я, конечно, знала, что после смерти Игоря Покровский в том числе искал спасения в религии, но это все уже чересчур. Исповедаться?! В смысле покаяться вот в этом?
– Ты не понимаешь. Он же мой сын. А я вон че наделал.
– Че? – копируя интонации свекра, не без издевки переспросила я.
– Хочешь, чтобы я это озвучил? – Иван Сергеевич мазнул по мне злым взглядом и уткнулся им в пол. – Нельзя было нам оставаться бок о бок. Ну ладно я, дурак старый, черт дернул, а ты?
Вот мы и подобрались к главному.
– А я, вы все верно заметили – по мужику соскучилась. Но вы не переживайте, Иван Сергеевич, я съеду через пару недель. Впрочем, если вам принципиально, могу и завтра.
– А? Нет. Да ты что?! Я же не гоню тебя. Я… просто не знаю. На душе камень. Прости, а? Как животное тебя… я…
– Ой, да хватит уже! Не случилось ничего, чего бы я сама не хотела, – не посчитала нужным искать себе оправдания. Покровский вскинулся. Уставился на меня как бык на тореадора. В глазах мелькнуло безумие. От которого он избавился, что есть сил тряхнув головой.
– И что… – свекор откашлялся. – Что ты думаешь с этим делать?
– Если вам так невыносимо меня видеть, можно постараться свести наши встречи к минимуму.
Собственно, именно так мы и жили, до того как он нагнул меня в первый раз. Раньше это казалось естественным. Ну, мало ли. Два крайне занятых человека. А теперь почему-то подумалось, что, возможно, мы вполне осознанно избегали друг друга. Как будто подсознательно и боясь чего-то подобного.
Прикрываю глаза, воспроизводя в уме дни нашей с Игорем жизни. Замечала ли я интерес со стороны свекра, когда мой муж, и его сын по совместительству, был жив? Нет. Вроде бы. Но ведь мы и тогда не так уж часто виделись с Покровским старшим.
– А я постараюсь съехать как можно быстрей.
– Хорошо, ты только скажи, когда найдешь что-то подходящее. Я добавлю недостающую сумму в качестве…
– М-м-м?
– …извинения за сегодня.
Серьезно? Нет, он, мать его, серьезно?! Просто какой-то кошмар.
– Вы меня с кем-то спутали, Иван Сергеевич.
– Я? Спутал? С кем? – искренне не понял тот.
– Не знаю. Может быть, с одной из своих пассий. А мне ваши деньги не нужны. Извините, уже поздно, мне завтра рано вставать…
Я прошла мимо свекра и широко распахнула дверь у него перед носом. Намек был более чем прозрачным, и он, конечно же, не преминул им воспользоваться. Трус! Какой же трус… Шел, и мне чудилось, что под подошвами его тяжелых ботинок, которые он даже не потрудился снять, когда мы трахались, с хрустом ломаются воздушные замки, которые я понастроила.
– Я же от чистого сердца, Маш… Ты мне…
– Уйди ради бога!
Дверь за свекром закрылась с тихим хлопком, но я все равно вздрогнула. Осела на стул – из меня будто воздух выкачали. Растерянно провела по лицу ладонями. Дура, чего я вообще решила, что у нас может как-то срастись?
Допив остывший чай, легла спать. К удивлению, уснуть удалось довольно быстро, видно, сказывались усталость и бессонница накануне. Проснулась по будильнику, выпила кофе, собралась и рванула в школу, чтобы опять не опоздать. В итоге приехала раньше на полчаса. До начала первого урока успела просмотреть новые предложения о продаже. Вчера кто-то выставил дом и однокомнатную квартиру в поселке в десяти километрах от нашей деревни. Рука дернулась написать, но ведь, помнится, я хотела рассмотреть и другие варианты. А если учесть, что с тех пор у меня появилось гораздо больше причин для побега, то спешить с этими предложениями совершенно точно не стоило.
Я прикрыла глаза, представляя, какой может стать моя жизнь… Ну, ведь и правда, ничего больше меня здесь, кроме могил, не держит. Могил родителей, бабули и деда, пращуров, о которых я знаю лишь по рассказам родни. А теперь еще и мужа, да… Интересно все же, почему у меня так поздно возникла идея уехать. Проанализировав вводные, пришла к выводу, что все дело в воспитании. Бабуля как говорила? Где родился – там и пригодился. Вот, следуя этой нехитрой логике, наши предки и жили здесь испокон веков. И несмотря на то, что столица с ее возможностями была, считай, под боком, даже мысли ни у кого не возникло, что можно в нее податься в поисках лучшей жизни.
Так что я, считай, отступница.
– Мария Ивановна!
– Да?
– Вас к директору на ковер зовут. Вы что, вообще рабочий чат не читаете?
– Бегу!
Интересно, зачем я понадобилась? Нареканий на мою работу вроде бы не было, а журнал я заполнила, несмотря на то, что система чудовищно зависала весь вечер.
– Вызывали, Николай Степанович?
– Да, Мария Ивановна. Проходите.
Ух ты ж! С каких пор я из Машеньки превратилась в Марью Ивановну? Раньше Шевцов меня звал по имени-отчеству лишь прилюдно. И даже тогда его голос был переполнен иронией, дескать, вырасти, ты, Машуня, выросла, и даже окончила институт, но я же помню тебя еще беззубой глупенькой первоклашкой, так что какая ты, блин, Ивановна? А тут очень официально.
– Да? Что-то случилось?
– Я бы сказал, что случилось ЧП. Пойми меня правильно, в нашей школе никогда за все время ее работы такого не было, поэтому…
– Говорите как есть, Николай Степанович.
– Тут показывать надо.
Шевцов ткнул рукой в компьютер, щелкнул мышкой, выводя на экран отвратительного качества видео, на котором, впрочем, я сумела-таки различить наши с Покровским лица. Кровь со страшным шумом в ушах отлила от головы. Как вода в прочищенную от засора трубу.
Нет, ничего пикантного на том видео не было, мы же секундой спустя задернули шторы, но…
– Вы же понимаете, как это выглядит.
– Да.
– А вы, Машенька, педагог. Пример для неокрепших умов. Нельзя это вот так оставить, вы же понимаете? Если видео распространится…
Стряхнув с себя оцепенение, я кивнула:
– Конечно. – Оправдываться я не считала нужным, поэтому просто еще раз кивнула: – Я все понимаю, Николай Степанович.
Села, предварительно вытащив лист из принтера, и под почему-то удивленным взглядом директора быстро набросала заявление на увольнение.
– Нет-нет, что ты? Зачем же так спешить, Марь Ванна? Посреди четверти. Увольнение? Где
