Школа Прескотт — вонючая, нелепая полуразрушенная свалка, куда ходили учиться мои бабушка с дедушкой. Все бы ничего, если бы во-первых: я не ненавидела эту часть своей семьи, и во-вторых: если ты за последние пятьдесят гребаных лет здание было отремонтировано хотя бы раз.
Я выкуриваю целую сигарету прямо у входа в школу, зная, что у охраны есть дела поважнее, нежели разбираться с какой-то сучкой, курящей на территории частной собственности.
— Доброе утро, дорогая, — произносит Оскар, возникая позади меня, словно призрак. Я медленно разворачиваюсь, натыкаясь на его высокое тело, облаченное в белый пиджак и брюки. Выглядело роскошно, несмотря на сплошные татуировки на его руках и костяшках. Он живет в одной из самых опасных частей города: Южный Прескотт. Я полагаю, что на купюрах, которыми он оплатил этот костюмчик, были кровавые капли. Это, или он все же украл его. Он часто так делает.
— Я слышал, что ты теперь одна из нас, — улыбка, которая растягивается на его губах, несет скрытый помысл. Он останавливается, чтобы посмотреть прямо в одну из камер видеонаблюдения рядом с воротами.
— Добро пожаловать в Хавок.
Напротив нас неожиданно раздается звук взрыва. И машина мистера Ванна — его новенький, миленький Рендж Ровер жемчужного оттенка, загорается. Хоть я и стою довольно далеко, все равно чувствую жар на своем лице.
— Твою мать!
Моя рука зажимает рот, пока машину охватывает пламя, ученики кричат, один из местных охранников рыщет в поисках виновного. Мистер Ванн сбегает по ступенькам в своем светлом костюме, его челюсть отваливается, а в глазах отражаются пляшущие языки ярко-красного пламени.
Первое, что он делает — бросает взгляд в мою сторону. Наши глаза впились друг в друга, и я улыбаюсь.
— Не стоит пялиться на меня, мы оба знаем, что ты заслужил это.
Кажется, на моих губах застыла улыбка, но внутри я ощущаю какое-то печальное удовлетворение. Директор бросается вперед, поскорее выхватить огнетушитель из рук сотрудника и подбегает к машине. Вдали раздаются сирены.
— Отблагодаришь меня позже, — говорит Хаэль, появляясь с зажатой между зубов сигаретой слева от меня. Он нахально подмигивает мне, а затем кидает что-то в урну.
— Я установил взрывчатку с таймером. Все выглядит так, будто двигатель загорелся. Ну, знаешь, такое ведь часто случается со всеми этими иностранными машинами…
Хаэль прокладывает себе путь обратно в школу, взбежав по трем ступеням, прыгая мимо всех металлоискателей, как он привык это делать.
— Как далеко вы готовы… — Оскар пробегает пальцами по задней части моей шеи, заставляя мускулы напрячься.
— Зависит от тебя, — он проходит мимо меня, пока я борюсь с дрожью во всем теле.
Мы здесь только начали.
Это только начало.
***
Сегодня все кажется иным. Вы, наверно, думаете, что именно тот поцелуй с Виктором разрушил целый мир. Когда я иду по зданию школы, люди торопятся убраться с пути и смотрят на меня широко раскрытыми глазами. Избегают меня, словно чумы, но языки их тел говорят сами за себя — стоит мне только сказать слово, как они тут же падут к моим ногам.
Черт возьми, это просто нереально.
Виктор находит меня за обедом, дожидается у шкафчиков на улице. Его большое тело сгорблено, руки в карманах, а глаза впились в пол. Когда он поднимает их к моему лицу, я чувствую это острое покалывающее ощущение, последний раз захватившее меня, когда я сдавала кровь. Будто я исчезаю. Вся моя жизненная сила истощается под его взглядом.
— Пойдем со мной, — говорит он, и я иду.
Потому что, тем поцелуем я дала обещание повиноваться всему, что он скажет.
Виктор ведет меня к площадке рядом с мусорными баками, где уже ждут другие, наблюдая. Все до единого курят. Ведь именно этим нравится заниматься плохим парням, верно?
— Это убьет вас, вы же в курсе? — мисс Китинг обожает повторять это. Однажды, я слышала, как Хаэль ответил ей с фирменной ухмылкой на лице:
— На это и расчет.
Он прав.
Шагом ближе к могиле, значит, шагом дальше от этой поганой штуки, которую мы привыкли называть жизнью.
— Парни, — приветствует Виктор, останавливаясь перед ними, и кивает на меня подбородком. — Рад был слышать, что мы не при делах, и еще не делаем ноги.
Он одаривает Хаэля каким-то особенным взглядом, и я думаю, не тот ли этот взгляд, которым боссы-говнюки смотрят на своих жалких подчиненных за то, что те с помощью детонатора подорвали дорогую тачку директора школы. И перед тем, как вы спросите, каким образом директор государственной школы смог себе ее позволить, не парьтесь, я объясню позже. Это одна из причин, по которой он попал в мой список.
— Стоит отметить, что произошедшее удалось выставить за несчастный случай. Основная версия — то были террористы.
— Ура-а-а, рад был служить, — протягивает Хаэль, заулыбавшись, и пробегает языком по нижней губе. Изучает меня с благодарным блеском в глазах. Как только ему выпадет возможность потребовать, чтобы я села к нему на колени, как к Вику, он это сделает. — Если честно, я давно хотел это сделать. Так что, можем считать это детской шалостью.
Оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него с нахмуренным лицом, но он лишь смеется. Аарон насупился, но зато Каллум хлопает в ладоши, словно все это шоу устроили специально ради него.
— Я слышал, что ты теперь одна из нас, — говорит он, откидывая капюшон, так что теперь мне видно его блондинистые волосы, как у какого-нибудь диснеевского принца. Это кажется странным, ведь он никакой не принц вовсе; он злодей, который расправляется с другими королевскими и прячет их тела в лесу. Кэл вытягивает нож из своего ботинка и протягивает его Вику, заставляя меня вскинуть брови. Ему удалось проскользнуть с этим мимо охраны. Немного жутко.
— Кровь, — начинает Вик, полоснув ножом по своей ладони, а затем передает нож мне, его глаза чертовски серьезны. — За кровь.
— Ты что, прикалываешься? — переводя взгляд с него на других Хавок. Аарон был готов вспыхнуть в любую минуту, мышцы в его челюсти перекатывались. — Хотите заключить пакт на крови? Как какая-нибудь шпана в домике на дереве?
— Бери нож, Бернадетт, или я сделаю это за тебя, — Вик не угрожает своими темными, страшными словами. Вовсе нет, он лишь говорит правду. Я сглатываю и смотрю на окровавленное лезвие. На нем может быть целая куча болезней. Черт, насколько я знаю, даже целая дюжина таковых. Но это ведь то, на что я сама подписалась.
Быть их игрушкой.
Сглатываю еще раз и выхватываю нож. Последнее, чего я хочу прямо сейчас — это чтобы Вик или кто-то другой увидели меня неуверенной и уязвимой.
Делаю надрез на ладони, шипя от боли, а затем начинаю задыхаться, когда Вик с такой силой прижимает свою руку к моей, что она начинает болеть, и так глубоко смотрит мне в глаза, что я чувствую, как ухожу под воду.
Это длится всего пару секунд, но как только наша кровь перемешивается, и наши взгляды сходятся, я знаю, что уже никогда не буду прежней.
Виктор отпускает меня, вытирая кровь о свои джинсы, затем подкидывает нож обратно Каллуму, тот ловит его безо всяких усилий.
— Хочу прояснить, — продолжает он, пока его взгляд медленно сканирует парней и возвращается ко мне. — Ты находишься только под моим контролем, ни под чьим больше.
В его голосе явно слышно предупреждение, но у меня такое чувство, что прозвучало оно вовсе не для меня. Он наблюдает за парнями, словно хотел убедиться, что те поняли.
— И теперь, когда у нас появилась собственная девушка Хавок, мы начнем разбираться с каждой проблемой по очереди, начиная с проблемы с моей матерью.
Последние два слова, словно проклятье, слетают с его языка, будто Виктор Чаннинг в жизни ничего худшего не встречал, чем собственная мать.
— Что еще за проблема с твоей матерью? — спрашиваю я, надеясь, что не перешла границы дозволенного. Он четко дал понять, что я принадлежу им, Хавок, но что конкретно это значит, я не разобралась. Вик сказал мне, что я обязана подчиняться каждому его слову, но не говорил мне молчаливой льстящей сучкой, не так ли?
