– Окей!
Чаруша переключила внимание на меня.
– Наверное, пора нам, папочка, на остров. Там-то всегда тепло!
– Давай уже дождемся июля. Сколько тут осталось… На свадьбе в любом случае придется быть, – напомнил, что мы дали добро друзьям справлять там торжество. – А совершать десятичасовой перелет с разницей в пару недель для ребенка – перебор. После свадьбы останемся до конца лета. А может, и дольше.
– Ну да… Разумно.
К озвученной Маринкой информации мысленно я возвращался весь день. Пока Дынька ковыряла свою кашу, «засевая» меня липкими крупинками зерна, успел даже кое-что прочитать.
– Папоське!
Малыха то и дело тыкала мне в рот свою ложку, а я изучал, как эта штука под названием «спираль» размещается в матке женщины. Если Маринке ее поставили, значит там точно все в порядке. Все-таки это инородный предмет, и если есть проблемы, нормальный гинеколог – а у нас он точно был нормальным – не стал бы пихать эту странную хренотень.
Надежность у спирали была значительно выше, чем у таблеток. Почти девяносто девять процентов. Но меня абсолютно шокировал принцип ее действия – беременность могла случиться, а спираль просто не позволяла эмбриону прикрепиться в матке. На некоторых форумах это называли абортивным эффектом.
Что еще за хрень… Я не хочу так.
– Ты должна сама есть, иначе не вырастешь, – сказал я дочке. Отрывая взгляд от мобильника, поймал в фокус ее внимание. – Ты же хочешь вырасти?
– Нет!
– Хочешь.
– Нет!
Придерживаю тарелку на столике, прежде чем Дынька психанет настолько, чтобы смести ее на пол.
– Поешь, родная, – мягко, но настойчиво попросил я. – Иначе мама не позволит нам долго плавать. Только не плачь… Бл… Дарина, не плачь, пожалуйста. Иди сюда, – вынимаю ее из стульчика для кормления. Прижимаю к себе, игнорируя приклеивающиеся ко мне остатки еды. Не должен так делать, но, блядь, когда она плачет, мне плевать на правила. – Ты же знаешь, что слезы от еды не освобождают, Дарина? Тут это не работает, – пытаюсь оставаться твердым хоть в чем-то. – Давай, красивая. Надо все съесть. Хочешь, папа тебе поможет? Покормить тебя?
– Да… – пробормотала дочь все еще обиженно, растирая по щекам слезы.
И губы эти… За грудиной екает, когда их выпячивает.
Рассмеялся, Дынька обняла меня за шею. Вымазала мне едой щеку и пол-уха, но я не возражал.
Лишь вечером, когда дочь спала, мне удалось вернуться к тому зерну, что уронила утром моя Маринка.
– Так, а что с таблетками? Зачем спираль?
– Таблетки я продолжаю принимать. Спираль как дополнительная защита.
Я испытал облегчение. Как дополнительная, ладно. Не страшно. И надежно.
И все же…
«Зачем???» – пронеслось в моей голове оглушающе.
Но задать этот вопрос я не решился.
Она никогда не пыталась спровоцировать меня на полноценный секс. Всегда казалась довольной. Я регулярно шерстил ее дневники, не было ни намека, что ей чего-то не хватает.
И снова… Это.
Я замолчал, чтобы обдумать. И думал долго. В голове вертелось столько мыслей! Особенно ночами. И порочные желания топили, конечно. Хоть я и продолжал регулярно кончать другими способами – Маринка всегда старалась. Не нарушая установленной договоренности, доводила меня до безумия.
Она была очень нежной и внимательной, горячей и страстной, открытой и жадной, понимающей и чуткой, ласковой и любящей… Она была миром моих грез.
Моим раем. И моим адом.
Моим всем.
А потом, когда мы полетели на остров… Развернулась эта блядская, Господи прости, свадьба. Маринка надела платье, но лично мне казалось, что она его все-таки забыла надеть. Все более-менее свободные мужики только на нее и пялились. Я немного выпил. И мне в голову внезапно ударила мысль: на мою самку толпа охочих альфачей, а я ее даже не ебу как следует!
Маринка выглядела довольной, ровно, как обычно. А меня затопили сомнения, ревность и, безусловно, страхи.
Бахнув еще стопку, я подвел ненужную мне ранее бухгалтерию и заключил, что не ебал Маринку по-настоящему шестнадцать месяцев.
Шестнадцать, мать вашу, месяцев!
Я вдруг ужаснулся тому, что допустил.
И… Ночью мне буквально сорвало крышу.
59
В своем раю. И в своем аду.
© Даниил Шатохин
Под стеклянным куполом огромного банкетного шатра тарабанит очередной реггетон. Почему под градусом народ так тянет на все эти шаманские пляски? Хотя моя жена стопудово как стекло, а первая звезда танцпола. Заводит толпу, пока невеста с женихом готовятся слинять. Встречаясь с последним взглядами, демонстративно закатываю глаза. Но ему-то точно по цимбалам. Помню я этот кураж.
Блядь, конечно, помню.
Лечу взглядом обратно, пока не сталкиваюсь с Маринкой. Находимся на некотором расстоянии, но у меня резко подрывает черепушку: она что-то поняла.
То, что я в тот момент и сам еще не догрузил.
Глотаю очередную порцию алкоголя и показываю ей, что нам бы тоже пора на выход. В ответ получаю изумленные глаза, надутые губы и сложенные в молящем жесте ладони.
Все понятно: «Сначала я и сорок моих слонов станцуем». Острый момент.
Кобра Чаруша – дикий антропологический тип. Если зашлась в драйве, обуздать сложно.
Только у меня ведь озарение! Меня продолжает крыть, как сотню пиздатой знати в Варфоломеевскую ночь. Я киплю. Я зверею. Я чувствую себя чертовым психопатом. И никак не могу определить, какие из моих ипостасей сражаются сейчас за власть. Давно они не появлялись. Я даже забыл, как это – чувствовать себя размноженным на долбаные клоны.
Маринка словно намеренно выжидает, добиваясь пика. Хотя нет… Конечно, нет. Откуда ей знать, что у меня лихорадка и тремор? Я все скрываю. Не позволяю ей увидеть, что я на панике. Что тело и душу воспламеняет. Что трясет каждый сантиметр плоти – люто. Усиленно держу стабильную маску, которая призвана показать, что мне здесь попросту адски скучно.
Не пускаю ее внутрь себя. Потому что там ужас и стыд, которые я все еще надеюсь переработать втихаря.
Шестнадцать месяцев… Шестнадцать, мать вашу, месяцев!
Какое-то время меня отвлекает дочь. Всем могу отказать, когда тащат танцевать. Только не ей. Когда лабает ее обожаемая «Бэггин», без раздумий расталкиваю толпу. Маринка к нам присоединяется. Отрываемся втроем, как самая счастливая и гармоничная семья. Да, мы выдаем и смеемся. В каких-то моментах целуемся. Но внутри меня по всему телу горячими точками вместо пульса бьется тревога.
Закидывая Дыньку на шею, обнимаю Маринку со спины. Она вращает задницей в ритм. А оборачиваясь, задерживает на мне такой распаленный взгляд, что внутри меня новая волна огня проносится.
Я помню год. Помню день. Помню все детали.
Но… Нас будто отбрасывает на самый старт.
«У тебя там гангрена?»
Сейчас Маринка этого не спрашивает. Однако я четко слышу ее голос из прошлого.
Не знаю, что это. Хорошо или плохо? Есть ли шанс исправить ошибку, не затопив при этом достигнутую душевную глубину? Кажется, что балансирую на канате над пропастью, и один лишь стук сердца способен расшатать все тело.
Щелкают фотовспышки. Я в кадр не смотрю. Не могу оторвать взгляда от своей Маринки. Так вштыривает от нее, что то и дело перестаю дышать. Она это, конечно же, видит и разгорается завораживающей страстью, которая в танце выходит из ее тела сумасшедшей и разящей наповал энергией.
– Погуляем еще, – отвечает на каждую мою попытку утащить ее в комнату.
Беспечный инженер. Чувствует ведь, как внутри меня растет давление. Давно перемахнуло критические отметки. Грядет взрыв, силу которого даже я не способен предвидеть.
Сменяется трек, и Дынька бежит к Кирюхе с Нютой, чтобы разбить их сладкую парочку и затеять очередной дэнс-батл. Я крепче притискиваю свою ведьму. Незаметно кусаю сзади за шею, пока ее тело не сотрясают избытки моего электричества.
– Хочу, чтобы ты сосала мой член, – выдыхаю уже прямым текстом, будто она без того еще не поняла.
