мне, когда я лежала, прикованная к кровати на вытяжке, со словами "глянь, они тебе улыбаются, блескучие, как солнечные зайцы, очень-очень дорогие зайчики, а ты в них будешь краси-ивая, даже в гипсе! Честно-честно!" И улыбалась так, что задорные ямочки на розовых щеках способны были убедить кого угодно, что всё будет хорошо. Впрочем, она всегда так улыбается.
Я вздохнула и загрустила по ней. Хоть бы с ней правда всё было хорошо! С дурындой этой...
* * *
Задумчиво, как призрак замка Иф, я выбралась из каморки и обошла чужие владения. Сумасшедший день склонился к сумеркам. И вокруг было изумительно: нежные ласки ветерка, запах моря и цветов. Сад волшебный! Розы крупными головками покачивались в такт льющейся со второго этажа релакс-музыке. Беседку увивали лозы, украшенные бело-фиолетовыми цветками страстоцвета. Распускался белыми граммофончиками дурман, опьяняя сверчков.
Небо над крышами домов и над морем медленно становилось густым, словно в акварели добавляли краску: от аметистового до персидского синего, перетекающего в тёмное индиго на востоке. Зажглась первая звезда. И на западе — там, где растворился закат, разлились оттенки зелёного.
Горы за Севастопольским шоссе темнели оттенками мхов, постепенно погружаясь в чёрный. Когда мне хорошо, я могу часами рассматривать оттенки, пробовать на вкус полутона, но ещё больше мне нравится чувствовать разные поверхности.
Закрыв глаза, я провела ладонью по краям куста. У каждого листика свой характер: нежные, как младенцы, на концах ветвей; ниже бывалые, заматеревшие, жестковатые. Но живые. А вот рядом шероховатые, с пушком на обратной стороне, а эти колются...
Эх, как давно я не занималась творчеством! Словно запретила его себе, вычеркнула, как и саму себя из жизни. Но она ведь идёт, не важно, согласна я с ней или нет.
И вдруг благостную тишь сада разорвал звонок. Я чуть не выронила телефон от неожиданности, поймала его над самой землёй, нырнув в розы.
На экране высветился незнакомый номер. "Похитители? Где брать денег на выкуп?" — мелькнуло в моей голове, и я свайпнула звонок вверх. С экрана на меня смотрела перебинтованная голова.
— Настя? — опешила я, опознавая в лице с расплывшимся фингалом свою подругу. — Что с тобой?!
— Тшш, — она приложила палец к губам и заговорщически оглянулась. — У меня отобрали мобильник, как я ни просила... Я стянула потихоньку чужой...
— У похитителей? — сглотнула я.
— Да каких похитителей?! — громким шёпотом возмутилась Настя. — У медсестры из кармана. Говорят, при черепно-мозговой нельзя ни в экран смотреть, ничего теперь вообще нельзя...
— А что с тобой? — похолодела я.
— Да прикинь, надо было не клясться чем попало! Горшком цветочным приложило.
— Ой... Джон настолько не рад был тебя видеть?
Настя прыснула, тут же скривилась и шепнула в камеру.
— Наоборот, очень рад! Мы просто к декоративной колонне прислонились. Не рассчитали, что горшок с пантамусом на постаменте не литой был. Да и колонна дрянь, кто так делает? Горшок раскачался и в самый неподходящий момент...
Мои щёки вспыхнули, но я вспомнила о наших с Люсей обзвонах по больницам.
— Ясно. Но тебя ни в одной крымской больнице нет, мы искали... Куда приехать?
Настя виновато закусила губу:
— Никуда. Я не Крыму...
— А где?! — вытаращилась я
— В Москве.
— Как ты там оказалась?!
— Ну... у Джона рейс как раз был, а в Москве Милен моя любимая выступала, только один концерт! Я б уже вернулась, честное слово! Может, даже, к утру и вышло бы, хотя... Я так хотела, чтобы как в "Красотке", помнишь? На частном самолёте и в оперу... в красном платье... Ничего, что у меня синее.
— Настя-я... — прорычала я.
Она невинно заморгала заплывшими глазами.
— Прости, любимая, дорогая... Но такое же один раз предлагают — на самолёте и на концерт... Правда, обратно уже самой. Представляешь, билет пропал. Так жалко!
— Настя-я! Я не знаю, что с тобой сделаю! — уже не так зверски прорычала я, а потом добавила, волнуясь: — А что врачи говорят? Опасная травма?
— Жить буду, — хмыкнула Настя. — Но кажется, придётся менять причёску, под бинтами они что-то вырезали...
— Ох, — покачала я головой. — И что мне с гостиницей делать?
— Побудь чуть-чуть там, а? Ничего ведь не надо делать... Йоги на месяц почти. И я тебе номер дам сменщика. — Она поморщила носик. — Ой, не помню... Ну, я свой телефон попытаюсь забрать у главврача. Он жуть какой строгий. Но ты не волнуйся, я его уговорю...— Настя кокетливо скосила синюшный глаз.
А я подумала: нет, не уговорит.
— Скажи хоть где у тебя записано всё? Блокнот? Тетрадь?
— Эммм... не помню... Наверное, всё-таки удар... — Она сделала жалостливое лицо и вдруг просветлела: — А так никто не нагрянет, хозяин у нас новый какой-то, просто деньги вложил, не приедет точно! Только уборщица придёт. Но ты её не бойся!
И вдруг в темноте рядом с Настей послышался возмущённый женский голос:
— Как вы могли, Самойлова? Телефон верните сейчас же! Вам категорически запрещено!
Настя сделала испуганные глаза и прервала звонок.
"Отлично! Просто отлично!" — мысленно прорычала я и поднялась с корточек, на которых весь разговор и провела, сама того не заметив. С дорожки на меня с любопытством смотрел Славик.
— Эля? Ты там что-то потеряла?
— Трупы, — ответила я. — Один нашёлся.
То, что ответил мне Славик, на мгновение выбило меня из переживаний о гостинице, Насте и миллиардере:
— Отлично! Мир полон ходячих трупов, как сказал великий учёный среди мудрецов, Ошо.
— Не знала, что во времена Ошо уже сняли сериал "Ходячие мертвецы", — заметила я. — К счастью, зомби нас пока не атакуют, только комары.
Славик расхохотался. Затем понюхал пунцовую розу ростом с меня и сказал:
— Ошо имел в виду тех, кто боится жизни, когда про живые трупы говорил. А ты как с жизнью?
Я насторожилась: он мысли читает?
— Сосуществуем. Местами удачно.
"Но не сейчас", — подумала я и попыталась улыбнуться придурковато, с дерзкой наглецой. Обычно такое выражение лица приставучих отпугивает. Но вместо того, чтобы ретироваться, Славик добавил:
— Насколько я знаю, наша группа заняла весь гостевой дом, и других приезжих не планируется. Это так?
— Так, — вздохнула я.
— У тебя конечно, есть рабочие обязанности, —
