я все же обернулась. Место, где когда-то была моя вымышленная арт-студия, пустовало. На его месте расположилась пара качель…
Пять лет, чертовы пять лет, а сердце предательски екнуло будто все произошло только вчера.
Перед глазами встала картина — полыхающее пламя жадно пожирает каждую доску, с треском вгрызается в сухие поленья, появившийся из ниоткуда ветер уносит женскую истерику по всем дворам, стуча по окнам, соседи, вышедшие глянуть что за ссора, хватаются за головы и кричат “пожар”. И никто не обращает внимание на юную девушку, всю зареванную, молчаливую, в черной саже, которая уставилась в одну точку, точно увидела призрака. Она на самом деле увидела призрака — свою потерянную душу, которая вылетела тогда вслед за синей машиной. Внутри нее на заднем сиденье ехал ее ночной гость, понурив голову и который ни разу не обернулся. Ее душа возможно до сих пор бродила по этому двору, ища объединения.
С кем? Это не важно. Все равно одно без двух не получится. А в моем случае даже трех, но это совсем другая история, которую я расскажу разве что только Господу Богу…
Не раздеваясь и не разуваясь, я простучала каблуками по паркету широкого тамбура, чтобы утонуть в ковре длинного коридора, ведущий на кухню. Оттуда доносился запах корицы и свежезаваренного кофе. На праздник съехалась вся семья, которая как раз собиралась завтракать и прямо к ним меня вела бабушка.
— Нет, — прошептала я и остановилась, вернув себе ладонь. В ее глазах отразился немой вопрос, который я проигнорировала.
Мне понадобилась минута, короткий коридор и пара слов, слабо доносившиеся через закрытые двери, чтобы понять — я не смогу. Нет. Мне надо сначала отдохнуть, умыться, переодеться, может быть пройтись, вдохнуть хвойный запах леса, который растет совсем рядом, чтобы выкинуть из головы, как недавно говорила подруга, всю чушь и бредовые мысли и просто расслабившись наконец принять — я дома в окружении тех, чьи контакты у меня до сих пор в чёрном списке.
Может с них и стоит начать, шепнул внутренний голос.
— Это твоя семья, Аня, не беги от нее.
Мудрая женщина и любящая свою внучку бабушка поняла меня без слов, грустно улыбнулась и отпустила.
— Я скажу, что ты освежишься после дороги.
Я же развернулась, чтобы действительно пройтись по лесу. Это то место, куда не добралась городская суета, грязные выхлопы моторов и супер едкие реагенты, чтобы растопить едва выпавший снег. Место, куда редко ступала нога человека, не тревожа царствующий здесь покой и умиротворение.
Внутренние стены же на меня давили. Раньше короткий коридор, который объединяет вход с улицы с кухней, по пути поднимая лестницу на второй этаж, не казался таким узким — у меня чуть не развилась клаустрофобия.
Два шага, чтобы захлопнуть дверь, четыре ступеньки, не обращая внимания больше на резвящихся детей свернуть налево, пройтись мимо качель — ни за что на них не сяду — и через несколько шагов выскочить за низкую ограду.
Она никакой роли не играла. Если и придет на огонек какой-то лесной зверек, то он точно не заинтересуется мини заборчиком. Нет. Она была нужна больше маме и ее педантичной сущности. А я насмотревшись американских сериалов использовала ветки ели под моими окнами на втором этаже как только вздумается — маленькой я даже на них могла лезть, хохоча и веселясь, позже же училась пейзажной живописи, копируя иголочки.
“Свое надо оградить” говорила она тогда отцу, который желал скорее уединиться с деревьям, чем оградиться. “Все должны понимать кем являются и знать свои места” говорила она мне.
Дом огородили и дерево под моими окнами срубили, света в моей комнате стало больше, ровно как и обида. Тогда то я и “переехала” в сарай. Называть его по другому я не стала — заброшенная постройка с одним сеном внутри преобразилась благодаря золотым рукам отца, она стала теплее, чище и уютнее, но сараем в устах матери быть не перестала.
“Чего ты носишься с этим сараем? Балуешься там, фантазируешь, ночуешь. Когда ты станешь серьезнее, Анна?”
Свежий запах ударил в лицо еще тогда, когда я выбежала. Вступив же в хвойные владения запах проник в легкие мощным ударом дефибриллятора — дышать все легче, разум чище, а тугой клубок долголетней обиды в сердце наконец может избавиться от пары обмоток — они находили выход через каждый мой выдох.
Мне всего лишь нужно еще немного времени. Я приму, обязательно. Лес обещал отыскать мой душевный покой и если не найти его, то хотя бы дать надежду. И я верила. Нельзя отказываться от семьи, от людей, которые тянутся к тебе и от их общения. Ведь что человек без семьи? Ничто.
Зимний воздух холодил не только руки и лицо — он проникал в голову и чистил от застоявшегося мусора.
Снег хрустел под ногами. Я остановилась, чтобы полюбоваться окрасом снежного ковра — солнечные лучи, проникающие сквозь верхушек деревьев, переливались на нетронутой никем покрове. Остались фоновые звуки — вот ухнула сова, неподалеку перебежал какой-то зверек, треск веток…
Я насторожилась.
Треск повторился. А затем и хруст снега под чьим-то давлением раздался совсем недалеко. Я обернулась, чтобы никого не увидеть — из дома за мной никто не шел. А значит еще один ранний искатель покоя находился на соседней поляне. Надо было всего лишь обогнуть старое толстое поваленное дерево…
Может не стоило тревожить гостя, если он, как и я, надеялся насладиться девственно чистым на звуки и запахи лесом?
Но интересно же…
А если это кто-то из моей семьи? Мама например. Как я с ней встречусь один на один, не подготовившись? Тут мой внутренний голос — предатель, усмехнулся “а к этому можно подготовиться?” Но мне уже лучше, не согласилась я с ним, это был просто осознанный приступ трусости.
Да, я понимала свои слабости — после одиннадцати лет мне пришлось вылезть из панциря тугодумия и научиться понимать своих внутренних демонят. Если бы я сразу поняла тогда, что мои чувства вызваны не простой ненавистью, а нечто более сильным, мы бы не потеряли эти годы…
Прошлое не вернуть, нет, но оно помогает извлекать уроки.
Я уже сделала пару шагов вперед, выбрав любопытство, как остановилась, так как передумала. Не стоит тревожить человека, тем более незнакомого, если он гуляет на соседней стороне нашего участка. Я в последний раз глубоко вдохнула и улыбнулась — теперь можно возвращаться. Теперь никто меня не позлит, не выбесит и тем более не испортит настроения.
Развернувшись, я уставилась на
