— Возражаю, — пробормотала я себе под нос, в то время как Яра встала и сказала то же самое.
— Предположение.
Судья Хартфорд равнодушно посмотрел на Яру.
— Мне вряд ли нужно, чтобы мистер О'Мэлли констатировал очевидное, мисс Горбани. Ваш клиент имеет известные связи в Европе и Великобритании, достаточного законный бизнес, чтобы иметь доступ к значительным денежным ресурсам, если он захочет бежать из страны, и достаточную мотивацию для этого. Я не вижу причин, по которым его нельзя задержать до суда.
Рядом со мной Данте слегка напрягся, единственный признак того, что идея заключения ему не нравилась. С другой стороны, самый короткий срок для такого масштабного судебного разбирательства составлял не менее шести месяцев, но, скорее, от одного до трех лет. Нью-Йорк и его жители любят хорошие мафиозные дела, и это была отличная возможность для города, его офицеров, окружных прокуроров и прокуроров США, а также правительства продемонстрировать свою защиту города.
— При всем уважении, ваша честь, — сказала Яра тем обманчиво красивым голосом, который означал, что она собиралась надрать задницу словесно. — У обвинения недостаточно доказательств, чтобы довести это дело до суда.
— В настоящее время этот вопрос не обсуждается, мисс Горбани, — холодно прервал ее судья Хартфорд.
— Нет, — легко согласилась она. — Но мой клиент является признанным членом общества Нью-Йорка. Он владеет несколькими предприятиями в городе, и большинство его живых родственников — жители города. Это его первое уголовное преступление на американской земле, и поэтому его нельзя считать угрозой для общества, если он будет освобожден под залог. Более того, сегодня утром он подвергся необоснованному нападению на основании этих обвинений, и существует реальная угроза телесных повреждений, если он будет находиться в тюрьме в ожидании суда среди обычных людей.
Судья Хартфорд пристально посмотрел на нее, прежде чем его глаза метнулись к Данте, и его челюсть сжалась.
Он не хотел выпускать его под залог.
Но он сделает это.
Хотя это не было гарантировано, освобождение под залог было правом любого человека, ожидающего суда, если только он не представлял доказанной опасности для общества, как серийный убийца.
Конечно, я считала, что Данте, вероятно, убил множество людей за свою грязную жизнь, таким образом заработав это звание, но я не собиралась указывать на это.
— Я знаю вашу репутацию, мисс Горбани, и я не допущу, чтобы в этом зале суда велись сомнительные дела, это ясно? — он дождался твердого кивка и продолжил. — На мой взгляд, мистер Сальваторе представляет опасность для бегства, но не представляет непосредственной угрозы для населения. Я не претендую на то, чтобы заботиться о безопасности вашего клиента, мисс Горбани, но я разрешаю внести залог. Мистер Сальваторе, я освобождаю вас под залог в десять миллионов долларов и помещаю под домашний арест. Вам будет разрешено покидать свое место жительства только для посещения церкви, лечения или посещения врача, и за вами будут следить с помощью GPS-браслета.
В зале раздался шум, когда щелкнули затворы, и люди запротестовали, а затем перешептывались о принятом решении.
Домашний арест.
Для такого человека, как Данте, человека, который и в лучшие времена казался зверем, которого едва держат на поводке, я представляла себе домашний арест сродни заключению в клетку от шести месяцев до трех лет.
И все же он сидел рядом со мной в своем сшитом на заказ черном костюме, гладкий и сильный, как пантера, и выглядел не иначе, как слегка скучающим и, возможно, немного сонным.
Мне хотелось потрясти его, пока у него не застучат зубы, кричать на него, что на кону вся его оставшаяся жизнь, и требовать, чтобы он рассказал мне, почему он так равнодушен ко всему этому.
Я не знала, почему меня это волновало.
Не то чтобы у меня возникла какая-то безумная мгновенная связь с этим человеком. Фактически, я ненавидела почти все, за что он выступал.
Возможно, дело было в том, что я тоже хотела получить для себя непоколебимого спокойствия. Я хотела украсть магию его самоуверенности и разлить ее по флаконам, как духи, чтобы брызгать на мой пульс всякий раз, когда мне требовалось подтверждение.
— Заседание окончено, — рассеянно сказал судья Хартфорд, а затем воцарился хаос, когда все поднялись, чтобы уйти, фотографы стремились сделать последние кадры дерзкого мафиози.
— Что ж, — сказала я, не в силах сдержать порыв поддеть его спокойствие, как ребенок, встряхивающий бутылку шипучки в надежде на взрыв. — Я, конечно, надеюсь, что это придаст новую серьезность вашему пониманию ситуации.
Данте не смотрел на меня, пока выпрямлялся во весь свой огромный рост и поправлял серебряные запонки с тем же гербом, что и на его ярком серебряном кольце. Только когда Эрнесто и Билл прижали нас друг к другу, вставая со своих мест, его взгляд остановился на мне с почти слышимым щелчком.
Я слегка ахнула, когда грубая рука, та самая, которая оставила отпечаток на моем бедре всего несколько минут назад, обхватила мое запястье, а его большой палец нащупал мой пульс. Это привлекло внимание к моему учащенному сердцебиению.
Адреналин захлестнул мое тело от того, что я находилась так близко и в объятиях такого человека, гигантского хищника, но было что-то еще, как в горячих потоках, то, что глубоко проникало мне в кровь.
Что-то похожее на похоть.
Я зажмурилась и дышала через рот, избегая странно опьяняющего аромата лимона и перца.
Его это не остановило.
Во всяком случае, его глаза заплясали впервые с тех пор, как мы вошли в зал суда, а губы едва шевелились при словах:
— Ты можешь запереть в клетке человека, Елена, но не идею. Никакая коллекция стен не сможет удержать меня или моих людей.
— Вы очень поэтично относитесь к организованной преступности.
— Спасибо, — сказал он, хотя это не было комплиментом. — Поужинай со мной сегодня вечером. Это мой последний ужин в качестве свободного человека.
Я как-то упустила это, когда была ошеломлена, думая о раздражающем мужчине, сковывающем мое запястье. Как правило, он заключен в тюрьму до домашнего ареста, но я не сомневалась, что Яра добилась чего-то законным путем или с помощью хорошо продуманной взятки, чтобы дать капо еще один вечер. Я вырвалась из его хватки и обнажила зубы между накрашенными красными губами, хоть, раз не заботясь о том, как я могу выглядеть для собравшихся фотографов.
— Я бы не пошла с вами на ужин, даже если бы это была наша последняя ночь на земле, — мрачно пообещала я, прежде чем развернуться и последовать за Биллом и Эрнесто, оставив клиента с Ярой.
Его смешки каким-то образом пробились сквозь шум зала и дошли до моих ушей, небрежная, красиво звучащая насмешка над всем, что мне дорого.
Официально.
Я его ненавидела.
Глава 4
Елена
Мафиозный «лорд» смеется в лицо своим преступлениям.
Я усмехнулась, прочитав заголовок в Нью-Йорк Таймс над нечеткой черно-белой фотографией смеющегося Данте Сальваторе, которая все же смогла передать всю глубину его красоты. Это сделало его похожим на кинозвезду, играющего очаровательного преступника, за которого зрители должны были болеть в шоу HBO. Новое прозвище, которое они дали ему, «Лорд Мафии», оказалось, очаровательным и цивилизованным, что привлекло бы миллионам американцев.
Именно таково было намерение Данте.
Хотя статья осуждала его преступный характер, не было сомнений, что ему удалось хотя бы немного склонить общественное мнение в свою пользу.
Репортер, чьи работы я читала с момента моего прибытия на американские берега, и которого я знала как упрямого, редко снисходительного журналиста, даже допустил, что Данте Сальваторе, хотя и был сложен как дикий зверь, все же сохранил некоторую грацию, которую зародило в нем воспитание в качестве второго сына лорда.
Я закатила глаза, отбросив газету на стул рядом с собой, затем ущипнула себя за нос, ненадолго облегчая головную боль, зарождающуюся в глазах.
