Развернув меня к себе, упирается руками в машину вокруг моей головы и смотрит сверху вниз, слегка улыбаясь. На нем черная шапка и все тот же пуховик. Лицо гладко выбрито, и, несмотря на первые признаки сумерек, я отчетливо вижу его яркие карие глаза.
— Помада? — усмехается он. — Это ты зря.
— Попридержи коней, — советую, толкая его в грудь.
В самом деле, если дать ему палец, он оттяпает руку по самый локоть.
— Так что, — вздыхает, подхватывая одетыми в перчатку пальцами кончик моего хвоста. — Не передумала?
Он предложил пойти в кино, я согласилась, но обозначила, что мы пойдем в старый городской кинотеатр, который находится далековато от центра. Но мне там очень нравится. Там рядом сквер и сохранилось много исторических зданий вокруг. В общем, там очень атмосферно. Мы с Анькой бываем там пару раз в месяц, все таки путь не близкий.
— Нет, — повторяю я. — Там маленький уютный зал. И попкорн вкусный.
— Ты оригиналка… — с тоской смотрит на светящееся здание торгового центра он.
Снова смеюсь его актерским способностям, а Артем открывает мне дверь, объявляя:
— Тогда погнали.
Забираюсь на пассажирское сидение и целых сорок минут наслаждаюсь поездкой.
Он умеет смешить. Умеет быть обаятельным. И дерзким. Но все же чувствует — если на мое колено вдруг приземлится его наглая лапа, он останется без нее.
— Никогда тут не был, — открывая мне дверь, осматривается по сторонам.
Сквер волшебно подсвечен. Старая советская конструкция кинотеатра тоже.
Внутри семейная пара с малышом лет пяти, двое подростков и парочка хихикающих девочек, которые хихикают и шепчутся глядя на Артема.
— Вау… — хмыкает он, подходя к кассам. — Надо было заранее приехать, очереди такие. Че не предупредила?
— Тебе еще кто-то нужен? — выгибаю я брови.
— Весь восьмой ряд, — объявляет он кассиру в ответ на мой вопрос, после пристального изучения карты мест.
— Эй… — дергаю его за рукав, и понизив голос бормочу. — Ты чего? Зачем…
— Зачем? — наигранно изумляется он.
Восьмой ряд — последний. Чем занимаются на последних рядах кинотеатров знает даже младенец на клеточном уровне, тем не менее, я не готова к… приставаниям. И помимо прочего, это откровенное мажорство, потому что вряд ли тут найдутся еще желающие приземлиться на восьмой ряд, при наличии остальных семи свободными.
Очевидно, мое лицо теряет налет безмятежности, потому что карие глаза вдруг становятся цепкими и внимательными. Смотрят в мои, пока их хозяин теряет налет веселости.
— Хочешь другой ряд? — спрашивает он спокойно, становясь немного сдержанным.
Это очень похоже на такую особую манипуляцию. Первым моим желанием было воскликнуть «нет, что ты, продолжай делать то, что тебе хочется, зачем спорить по поводу такой мелочи», но вместо этого я беру на раздумья паузу в тридцать секунд, после которой подхожу к карте мест и начинаю изучать ее так, будто вижу впервые.
Я представляла себе этот поход в кино немного иначе.
Не как обжимания на последнем ряду, а именно это и предполагалось им, исходя из имеющихся вводных. Я не хочу вдруг оказаться у него на коленях, и не хочу чтобы его руки вдруг оказались у меня под свитером. Это не то, чего я хочу. Не то, чего я хотела.
— С пятого самый лучший обзор, — говорю хрипловато, не глядя на него. — А третий для тех, у кого не очень со зрением.
— У меня все окей, — коротко отзывается Артем.
— И у меня.
— Два центральных, пятый ряд, — сдержанно говорит он кассиру, и я понимаю, что этот вечер потерял свое очарование.
Молча занимаем свои места, и он протягивает мне ведро с попкорном, которое я принимаю так же молча.
Свет гаснет, и на экране вспыхивает картинка.
Зал на девяносто пять процентов пуст. Засовываю в рот горсть попкорна, чтобы как-то задавить неприятный ком в горле, когда на пол под экраном ложится полоска желтого света.
Ненавижу когда опаздывают. В этом кинотеатре особенно. Но чертов попкорн застревает у меня в горле, когда вспышка взрыва на экране освещает прибывшего.
Мое сердце делает сверхзвуковой рывок.
Немного повернув голову, смотрю на Артема. Откинув голову на спинку кресла, он смотрит на экран, и явно нему курсе, кого вдруг принесло.
Снова смотрю на проход, по которому, не трудясь пригибаться, движется Никита Барков собственной персоной. Одетый во все те же спортивные штаны, которые я видела утром. В капюшон толстовки и короткий пуховик. Ничего особенного, но это он и все тут. Это его гибкая высокая фигура, и я видела его лицо.
Что он здесь делает?!
Один.
У него подмышкой попкорн. И он садится на второй ряд.
Что за странный выбор? Почему второй? Здесь на второй садятся только дурачки, потому что оттуда косой угол. Поэтому он и пустой…
Моей руки вдруг касается грубоватая большая ладонь. Пальцы мягко раздвигают мои и сцепляют наши руки в замок, а потом кладут их на крупное мужское бедро. Я не сопротивляюсь, не мигая смотря на экран. Не сопротивляюсь, потому что моя рука сейчас существует отдельно от моего разума.
Я уже две недели планировала этот кинопросмотр. Мы планировали с Аней. Но сейчас я не могу сконцентрироваться на экране. Мои глаза то и дело скатываются вниз к центральному месту второго ряда. Барком сидит, ничем себя не выдавая. Ничем не выделяясь. Из-за спинки сиденья торчит только капюшон.
Большой палец Артема медленно гладит мой. Это щекотно и приятно. И я наконец-то решаюсь повернуть к нему голову. Он поворачивает свою ко мне, и вид у него мрачный. Отвернувшись к экрану, пытаюсь расслабиться и получать удовольствие, но теперь это сделать вдвойне сложнее.
Я думаю о том, что будет, когда зажжется свет.
Когда он зажигается, я пытаюсь оттянуть момент вставания до последнего. Долго копошусь с попкорном, долго роюсь в карманах, хотя Артем уже стоит надо мной, но не торопит.
— Только этого придурка тут не хватало, — вдруг говорит он, и это звучит немного ожесточенно.
Без подсказок смотрю на третий ряд, с которого поднимается высокая широкоплечая фигура в синем капюшоне. Глядя перед собой, медленно бредет по ряду, и я с облегчением встаю.
Не знаю какого черта, но я не хочу, чтобы он видел меня. Нас. Что за дурь?
Начинаем выбираться, и я торможу нас, как могу. Артем берет меня за руку, когда выходим из ряда, и в этот момент за нашими спинами раздается звонкий женский голос:
— Молодой человек, вы шапку забыли!
Голова Баркова делает резкий поворот, и его глаза мгновенно спотыкаются о меня, потому что я маячу на ступеньках, как поднятый флаг.
Светлые брови еле заметно ползут вверх. Он совершенно точно не ожидал такой встречи. Взгляд цепляется за наши сплетенные с Артемом руки и делает быстрый прыжок к моему лицу, а потом к лицу Артема. Между его глаз появляется морщина, и они снова возвращаются ко мне, застывшей в каком-то дурацком оцепенении. Стекают вниз по моим ногам, одетым в черные вязаные гольфы, и потом плывут обратно.
— Я сейчас… — буркает Артем, выпуская мою руку и возвращаясь к нашим местам, чтобы забрать свою шапку.
Проводив его глазами, Барков отворачивается и широким шагом скрывается в двери.
С моих плеч будто скатывается гора.
Делаю выдох, понимая, что все эти тридцать секунд не дышала.
— Пошли? — хрипловатый голос за моей спиной.
Выйдя на улицу, поднимаю воротник шубы, осматривая пустую парковку, и мое сердце опять бесится, потому что рядом с апгрейденным громадным Фордом зажигает фары черный БМВ.
Глава 7
Машина не трогается с места, чем неимоверно меня нервирует. Тихое, но агрессивное рычание мотора тоже.
— Пошли, — говорит Артём, снова беря меня за руку и подводя к своему гиганту.
Исподлобья кошусь на БМВ, пытаясь разглядеть водителя, но у Баркова все окна затонированы ровно настолько, чтобы были соблюдены все требования ГОСТов, но при этом разглядеть внутри нельзя было бы ничего! С учетом того, что он никогда не лихачит, все это какие-то нестыкующиеся друг с другом пазлы. В нем таких нестыковок вагон и маленькая тележка. Один только случай двухдневной давности чего стоит. Он приехал за мной в пятницу, потому что кроме него больше никто не подумал о том, что я могу застрять где-нибудь в городе в минус тридцать, так как в тот день даже такси вызвать было невозможно. Половина маршруток не завелась с утра, а трамваи были переполнены. Все это я увидела, пока мы пробирались по городу к дому, и пока не вышла из здания универа, даже не догадывалась о том, что творится за окном. Наверное, как и моя мама.
