каблуках, выскочила из кабинета.
«Так, – думала она, рванув сквозь толпу к Страстному бульвару, – похоже, я становлюсь у них девочкой на побегушках! Как и предполагала, той фразочки главный мне не простит…»
На Страстном бульваре находилась родная ее Театральная библиотека, где в студенческие годы просиживала дни напролет. Низкое, вытянутое в длину желтое здание обещало тишину и покой, а Вере это было сейчас необходимо.
Народу было мало, а в отделе библиографии – вообще никого.
– Будьте добры, мне нужна информация по музею-усадьбе Архангельское: имена владельцев, данные по реконструкции, словом, все, что у вас есть. – Вера мило улыбалась подошедшей библиотекарше, а сама кляла на чем свет стоит путаника Сорокина.
«Погоди-ка, погодика-ка, – подумала вдруг она, – раз уж я здесь… Ведь герои романа – дворяне, последние из могикан… Неплохо бы подсобрать и самой для работы кое-какой материал».
– Минутку, будьте добры, – подозвала она удалявшуюся девушку, – посмотрите еще, пожалуйста, журнал «Старые годы» за десять лет с начала нашего века, потом… «Быт старинных усадеб» и еще… может, у вас есть какие-то архивные материалы по подмосковным усадьбам начала века… Сейчас я заполню требования.
– Эти материалы, к сожалению, придется какое-то время подождать.
– А что такое?
– Они все уже востребованы.
– Как? Так уж и все?
– Именно. Они на руках у одного… вон у того молодого человека. – Любезная девушка распахнула стеклянную дверь, отделявшую библиографический отдел от читального зала, и указала на сидевшего у окна в предпоследнем ряду мужчину. Вернее, на его спину, потому что все посетители библиотеки сидели к их отделу спиной…
Вера мигом оказалась у двери. В этот момент, словно почувствовав, что на него смотрят, мужчина обернулся и…
«Не может быть!» – пронеслось в голове у Веры.
Это был он, тот самый, что подвез ее домой от Аэровокзала! Предмет неустанных помыслов двух последних дней…
Он на секунду замер, увидев ее… потом улыбнулся с удивлением и нескрываемой радостью. Приподнялся со стула… Но Вера уже сама, неожиданно громко хлопнув дверью, спешила к нему.
На стук обернулись редкие склоненные головы… И тут же вновь уткнулись в свою работу.
– Вы… – Он почему-то схватил ее за руку. – Как я рад!
– Да, знаете ли, неожиданность. Никак не ожидала снова вас встретить!
– Да и я, признаться, тоже… Знаете, я страшно себя ругал, что не представился тогда, что… В общем, ужасно хотелось вас видеть!
– Ну вот, теперь видите. Меня зовут Вера. И вы, между прочим, перехватили весь интересующий меня материал!
– А я… Алексей. Ну и дурак, стою пень пнем – не сообразил назваться… Погодите… – Он схватил ближайший стул и приставил к своему столу. – Может быть, вы присядете? И расскажите мне, как так могло получиться, что нас с вами интересуют одни и те же материалы?..
– Нет уж, это вы расскажите! – рассмеялась Вера, и ее звонкий смех вспугнул тишину библиотеки.
Снова к ним повернулись недовольные головы. И тут же снова воцарились тишина и покой – Вера с Алексеем сидели рядышком и вели беседу тихим-претихим шепотом. И, надо сказать, им обоим это ужасно нравилось.
– Я… – говорил он, – понимаете, у меня есть план одной усадьбы. Но я не знаю, какой именно: ни где она находится, ни как называется… Знаю только, что где-то в Подмосковье. Вот я и перепахиваю груды материала, чтобы отыскать точно такой же план, – ну, тот, который совпал бы с моим.
– Интересно! Ну а я… пишу роман. Вот! О начале века.
– Вот все, что вы просили по музею Архангельское. – Девушка-библиограф бухнула на стол толстенную стопу книг, журналов, альбомов.
– А-а-а, спасибо. – Вере совсем расхотелось заниматься сейчас всеми этими сверками и проверками.
И, словно угадав ее настроение, Алексей предложил:
– Давайте пошлем все к бесу и по бульварам пройдемся – погода чудесная, а потом перекусим чего-нибудь, а?
– Погода – да! Солнышко. Давайте попробуем, только мне все-таки придется чуть-чуть поработать. Понимаете, это срочно – горит! А не то с меня три шкуры наш главный снимет – я ведь в журнале работаю…
– Да вы не спешите. Я подожду, мне торопиться некуда.
И через час они уже не спеша брели по Рождественскому бульвару – Вера отнесла готовую работу в редакцию и теперь была свободна как ветер!
Небеса голубели сквозь темный узор ветвей, дул свежий мартовский ветерок, и оба они ощущали какую-то особую раскованность и свободу.
А потом сидели в кафе «Маргарита» возле Патриарших, ели жюльен, пили кофе и говорили, говорили… Алексей оказался художником, у него была маленькая мастерская в одном из переулочков близ Петровки, совсем рядом с Вериной работой. Он интересовался историей старинных родов. («Прямо молодой Даровацкий», – подумала Вера.) А еще он увлекался стилем модерн – началом века – его живописью, архитектурой, поэзией. Читал Вере стихи, в ритм стиха разрубая воздух рукой. Потом повел ее к своему любимому дому в Москве – особняку Рябушинского на углу Малой Никитской и Спиридоновки – к дому, построенному родоначальником московского модерна Шехтелем.
