— Черт, — ухмыляюсь я. — Я должна это повторить?
— В идеале. Если это является правдой. Не обманывай меня, пожалуйста.
— Не является, — закусываю я губу.
— Та-а-ак… — напрягается он.
— Мне шестнадцать… для начала.
Его лицо застывает. Смотрит в лобовое на огни клуба…
Молчание затягивается.
— Да, пи**ец! — его кулак в раздражении вбивается панель. — Лучше бы ты замужем была.
Не смотрит на меня.
— Нет! — сжимает он губы. — Нет.
Он выжимает газ, мы едем обратно.
Да, так тоже может быть и это нормально, — успокаиваю я себя. — Никого больше ломать, как Аронова, я не собираюсь.
Легко смогу. Но не буду!
Молча доезжаем до моего дома. Выхожу.
Вылетает следом.
— Постой, Жень!
Поворачиваюсь.
— Не обижайся…
Да, как бы…
— Я объясню, если хочешь.
— Не хочу. Нет, так, нет! — развожу я руками. — Удачи тебе.
Поднимаюсь в квартиру. Не снимая куртку сползаю по стене вниз.
Я. Хочу. В Клуб.
Кручу в руках телефон.
Вызов. Семьсот двенадцатый. Скидываю.
Набираю Ожникова.
— Привет Чеширский. Занят?
— Неа… кинчик смотрю.
— Поехали, тусанемся?
— Через час заеду.
Чеширский — бесперебойный! Никогда не отказывает мне.
Час…
Мне хочется полежать, а раздеваться не хочется, и я делаю пару шагов к комнате, ложась на спину на ковер. Закрываю глаза. Телефон в моей руке трезвонит. Отключаю.
Через несколько минут долгий звонок в дверь.
Не хочу…
Слышу, как психованно он несколько раз лупит по ней.
— Женя, открой!!
Не хочу…
Звонит еще несколько раз.
Включаю обратно телефон. Наушники…
Чувствую раздражение. Не на семьсот двенадцатого. Конечно, нет. На то, что какие-то цифры могут менять мои планы. И года два еще будет так.
И через некоторое время…
Семьсот двенадцатый: Жень…
Семьсот двенадцатый: Женя!
Семьсот двенадцатый: Да, Женя! Я передумал…
Маньячка: Я тоже.
Семьсот двенадцатый: Извини за реакцию. Выбило. Давай еще раз. Пожалуйста.
Маньячка: Я подумаю. Надумаю — напишу.
Семьсот двенадцатый: Я буду очень ждать. Извини…
Глава 4 — Когда всем больно
— Как-то так, — истерично посмеиваюсь я, заканчивая эпопею про семьсот двенадцатого.
Крис хохочет…
— А дальше?
— А всё! — развожу я руками. — Пришлось выплюнуть, не распробовав толком.
— Так, а с кем ты ночью тусовалась?
— С Чеширским…
— То-то я смотрю, он вареный опять. Детка с завтрашнего дня опять уходим в аврал. Ты помнишь?
— Аха…
— Проконтролируй Ожникова, чтобы не бухал.
У нас грандиозный трехчасовой показ от нескольких европейских домов моды. Потом пресс-конференция, фуршет… Телевидение… Короче, будет не вдохнуть!
— А что у тебя с документами?
— Полный абзац, — вздыхает она. — Не вовремя Олег сбежал. Не представляю, как это разгрести без штрафов и взяток. Никогда этим не занималась, всегда он. И я даже не знаю, куда бежать, связи все у него.
— Он что не оставил тебе номера своего?
— Оставил. Но очень выразительно просил не звонить. Даже если гореть все будет синим пламенем. И с фотостудией тоже… одну камеру убила Полина, зонт сорван, какой-то узкоугольный объектив не могут найти. Короче… — качает она головой. — Но ты, детка, не заморачивайся пока. У тебя еще целые сутки каникулы. Оторви башку своему семьсот двенадцатому! Расслабься.
— Думаешь?
— Что тут думать? Хотя бы в качестве разовой акции, чтобы понимать разницу.
— Я правильно понимаю, что это твой реверанс Аронову?
— Ну… — хитро прищуривается. — Иногда, чтобы оценить одного мужчину, нужно попробовать другого. Я хочу, чтобы ты оценила. И когда он вернется к твоим ногам, сомнений у тебя не возникло.
— А если я не хочу оценивать? Если я просто хочу…
Чего я хочу, я не могу сформулировать даже себе.
— Чего?
— В моем мире солнечное затмение, Крис. Я хочу побесноваться. Моё солнце больше не вызывает ожогов, и мои бесы хотят на свободу.
— Отпусти… Но в рамках разумного, малышка! Чтобы мы потом тебя днем с фонарями не искали.
— Я подумаю.
Выхожу от нее, набираю Семьсот двенадцатого.
Прижимаю телефон плечом к уху.
Завариваю Ожникову ромашковый чай с мятой. Несу. Желудок у него опять…
И я вспоминаю, как вздыхал Олег, на мои попытки полечить его боли травками. Рак желудка?..
— Женя? — слышу в трубке голос Димы.
Нет, нет… Семьсот двенадцатый!
— Привет.
— Привет…
В кабинете Чеширского пусто. Оставляю кружку с чаем у него на столе. Забираю его, с крепким кофе, уношу.
— Ну, что там у тебя? Опять душевные метания, моральные принципы, переживания? Или ты закрываешь глаза на все нюансы, выхватывая часа на три маньячку, секс и рок-н-ролл?
Мой телефон разряжено пиликает. Сейчас отключится!
— А почему всего лишь на три?
— У меня нет времени на торги. Три.
— Окей!
— Сейчас скину адрес, забери меня через час. Будь вкусным, не слишком сладким, с минимальной дозой ванили, немного красного перца приветствуется. Я голодна…
Выключаю вызов.
Скидываю ему адрес, захожу по дороге к Томилину.
Он гримирует Лору. У нее сегодня фотосет.
— Привет.
Падаю в соседнее кресло.
— Привет, детка. Носик попудрить?
Костя как всегда безупречно отшлифован. И мне даже на секунду становится стыдно за собственную помятость. Но так как спали мы с Ожниковым всего три часа и у него… Косметички у меня с собой не оказалось, чтобы хоть как-то заретушировать наши ночные гульки.
— Да! Через час я должна быть красоткой. Сделаешь?
— Тяжелый мейк? Для фотосъемки?
— Нет, максимально легкий. Чтобы естественно, но ярко и вкусно.
— Я сегодня в вебинаре участвовал, кстати. По новым тенденциям применения блеска. Вот на тебе и опробуем. Умывайся…
Ставит он передо мной тоник и ватные диски.
Отпускает Лору.
Под глаза лепесточки с какой-то штукой, похожей на пудру.
— Что это? — размазываю по пальцам.
Эта штука всегда мгновенно снимает любые отеки под глазами.
— Это секретный компонент! Никто не должен знать!
— Ну Кость!!
— Скажу по секрету. Но ты не должна никому распространяться.
— Я - могила!
— Это свечи. Анальные. От геморроя.
— Чего?..
— Там есть лимфодренажный препарат быстрого действия. Он очень быстро отводит лишнюю межклеточную жидкость в лимфоузлы. И если покупать аналог в косметологии это выходит в двести-триста раз дороже, чем если купить обычные свечи. Так как есть он только в одном очень дорогом бренде. А эффект аналогичный. Зачем переплачивать?
— Ну да… — хихикаю я. — Отличное средство!
— Вауля! — снимает он лепестки.
Под глазами все идеально!
— Ты со своим не помирился?
— И не собираюсь.
— А что произошло-то?
— А как в старом анекдоте… Мужчины нетрадиционной ориентации делятся на две категории. Геи и пидо*асы… Так вот он не гей.
— Аааа… — начинаю угорать я. — Костя я тебя люблю!
— Не улыбайся… — обводит мои губы.
— Не могу…
— Не болтай!
Через полчаса от моей легкой помятости не остается и следа.
Костя проходится по моим волосам горячим утюжком, придавая объем какой-то сухой бесцветной пудрой.
Надеюсь хотя бы это не анальные свечи! — опять начинаю я угорать.
— Вау… — смотрю на себя в зеркало. — Нереальные вещи умеешь ты делать с девочками!
— Ты идеальная модель. На тебе можно нарисовать абсолютно все. У тебя такая плотная ровная кожа, что тебе не страшны никакие оттенки — ни теплые, ни холодные. Она просто их не отражает.
Отпускает меня.
— Всё, беги, сноси башни мужикам. Приятно участвовать в этом хотя бы косвенно!
Отправляю ему воздушный поцелуй.
Крис ставит у охранников все на сигнализацию, мы ее ждем. Ожников больше не хмурится от боли, Лёха ждет Крис, это значит они опять помирились, а меня ждет сегодня что-то новое и настроение просто «вау»! Я себя отпускаю в это плавание! И черт с ним пусть будет Дмитрий Морозов, а не Семьсот двенадцатый.
