надземный бассейн. Если бы он не был таким твёрдым, я бы подумала, что у него одна или обе ноги полые для того, чтобы он мог там хранить всю свою мочу.
— Вот и завтрак.
После того, как я накормила Моджо и вывела на задний двор, чтобы он мог сходить по нужде и порезвиться в кустах, а именно – погоняться за белками, мы возвращаемся внутрь. Он занимает своё обычное место на ковре в гостиной и быстро засыпает, в то время как я делаю себе лёгкий коктейль мимоза.
Я не могу делать то, что собираюсь делать, без спиртного.
Эта идея пришла мне в голову, когда я сидела на заднем дворе и смотрела, как Моджо мочится на куст. Это глупо, я знаю, но если сегодня последний день, когда у меня будет моё свадебное платье, мне нужно примерить его в последний раз. Своего рода последнее прощание. Символический шаг в моё будущее.
Я почти надеюсь, что оно мне больше не по размеру. Поднимать призраков из могил может быть опасно.
Мои руки не начинают дрожать, пока я не оказываюсь стоять напротив закрытой двери шкафа в гостевой комнате.
«Хорошо, Нат. Мужайся. Женщина, вставай. Что угодно. Просто… — я делаю глубокий вдох. — Возьми себя в руки. Ты должна быть спокойна к тому времени, как Слоан приедет сюда, или она сорвётся».
Не обращая внимания на то, как странно, что я разговариваю сама с собой вслух, делаю большой глоток мимозы, ставлю бокал с шампанским на комод и осторожно открываю дверцы шкафа.
Так вот оно что... Пухлый чёрный чехол для одежды, в котором хранится память обо всех моих потерянных мечтах. Это саркофаг, нейлоновая гробница на молнии, а внутри – мой погребальный саван.
Ух ты, как темно. Пей до дна, кайфоломщица.
Я проглатываю остатки мимозы. Мне требуется ещё несколько минут, чтобы перестать расхаживать и заламывать руки, прежде чем я набираюсь смелости, чтобы расстегнуть мешок для хранения одежды. Когда я это делаю, содержимое с подобием вздоха вываливается наружу.
Я смотрю на платье. Слёзы застилают мне глаза.
Это красивое, это дурацкое проклятое платье. Это великолепное, сшитое на заказ облако шелка, кружев и жемчуга, самая дорогая вещь, которая у меня когда-либо была.
Самая любимая и ненавистная одновременно.
Я быстро раздеваюсь до одних трусиков, затем снимаю платье с вешалки и вступаю в пышную юбку. Натянув её на бёдра, я стараюсь не обращать внимания на то, как быстро бьётся моё сердце. Я натягиваю бретельки через голову, затем протягиваю руку за спину, чтобы застегнуть всё это великолепие.
Затем я медленно подхожу к зеркалу в пол на противоположной стороне комнаты и смотрю на себя.
Платье без рукавов с глубоким вырезом, открытой спиной приталенного силуэта. Всё оно усеяно кружевами и украшено крошечными жемчужинами и кристаллами. Юбка принцессы украшена шлейфом в тон. Длинная фата висит в шкафу в отдельном мешке, но у меня не хватает смелости собрать весь наряд воедино. Просто надеть платье само по себе достаточно травматично.
Как и тот неприятный факт, что оно сидит не идеально.
Нахмурившись, я сжимаю несколько дюймов свободной ткани вокруг талии.
Я похудела с тех пор, как в последний раз надевала его на последнюю примерку за две недели до свадьбы. Начнём с того, что я никогда не была пышкой, но только сейчас я понимаю, что слишком худая.
Дэвид не одобрил бы то, как выглядит теперь это тело. Он всегда поощрял меня больше есть и больше тренироваться, чтобы больше походить на Слоан.
Я забыла, как сильно это ранило мои чувства до этого момента.
Я медленно поворачиваюсь налево и направо, погружённая в воспоминания и загипнотизированная тем, как кристаллы ловят свет и сверкают, пока звук дверного звонка не выводит меня из оцепенения.
Это Слоан. Она слишком рано.
Мой первый инстинкт – сорвать платье и виновато запихнуть его обратно в шкаф. Но потом мне приходит в голову, что увидеть меня в нём — и увидеть меня спокойной — лучший способ убедить её, что со мной всё в порядке. Что ей не нужно так бдительно следить за мной.
Я имею в виду, если я могу справиться с этим, я, вероятно, смогу справиться с чем угодно, верно?
Я кричу в сторону входной двери:
— Входи!
Затем спокойно стою перед зеркалом и жду.
Входная дверь открывается и закрывается. Шаги эхом разносятся по гостиной, затем останавливаются.
— Я здесь, наверху!
Шаги возобновляются. Слоан, должно быть, в сапогах, потому что, судя по звуку, лось топает по моему дому.
Я провожу руками по лифу платья, ожидая увидеть голову Слоан, просунувшуюся в дверь. Но голова, которая возникает в дверном проёме, не её.
Задыхаясь, я поворачиваюсь и в ужасе смотрю на Кейджа.
Его тело занимает весь дверной проём. Он снова во всём чёрном, кожаная куртка и джинсы, армейские ботинки в тон. В его больших руках пакет, коричневая коробка, запечатанная скотчем.
На его лице застыло выражение плохо скрываемого удивления.
Чуть приоткрыв рот, Кейдж смотрит на меня. Его горячий взгляд скользит вверх и вниз по моему телу. Он с шумом выдыхает.
Чувствуя себя так, словно меня застукали за мастурбацией на кухонном полу, я закрываю грудь руками и кричу:
— Какого чёрта ты здесь делаешь?
— Ты велела мне войти.
Боже, этот голос. Этот богатый, хрипловатый баритон. Если бы я не была так напугана, я могла бы подумать, что он очень сексуальный.
— Я думала, это кто-то другой!
Немигающий взгляд Кейджа снова обшаривает меня с головы до ног, сосредоточенный и напряжённый, как лазер. Он облизывает губы.
По какой-то причине я нахожу этот простой жест одновременно сексуальным и угрожающим.
Его голос падает до рычания:
— Ты выходишь замуж?
На меня могло накатить смущение, удивление или подействовал тот факт, что этот человек был так груб со мной прошлой ночью, но внезапно я просто бешусь. Мой голос дрожит от ярости, а лицо горит, я делаю шаг по направлению к нему.
— Не твоё дело. Что ты здесь делаешь?
По какой-то причине мой гнев забавляет его. Намёк на улыбку появляется на его губах, а затем быстро исчезает. Кейдж жестикулирует с коробкой в руках.
— Курьер оставил это на моём крыльце. Посылка адресована тебе.
— А?
Теперь я ещё больше взволнована. Он ведёт себя как дружелюбный сосед. Судя по его вчерашнему выступлению, я бы ожидала от Кейджа, что он подожжёт коробку и вышвырнет её
