Я спускаюсь вниз, привлеченный запахом кофе. Билл на кухне, я слышу звон посуды.
— Доброе утро, Шон. Добро пожаловать домой.
Билл поседел и стал меньше, чем я помню. Когда был ребенком, он был похож на медведя – невероятно сильный, крепкий. Жесткий. Брюнет, бородатый лесоруб — полная противоположность моего отца, чисто выбритого белокурого бегуна. Теперь он совсем исхудал, едва ли толще меня. Протез левой ноги, который он заработал в Фаллудже, торчит из-под штанины шорт, и он подходит ко мне опираясь на трость.
— Привет, Билл. Поздравляю. Про свадьбу, я имею в виду. Жаль, что меня там не было.
Билл кивает с серьезным лицом.
— Спасибо, я ценю это. Вчера я хотел поехать с твоей мамой, чтобы забрать тебя, но мне пришлось работать.
— Чем сейчас ты занимаешься?
— Довольно трудно таскать ящик с инструментами по верфи с такой ногой. Но я все еще работаю на «Макгуайр». Я веду наблюдение в ночную смену, когда разгружаются танкеры. Конечно, зарплата не слишком впечатляющая, но с чеком ВА это не так уж плохо, а твоя мама все еще медсестра в Медицинском центре Мэн.
— Ха. — Не знаю, что сказать. — Я рад, что у тебя все хорошо.
— Достаточно хорошо. Я думаю, лучше, чем некоторые из основных альтернатив. — Билл достает из шкафа кружку для кофе и протягивает ее мне. Это кружка моего отца. На одной стороне печать армии Соединенных Штатов, на другой старыми английскими буквами написано звание и имя моего отца: «СЕРЖАНТ КЕВИН ПИРС». — Билл наполняет ее примерно на три четверти. — Что ты пьешь с кофе?
— Ничего, спасибо. Просто черный.
— Я говорю не о сливках и сахаре. — Билл тычет большим пальцем в стойку, где стоит бутылка «Джеймсона».
— Для меня сейчас ночь, помнишь? Это ирландское, и у меня, наверное, есть немного бурбона.
— Ах. Ага, «Джеймсон» — это отлично. Какого черта, у меня сегодня нет ничего особенного.
— Да, я собирался спросить об этом, узнать, какие у тебя планы.
— Сейчас у меня их нет. За последние четыре года я не брал отпусков, так что у меня есть шестьдесят дней срочного отпуска и шестьдесят дней отпуска очередного. У меня есть немного времени, чтобы разобраться. Не рассчитывал пока на поиски работы, понимаешь? Я намереваюсь отсидеться двадцать дней из них, по крайней мере. Военные сейчас сокращают численность войск. Мне предложили медицинскую пенсию. Я спросил, у меня есть другой вариант, и они ответили, что дождаться до конца моей службы и отправляться домой без ничего. И вот я здесь. С медицинской точки зрения пенсия в двадцать пять лет.
— По крайней мере, ты жив. Мелисса так беспокоилась о тебе. Каждый день, когда тебя не было, она ходила в «Непорочное зачатие» и зажигала за тебя свечу.
— Неужели? Она перестала ходить на мессу после смерти отца.
Билл пожимает плечами.
— Она не хотела потерять еще одного мужчину.
— Ха. Некоторое время мы пьем кофе и виски в тишине. Мне комфортно с Биллом. Всегда было. Теперь есть другой уровень; он был там, сделал это, получил шрамы. Он это понимает. Билл первым нарушает тишину.
— Твой грузовик. Возможно, ты захочешь установить на него новые шины, но я сохранил регистрацию. Страховка — это хорошо. На нем новая инспекционная наклейка. Масло свежее, на прошлой неделе отрегулировали. Шины слишком дорогие, извини. Не мог себе их позволить. Я ездил на нем немного, всего несколько миль в неделю, чтобы все было смазано и работало правильно.
— Я ценю то, что ты сделал, Билл. Это значит для меня целый мир. Не только то, что ты сделал для меня, но и для мамы.
— Твоя мама — хорошая женщина, Шон. Я очень люблю ее. — Я киваю. — Это подводит еще к одному вопросу. Только потому, что мы с твоей матерью поженились... я пытаюсь сказать, что…
Я машу ему рукой.
— Не беспокойся об этом, Билл. Это круто. Я рад, что у вас обоих есть кто-то. Кстати говоря, что случилось? С Хизер? Все это произошло после того, когда меня не было.
— Хизер не хотела, чтобы я возвращался в армию. Это было одно дело. — Билл допивает свой кофе, и после долгого взгляда на кофейник прищуренными глазами идет прямо к «Джеймсону». — После того как я вернулся таким из Ирака, — он машет рукой на свой протез, — она какое-то время терпела. Несколько лет. Она ушла примерно через год после того, как ты завербовался. — Он склоняет голову набок. — Что ты знаешь о Хизер? До нашей свадьбы с твоей матерью?
— Думаю, ничего. — Я качаю отрицательно головой, пожимая плечами, и Билл кивает.
— Правильно. Она намного моложе, чем твои мама, папа и я. Хизер — беглянка. Она выросла в одной из этих фундаменталистских отколовшихся групп, но никогда особо об этом не говорила. У них есть комплекс, что-то вроде фермы, но она не вдавалась в подробности, никогда не говорила мне, где он находится. — Мой новый отчим хмуро смотрит на стол, постукивая пальцем по столу, обдумывая, как рассказать остальную часть истории. -
Как бы то ни было, — наконец продолжает он, — Хизер так и не смогла по-настоящему привести в порядок голову. Она решила стать женой и матерью, но что-то всегда, не знаю, было не так. Она хотела быть счастливой, очень сильно хотела, но чего-то не хватало ей или ослабляло. Она пыталась. Видит бог, она пыталась, но ничего не вышло. — Билл вздыхает, стучит костяшками пальцев по столу и отворачивается, словно не в силах больше смотреть ни на стол, ни на кружку в своих руках. -
После Ирака, когда я вернулся калекой, Хизер утратила самообладание. Она перестала ходить на мессу, но каждый день проводила много часов, уткнувшись головой в Библию. Версия короля Джеймса, протестантская, а не Дуэ-Реймская или какая-нибудь другая католическая. Она стала одержимой: «Расплата за грех — смерть», верно? Очевидно, мы с твоим отцом были грешниками. Меня пощадили из-за нее. Потому что она работала, чтобы искупить мою вину, — насмешливо фыркает Билл.
— Эта нога... ну, это было предупреждение. Во всяком случае, я старался ей угодить. Мы начали ходить в церковь, но из этого ничего не вышло. Однако потребовалось некоторое время, чтобы все это, наконец, рухнуло. В конце концов, она ушла примерно через год после того, как ты ушел на флот.
— Извини, чувак.
— Что есть, Шон. Что есть, то есть.
— Как Кортни? Ты ее видел?
— Черт меня побери, если я знаю. — Он обреченно пожимает плечами. — Я не видел ее с тех пор, как уехала Хизер. Хизер снова отвезла меня в больницу. Предполагалось, что это будет дня на два, интенсивная терапия на ноге, но как только я там оказался, она протягивает мне толстый желтый конверт и говорит, что уходит. Она не готова спокойно смотреть и позволить мне... как она выразилась? О да, мое упорное стремление к греху тянет ее и Кортни вниз. Итак, бумаги на развод. И она уезжает домой, забирает Кортни, и они уматывают. Больше я их никогда не видел.
— Ни разу? — не верю я. — Никто не может просто исчезнуть. И у тебя есть права, не так ли? Я имею в виду, что это произошло во время развода?
— Ну, что касается развода, то она так и не явилась в суд. Судья спросил меня, чего я хочу, и, конечно, я был обижен и рассержен, поэтому сказал хорошо, дайте мне развод, и я хочу все. Судья признал ее виновной и дал мне опеку. Так что формально у меня полная опека, но ужасно трудно осуществлять свои права, когда ты понятия не имеешь, где твой ребенок и ее мать. Даже копы не смогли их найти. Это... на самом деле начало того, как мы с твоей мамой сошлись. — Билл слабо улыбается, вертит в руках кружку и внимательно изучает узор на скатерти. — Это было на самом деле единственное яркое пятно после всей этой неразберихи.
— Как это? — Мне неловко совать нос в чужие дела, но мне стало любопытно.
— Я потратил все до последнего пенни на частных детективов, пытаясь найти свою дочь. Все до последнего пенни, а потом еще немного. Заложил дом и потерял его. Твоя мама дала мне свободную комнату, помогла встать на ноги. Независимо, что бы я ни сделал для нее и для тебя, это никогда не сократит моего долга перед ней. — Лицо Билла совершенно невыразительное, голос деловитый. Только его глаза выдавали, как до глубины души он ощущает то, что говорит.
