– Не смей ко мне больше приближаться! Слышишь?! Никогда!
Нет, я ничего не слышал, кроме ужасных слов, что говорила та, без которой я не представлял своей жизни.
– Яся, пожалуйста, послушай меня.
– Нет. Я не желаю ничего слышать. У тебя всё это время была невеста, Алан. Не-вес-та! – в любимом голосе я слышу такие горькие ноты, что чувствую всю ту боль, что творится в её душе.
– Я говорил с Динарой. Мы отменили свадьбу.
– Нет, Алан. Ты не можешь отменить свадьбу. Твоя невеста беременна.
– Но я не люблю её. Я люблю тебя, – впервые произношу эти слова. И это не просто звуки, это то, чем я живу.
– Не смей этого говорить! – Ясмина закрывает ладонями уши, и на меня смотрят глаза, наполненные болью и разочарованием.
Хочу обнять её, успокоить, но Ясмина отшатывается от меня как от прокажённого.
– Не подходи, – выставляет перед собой руку. – И пообещай, что больше никогда не подойдёшь ко мне, – просит от меня невозможного. – Алан, дай мне слово! Иначе…
Ясмина была на грани. Я так боялся, что она сделает с собой что-то, и… дал ей своё слово.
Кто-то скажет, что три месяца – это не срок для настоящих отношений. Но я позволю себе не согласиться. Эти три месяца были лучшими за всю мою жизнь. Именно тогда я жил полной жизнью, чувствовал все краски, слышал все звуки и наслаждался каждым моментом. А потом этот мир исчез.
Сложно сказать, зачем я снова согласился на брак с Динарой. Мне было настолько безразлично происходящее со мной, что я не отдавал отчёта в своих поступках. Без Ясмины мне было совершенно всё равно, что будет дальше. Она ушла, забрав с собой не только моё сердце, но и душу.
Я был готов заплатить любую цену, лишь бы вернуть её. Мой нежный цветок жасмина. Но не всё в этом мире измеряется с помощью денег.
Ясмина… Мои мысли снова возвращаются к ней и в то время, когда я был безумно счастлив, что хотел кричать об этом на весь мир. Прошу Батурина навести о ней справки. И, если есть хоть крошечная возможность, я сделаю всё возможное, чтобы вернуть свою Жасмин.
Передо мной лежат все данные: её адрес, номер телефона, место работы. Но всё это не имеет значения. Яся замужем, и у неё растёт дочь. Имею ли я право вмешиваться в её жизнь снова? Нет. Такого права у меня нет.
Робкий стук в дверь моего кабинета вырывает из невесёлых мыслей.
– Войдите, – разрешаю, убирая в стол информацию, собранную Яном.
– Алан Даниилович, – в кабинет входит Надежда, наша домработница, – Руслан Аланович закрылся в комнате и не спускается на ужин.
Глава 11
Ясмина
За окном хозяйничает тёмная ночь, перебирая непослушным ветерком свежую листву на кронах деревьев, словно шепчет, загадывая свои самые тайные желания.
Настя безмятежно спит, обняв любимого плюшевого тигра. Мне же сон не идёт. Никак. В голове вертится столько мыслей, похожих на запутанные нити, с которыми порезвился котёнок. И я не знаю, с какой начать, чтобы распутать все эти клубки. Стоит потянуть за одну ниточку, как она лишь сильнее затягивает все остальные.
Моя размеренная, спокойная, семейная жизнь разбилась за один день, словно сгорела в случайном пожаре, который спалил всё до самого основания и оставил после себя лишь обугленные головёшки и чёрный пепел, кружившийся в воздухе, из-за которого ничего не видно. Ни неба, ни ничего вокруг.
Чувствую себя слепым щенком, родившимся от беспородной вязки, которого вынесли на улицу и просто оставили в коробке. Без защиты, без тепла, без чьей-либо помощи.
Хочется обнять себя, свернуться клубочком, закрыть глаза и спрятаться от чудовищной реальности, чтобы не смотреть в пугающее своей неизвестностью завтра.
Мой мир уже разбивался. Мне понадобилось время, чтобы собрать себя из разлетевшихся осколков и снова встать на ноги. Только тогда я могла себе позволить пожалеть себя и корить за допущенную ошибку. А сейчас у меня нет времени жаловаться на судьбу и искать виноватых. Кто-то перевернул песочные часы жизни, и секунды-песчинки, не сбавляя скорости, летят вниз, показывая, как мало их остаётся в запасе.
Перевожу взгляд на спящую дочь. В комнате темно, и я вижу только силуэт, но то, что она здесь, рядом со мной, уже успокаивает.
Крик ночной птицы разрывает тишину, и Настя испуганно вздрагивает.
– Тише, тише, – шепчу еле слышно, обнимаю её, прижимая к себе. Вдыхаю неповторимый запах мягких волос и берегу детский сон. Целую макушку, едва касаясь губами, и обещаю себе, что смогу найти выход. Я должна найти выход.
Выходные я решаю провести с дочерью, заехать к своим родителям и родителям Олега, а уже в понедельник сначала поеду к нему на работу и попробую выбить хоть какую-нибудь денежную помощь, и только потом буду думать о кредитах. Уверенная, что всё не так безнадёжно, немного успокаиваюсь от этой мысли.
Однако стоит только опустить веки, как перед глазами возникает образ Алана, напоминая о другой, так до конца незажившей ране. Наша любовь была яркой как вспышки фейерверка, и такой же короткой. Цветные брызги огоньков осветили мою жизнь и погасли, оставив в кромешной темноте.
Я думала, что нельзя любить того, кто тебя обманул. Только сердце никак не хотело слушать никакие доводы, продолжало скорбеть и ныть. Тогда я наивно думала, что смогу забыть его, если выйду замуж. Олег долго и настойчиво добивался моего внимания, и, посчитав, что он будет неплохим мужем, я приняла его предложение.
После рождения дочери я совсем не вспоминала про Алана, пока сегодня он не возник из ниоткуда. Холодный, неприступный, чужой.
Сердце предательски сжимается, стоит мне только подумать о Мир-Алиеве. Вспоминаю его ледяной строгий взгляд, не выражающий ни одной эмоции, словно неживой, и такой пугающий, что хочется отшатнуться. И если бы я не знала Алана раньше, то подумала, что это совсем другой человек, а не тот, которого я когда-то без памяти любила.
Убаюканная щебетом ранних пташек, я засыпаю только под утро. Мне снится Алан. Тот, прежний, который дарил столько нежности и тепла. И мне совсем не хочется просыпаться.
Звук разбившегося стекла выкидывает меня из сна, и я не сразу понимаю, что происходит. Смотрю на кровать и не вижу своей непоседы.
– Настя! – вскакиваю и спешу на кухню, окончательно просыпаясь. Вскрикиваю от острой боли, пронзившей босую ступню.
Настя в пижаме стоит на табурете, а на полу, судя по цвету, валяются осколки разбитой тарелки.
– Мам… – дочка хочет слезть, но я жестом её останавливаю.
– Стой там, пока я не уберу, – прошу её.
Сажусь на другой табурет, кладу ногу на ногу и разворачиваю к себе пораненную ступню, из которой торчит небольшой осколок стекла.
– Мамочка, прости, – хлюпает Настя. – Я хотела сделать тебе сюрприз.
– Ничего страшного, – шиплю, вытаскивая осколок.
– Тебе больно?
– Не очень.
– Я помогу…
– Стой там, Настя.
Разбитая тарелка и пораненная нога – это такие мелочи.
Переношу дочь в комнату и убираю с пола остатки стёкол. Обычно утро начинается с умывания, моё же началось с мытья пола. Настя приносит мне телефон в ванную, когда я споласкиваю руки.
Выключаю воду, вытираю руки и принимаю вызов.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, – здороваюсь с матерью Олега, немного напрягаясь от раннего звонка.
– Ясмина, я не понимаю, почему мой сын тебе что-то должен? – задаёт вопрос вместо приветствия.
– Вам звонила мама? – догадываюсь. Вряд ли мама сдерживалась в выражениях о поступке любимого зятя.
– Олег столько лет только и делал, что работал, – продолжает свекровь, проигнорировав мой вопрос. – И, когда у него появилась возможность один раз по-человечески отдохнуть, тебе вдруг срочно понадобились деньги.
Проглатываю незаслуженный упрёк. Мне сейчас не до обид, и любая помощь будет нелишней.