- Как это проваливай? – возмутилась Оксана, и тут же презрительно фыркнула, пытаясь достучаться до Мартынова, – да у неё ни кожи, ни рожи!
- Сама ты… - Алексей невидящим взглядом окинул девушку с ног до головы, и грустно заключил, - ни кожи, ни рожи.
Глядя сейчас на эту куклу, а по-другому её назвать и нельзя, мужчина искренне не понимал, почему вообще связался с ней? Да, симпатичная, но ведь дура дурой! И дело даже не в образованности. Просто она была какой-то… не такой. В чем-то глупой, недалекой, непонимающей… И плевать на модельную внешность. Плевать на все! Она попросту была не той… К чему тогда все это? Зачем терпел уже не один месяц рядом с собой эту девицу, если она не вызывала совершенно никаких нежных чувств? Да что уж говорить… она не вызывала вообще никаких чувств! Так, своего рода неотъемлемое приложение, что постоянно таскалось следом.
Тогда почему? Зачем ему вообще эта… Оксана? Чтобы, когда вздумается, была возможность ввалиться к ней в любое время дня и ночи и потребовать помощи для получения разрядки? Чтобы всякий раз после этого она предъявляла свои права на него? Чтобы не чувствовать себя одиноким? Черт, да от такой, как она, одиночества не поубавиться! К чему тогда?
А ответ был до невозможного прост. Оксана была полной противоположностью. Киры. Евы. Она была совсем другой. Она должна была искоренить из памяти все, что с ним однажды произошло. Должна была избавить от всех болезненных воспоминаний, что холодным металлом жестких проволок, опутывали сердце. До крови, обнажая внутренние раны… Она должна была избавить от всего этого! Должна была… Боже, какое навязчивое утверждение. И в этом вся проблема. Она должна была это сделать. Но не сделала. И виной тому не сама Оксана. Виной тому, что он сам, по-прежнему, все так же продолжал мечтать о другой женщине. О той, что даже спустя годы занимала в его сердце и мыслях единственно важное место…
- Лёш, ты что? – наконец возмутилась девушка, когда до неё дошел весь смысл сказанной мужчиной, фразы, - ты знаешь, я ведь и обидеться могу.
- А мне глубоко наплевать, - фыркнул равнодушно Мартынов, - Мне на тебя наплевать. Понимаешь?
В этом он не врал. Ему действительно было плевать. Сейчас в особенности.
- Как это? – выкатив глаза, непонимающе переспросила Оксана.
«Ни гордости, ни фантазии» - мысленно заключил Алексей. Ему было даже жаль эту девушку. Но всему, рано или поздно, приходит конец. И, похоже, сейчас пришло время разорвать эти странные, никому не нужные, и никого не обязывающие отношения.
- Оксан, убирайся, а, – спокойно процедил мужчина.
- То есть как это? – ну вот, опять она за свое. Как будто и не понимает ничего…
- Молча! – нервно выкрикнул Лёшка, не в силах больше сдерживать в себе злость. В большей степени на себя, - достала ты меня, понимаешь? Достала!
Хлопнув ладонью по столешнице, Мартынов еще раз, теперь уж точно на прощание, невидящим взором окинул девушку, зная наверняка, что видит её последний раз в жизни. И подхватив с собой бутылку с алкоголем, не дожидаясь какой-либо реакции от Оксаны, поднявшись, быстрым шагом стал пробираться сквозь толпу, в направлении собственного кабинета.
- Черт! – невнятно выругался мужчина, добравшись на ватных ногах до кабинета.
Громкий стук, захлопнувшейся двери.
Алексей машинальным движением ослабил узел галстука, и, сделав несколько глотков виски, с силой запустил полупустой бутылкой в противоположную стену. Громкий стук, разбивающегося стекла… Безнадежно забрызганная алкоголем стена… Сотни никчемных осколков, что безвольно посыпались на пол. Разбитое стекло… Так, и его жизнь, однажды точно такими осколками, рассыпалась навсегда, без какой-либо надежды на восстановление.
Точнее, она была так же нелепо разбита самим Алексеем, как и этот никчемный сосуд.
Запустив пальцы в короткие волосы, мужчина устало прикрыл глаза.
Думал ли он когда-то, что его жизнь превратится в подобный фарс? Что ни что в этом мире не будет приносить удовольствие. Даже некогда любимое дело… Сейчас и оно казалось никчемным атрибутом. Навязчивой и противной мишурой, заставляющей верить окружающих в призрачное веселье… Лишь нелепой попыткой разукрасить жизнь в какие-то иные краски, нежели мертвецки черный. Хоть самые печальные. Серые, темно-коричневые, грязно-болотные… Любые, только бы немного сменить нескончаемую гамму тьмы, что на протяжении последних лет буквально преследовала его.
Странно, но до последнего Алексею казалось, что это выходит. По крайней мере, он уже почти смирился. Смирился с тем, что в его жизни никогда не будет того, о чем он больше всего и отчаяннее мечтал. Когда-то было. Могло бы быть. Но не стало. В один миг. По его вине. Только он сам все разрушил. Именно он. Ни она, ни Кира, ни тем более, кто-то другой. Только он, Алексей был виновником произошедшего!
Если бы Лёшка мог лишь представить, к чему приведет его погоня за собственными амбициями, то еще в то время многое сделал бы по-другому. Если бы только знал… Не было бы тех лет мучения, когда нет права уйти, но и остаться невозможно. Когда все чувства обострены и накалены до предела. Когда всего буквально выворачивает наизнанку. Осознаешь, что любишь, но всецело отдать любимой свою любовь невозможно… И тогда уходишь, потому что здравый смысл говорит, что должен это сделать. Потому что она так же не имеет права страдать по твоей прихоти.
Он сам допустил, чтобы тот круг замкнулся, не позволяя выпустить никого из троих. Разорвать эту бесконечную пытку, прекратить невыносимый фарс. Он хотел, действительно хотел, что-то изменить… Но почему всегда так получается, что только ты попытаешься сделать шаг вперед, находится масса причин, чтобы вместо этого сделать в два раза больше шагов назад, проваливаясь во все более глубокую пучину? Почему все наваливается в один миг, и тогда ты больше не в состоянии противится обстоятельствам? И снова нескончаемый водоворот захватывает с головой, и выбраться, как и прежде, невозможно…
Алексей хотел сделать это. Пытался плыть против течения, но с каждым разом его накрывала все большая волна безысходности. И снова уйти невозможно, и отпустить ту, которую любишь тоже… Снова замкнутый круг.
И неизвестно, как бы долго все могло длиться, если бы не то жуткое известие, что словно снег, свалилось на голову. После этого Лёшка больше не мог продолжать эту двойную игру. Необходимо было либо признаваться, либо уходить, не оглядываясь. Он выбрал второе. Почему? Наверное, попросту, испугался. Нет, не осуждения! Не обязательств! Не того, чтобы лишится всего, что имел! Жалости.
Единственное, чего Алексей действительно боялся с самого детства, это была жалость. Самая простая человеческая жалость, что рано или поздно приходит на смену любых других чувств. Особенно в подобных случаях. Это хуже ненависти, нетерпения, злости. Просто потому, что если тебя ненавидят, то считают, хоть капельку, сильной личность. Просто личностью. Со своими тараканами и бзиками. Пускай плохой, или неприятной, но личностью. Самодостаточной единицей. Как бы там не было, но с тобой считаются. А жалость… она приходит тогда, когда человек кажется настолько ничтожным что ничего другого чувствовать к нему попросту невозможно. Когда людская беспомощность доходит до наивысшей степени никчемности. Вот тогда и находит свой выход безропотное чувство под названием жалость…
