Да.
— Когда мы были вместе, Дэвид был женат и имел детей.
— Да.
— Он присвоил деньги у мафии, передал доказательства штату, посадил Макса в тюрьму, бросил свою семью… затем приехал сюда с новой личностью и… и…
— Встретил тебя. Сделал тебе предложение.
Схватив телефон, Натали опускает его на колени и закрывает глаза. Потом она сидит, не двигаясь и ничего не говоря, бледная, как привидение, и такая же безжизненная, если не считать вены, дико пульсирующей сбоку на ее шее.
Я бы перерезал себе вены и истек кровью на коленях перед Натали, если бы думал, что это избавит ее от боли, но я знаю, что этого не случится.
Единственное, что я могу сделать, это продолжать говорить ей правду.
— До прошлого года мы не знали, куда он делся. Затем мы установили контакт внутри бюро. Кто-то, кто готов обменять информацию на наличные. Он дал нам знать, куда они перевели Деймона, дал нам его новое имя, все. Но к тому времени Деймон уже двинулся дальше.
— Предполагаю, что переезд произошел чуть более пяти лет назад, верно? — Смех Натали тихий и горький. — Верно. За день до нашей свадьбы. О боже.
Я не знаю, что сказать, кроме:
— Прости.
Натали открывает глаза и смотрит на меня жестким, полным ненависти взглядом. Это так жестоко, что я почти делаю шаг назад.
Она говорит:
— И ты знал. Все это время ты знал все это.
— Натали…
— Не говори. Ты больше не имеешь права со мной разговаривать.
— Прошу. Позволь мне все объяснить.
Пошатываясь, Натали встает. Она протягивает телефон дрожащей рукой.
— Бери и убирайся.
— Послушай меня, детка…
— Убирайся из моего дома.
Этот крик с таким же успехом мог быть пулей, так мне больно. Я беспомощно стою, качая головой.
Тяжело дыша, дрожа всем телом, она говорит:
— Ты должен был убить меня, не так ли? Вот почему Макс сказал, что ты предал его. Ты должен был прийти сюда и выяснить, знаю ли я, где Дэвид спрятал деньги или куда он отправился, а затем убить меня, как и Виктора. Но вместо этого… — Она смеется. Это худший звук, который я когда-либо слышал. — Вместо этого ты решил поступить по-другому. Ты решил сначала немного повеселиться. Итак, ты трахнул меня. Заставил меня влюбиться в тебя. Подарил мне кольцо и наговорил миллион милых небылиц.
Я твердо говорю:
— Нет, Натали. Нет.
— Когда ты собирался начать задавать мне вопросы о нем? Втягивать его в разговор ненавязчивым образом?
Мой голос становится громче.
— Я не собирался этого делать. Все реально. Я влюбился в тебя.
Натали смотрит на меня с болью во взгляде, ее глаза блестят от слез.
— Верно. Так же, как и Дэвид. А теперь убирайся к черту из моего дома, Казимир.
Она произносит мое имя как проклятие.
Хотя мой желудок переворачивается, кровь кипит, и я едва могу дышать от боли, я сохраняю свой голос ровным и удерживаю ее взгляд.
— Ты не хочешь, чтобы я уходил. Ты любишь меня. Ты моя.
Ее вдох – тихий, прерывистый всхлип.
— Ты болен! Посмотри, что ты со мной сделал! Посмотри!
Натали показывает на свое лицо. Теперь оно красное, а не белое. У нее дикие глаза. На шее проступают вены. Выражение ее лица – эквивалент здания, сгоревшего дотла.
— Я могу загладить свою вину.
— Можешь идти к черту! Макс угрожал моим родителям! Моим родителям, Кейдж! Что, если у него там сейчас кто-то есть? Что, если другой Виктор в Скоттсдейле стучится в дверь моих родителей, пока мы здесь разговариваем?
— Нет. Виктор работал один, как и я. Он планировал сначала приехать сюда, а потом отправиться туда.
Натали недоверчиво смотрит на меня.
— Ты серьезно думаешь, что это должно заставить меня почувствовать себя лучше, не так ли?
Когда я не отвечаю, Натали убегает.
Она выбегает из гостиной на кухню и направляется к задней двери. Я хватаю Натали прежде, чем она успевает подойти к двери, и крепко прижимаю к груди, пока она пытается вырваться.
— Отпусти меня!
— Остановись на минутку! Послушай меня!
— Отвали!
— Я люблю тебя! Я не имел в виду...
— Ты ничего не имел в виду, лживый сукин сын!
Нат извивается в моих руках, прижимаясь ко мне, отчаянно желая высвободиться.
Я не даю ей такой возможности.
Вместо этого я целую ее.
Натали отказывается открыть для меня рот, отворачивая голову. Я запускаю руку в ее волосы и крепко держу ее голову, затем снова целую.
На этот раз Натали позволяет мне засунуть язык ей в рот. Она позволяет мне попробовать ее на вкус, обнять ее, пока мы тяжело дышим через нос, а наши тела плотно прижаты друг к другу.
Затем я чувствую, как холодное дуло пистолета прижимается к моему виску.
Она вытащила его из-за пояса и приставила к моему черепу.
Я чувствую вспышку восхищения моей храброй, умной девочкой, но она быстро впадает в отчаяние.
— Назад, мать твою, — тихо говорит она мне в рот.
Когда я открываю глаза, Натали смотрит прямо в них. Поэтому я ясно вижу, что в ее собственной душе не осталось ни капли тепла, любви или милосердия.
Моя душа в пепле. Внутри меня ничего нет. Я – гнилая, пустая оболочка.
Я опускаюсь на колени у ног Натали и склоняю голову.
— Тогда сделай это. Без тебя я все равно умру.
Наступает долгое, напряженное молчание. Затем Натали прерывисто шепчет:
— Я должна.
Она упирает дуло пистолета мне в макушку.
Но что-то в ее голосе зажигает крошечную искорку надежды в моей груди. Я поднимаю голову и смотрю на Натали, на эту женщину, которую я обожаю, которую я только что разрушил.
Когда Натали направляет пистолет в дюйме от моего лба, а ее палец на спусковом крючке, я смотрю ей в глаза.
— Я люблю тебя. Это не ложь. Я люблю тебя больше всего на свете. Больше, чем я хочу сделать следующий вдох. Я отдам все, чтобы ты простила меня, и это включает даже мою жизнь.
Я наклоняюсь вперед, так что пистолет упирается мне между бровей. Я поднимаю руки и кладу их ей на бедра.
Я вкладываю сердце в то, что говорю дальше:
— Убей меня, если это заберет твою боль, любовь моя. Если это даст тебе хоть немного покоя, нажми на
