— Мне он нравится, Кэти. По-моему, он очень растроган и обрадован тем, что мы разрешили ему остаться здесь.
— Ты сказал ему, что он может здесь остаться? прошептала я.
— А почему же нет? Мы уедем отсюда вскоре после того, как Барт отметит свое двадцатипятилетие и станет хозяином этого дома. К тому же нам представляется прекрасная возможность побольше узнать о Фоксвортах. Джоэл может нам рассказать о детстве и юности нашей матери, как жила вся эта семья. Возможно, узнав более подробно об их жизни, мы сможем понять, почему она предала нас, и почему наш дед желал смерти своим внукам. Вероятно, где-то в далеком прошлом что-то настолько повлияло на разум Малькольма, что он, в свою очередь, смог заставить родную дочь забыть материнский инстинкт и отказаться от защиты собственных детей.
По моему же мнению, Джоэл достаточно уже рассказал нам, я больше ничего не хотела узнавать. Малькольм Фоксворт был одним из тех странных человеческих существ, которым повезло родиться без совести, он просто не способен был чувствовать раскаяния за свои дурные поступки. Это невозможно ни объяснить, ни понять.
Крис ласково заглянул мне в глаза: его сердце и душа страдали от моего нежелания забыть все прошлые несправедливости и обиды.
— Я хотел бы еще порасспросить Джоэла о детстве и юности нашей матери, чтобы понять, что заставило ее жить так, как жила она. Наша родная мать причинила нам такую боль, которая не проходит до сих пор и не пройдет никогда, если мы не сможем понять, что руководило ею. Я простил ее, но ничего не смог забыть. Я хочу все понять, чтобы помочь тебе простить ее…
— Разве это поможет? — безнадежно спросила я. — Слишком поздно уже понимать и прощать нашу мать, и, если говорить честно, я не хочу никаких объяснений — потому что, если они будут, я буду обязана простить ее.
Он обессиленно опустил руки и, отвернувшись, отошел прочь.
— Я схожу за нашим багажом. Иди в ванную, к тому времени, как ты выйдешь, я уже все распакую.
В дверях он приостановился, но не оглянулся.
— Постарайся, обязательно постарайся использовать наше пребывание здесь, чтобы окончательно помириться с Бартом. Он теперь не тот, что был раньше. Ты ведь слышала его речь на подиуме. У этого молодого человека способности настоящего оратора. Его слова пробуждают в людях добрые чувства. Сейчас он может вести за собой людей, тогда как раньше он был скрытен и застенчив. Мы должны благодарить Бога, что Барт, наконец-то, освободился от своей скорлупы.
Я покорно склонила голову:
— Конечно, я сделаю все возможное. Прости меня, Крис, что я бываю так безрассудно упрямой, вот и сейчас опять…
Он улыбнулся и вышел из комнаты.
В «ее» ванной комнате, которая соединялась с великолепной туалетной комнатой, я медленно раздевалась, пока ванна из черного мрамора наполнялась водой. Меня окружали зеркала в позолоченных рамах, отражавшие мою наготу. Мне нравилась моя фигура, все еще стройная и прямая, и груди мои еще не обвисли. Раздевшись донага, я подняла руки, чтобы вынуть шпильки из волос. Разглядывая себя в зеркалах, я попыталась представить мою мать, стоявшую в той же позе, думающую о своем втором муже, который был моложе ее. Задумывалась ли она о том, где он пропадает в те ночи, когда он был со мной? Догадывалась ли, кто был любовницей ее Барта до того страшного Рождества, когда все выяснилось? Скорее всего догадывалась!
Ужин прошел спокойно.
Двумя часами позже я расположилась в «лебединой» кровати, разбудившей во мне днем такие щемящие воспоминания. Лежала и смотрела, как раздевается Крис. Как и обещал, он распаковал багаж, развесил в шкафы мою и свою одежду, сложил в комод наше нижнее белье. Сейчас он казался усталым и немного грустным.
— Джоэл сказал мне, что завтра придет прислуга договариваться о найме. Надеюсь, ты сможешь переговорить с ними.
Я удивленно приподнялась:
— Но я думала, Барт сам будет нанимать прислугу?
— Нет, он предоставил это тебе.
— Ох…
Крис накинул свой пиджак на бронзовую скульптурку слуги, и я вспомнила, что отец Барта, муж моей матери, делал так же, когда они здесь жили — вернее, не здесь, а в том, старом Фоксворт Холле. Воспоминания просто преследовали меня… Абсолютно голый, Крис направился в «свою» ванную комнату.
— Я только приму душ и приду. Пожалуйста, не засыпай без меня.
Я лежала в полутьме и вглядывалась в окружающие меня предметы. Меня охватило какое-то странное раздвоение личности. Мне казалось, что это не я, а моя мать, я представляла себе четверых детей, запертых на чердаке. Чувствовала страх и вину перед ними, чувствовала угрозу, исходящую с нижнего этажа от презренного старика, который жил да жил, но не давал жить другим — жестокий, злой и бессердечный от рождения. Какой-то голос снова и снова нашептывал мне все это. Я закрыла глаза и попыталась унять свою разыгравшуюся фантазию. Я больше не слышала голосов, не слышала музыки. Я ведь не должна уже дышать пыльным сухим воздухом чердака. Всего этого уже нет. Мне уже пятьдесят два года — не двенадцать, тринадцать, четырнадцать или пятнадцать.
Нет больше прежних запахов. В доме пахнет краской, деревом, свеженакленными обоями и новыми тканями. Здесь новые ковры, покрывала, новая мебель. Все-все новое, вплоть до разнообразных антикварных вещиц в салонах и кабинетах второго этажа. Нет прежнего Фоксворт Холла, только имитация. Да, а почему все же вернулся Джоэл, если ему нравилось в монастыре? Ему, привыкшему к монашеской аскетической жизни, деньги, вероятнее всего, в самом деле не нужны. Наверно, для возвращения были другие причины, а не только желание увидеть, что сталось с его родовым гнездом. Он остался здесь, даже узнав, что умерла его сестра — наша мать — единственная, кого он надеялся застать в живых. Ждал случая увидеться с Бартом? Что привлекло его в Барте и удержало здесь? Он даже согласился быть здесь кем-то вроде дворецкого, пока мы не наймем настоящего. Я вздохнула. Зачем искать что-то таинственное в поворотах судьбы? Все-таки деньги всегда были первопричиной всего.
Глаза мои слипались от усталости, но я старалась прогнать сон. Надо было подумать о завтрашнем дне, об этом неизвестно откуда свалившемся на нас «дядюшке». Неужели мы достигли всего, что когда-то обещала нам мать, только для того, чтобы уступить все Джоэлу? А если он не будет оспаривать завещание нашей матери, и мы сохраним доставшееся нам наследство, то какой ценой?
Наутро Крис и я спустились по правому крылу двойной лестницы с уверенностью владельцев дома и хозяев собственной жизни. Он взял меня за руку и крепко сжал ее, когда я сказала, что мои тревоги ушли, и Фоксворт Холл больше не страшит меня.
