Мне потребовалась вся моя сила, чтобы не упасть на колени и не закричать. Я зажмурилась.
— Отвези. Меня. В. Клуб.
От моего расстроенного тона в его глазах промелькнула тревога. Подойдя ближе, он оглядел меня с ног до головы.
— Ого, все в порядке?
Слезы были дьявольским врагом, они изо всех сил пытались пролиться из моих глаз. Я не позволю им пролиться. Пока не узнаю. Пока не найду Артура и не спасу его, как должна была сделать много лет назад.
Страх омрачил его лицо. Понимание оживило его пухлые конечности.
— Что ты имеешь в виду?
Пожалуйста, пусть я ошибаюсь.
Пожалуйста, пусть эта боль исчезнет.
Когда мои молитвы остались без ответа и щемящее одиночество стало еще острее, я выдавила:
— Что-то случилось. Нам нужно ехать. Сейчас же.
Это было слишком долго.
Слишком долго.
Я мерила шагами пол, нервничала и сходила с ума от беспокойства.
В течение нескольких часов я отслеживала пути через Клуб, отчаянно нуждаясь в каких-либо новостях. Мы ничего не получили.
Начнем с того, что там были только Свичблейд и я. Затем появились остальные. Мелани, Фейфей и многие другие.
Звонили на сотовые телефоны. Никто не ответил. Выдвигались теории. Безрезультатно.
Мы вернулись в темные времена телефонной связи, ожидая, когда наши солдаты вернутся домой. Я должна была надеяться, что болезнь внутри меня была неправильной — что они появятся в любую секунду, а не какой-нибудь ужасной депешей с плохими новостями.
Ожидание было мучительным. Мы задыхались от невыносимого беспокойства.
Я могла понять, почему женщины, пережившие Первую и Вторую мировые войны, сами прыгали в опасность. Записывались медсестрами. Предлагали свои услуги по пришиванию пуговиц и сборке танков. Все лучше, чем бесконечное ожидание.
Я не могла этого вынести.
Я чувствовала себя беспомощной на загнанной.
Скорбящая девушка, умирающая от желания помочь, но совершенно бесполезная.
— Есть какие-нибудь новости? — спросила я в миллиардный раз, глядя на Мелани и Молли. Они сгрудились на кушетке в главной комнате «Чистой порочности».
— Нет, ничего — грустно сказала Мелани, сжимая мертвой хваткой свой телефон.
— Никто не звонил, и каждый раз, когда я набираю номер, соединение прерывается, — она заглянула мне в глаза.
— Что если…
— Прекрати. Не говори этого.
Молли подогнула под себя ноги, выглядя удрученной и потерянной. Смелые деловые женщины с собрания исчезли. Эти женщины глубоко любили своих мужчин. Они ощущали их отсутствие так же, как глубокую рану.
В каком-то смысле я была благодарна. Благодарна, что мне не пришлось проходить через это в одиночку. Что у меня были люди, поддерживающие завесу горя, чтобы она не задушила меня полностью.
Прошло еще время.
Постепенно гнев вытеснил мое беспокойство. Меня переполняла ярость.
Как Артур мог так поступить со мной?
Как он мог пригласить меня обратно в свою жизнь, а затем так легко уйти из моей? Как он мог оставить меня разорванной на части, когда некому собрать меня обратно?
Будь ты проклят, Артур Киллиан. Ты должен мне. Остаться в живых.
От нечего делать я медленно стирала до блеска половицы своей неустанной ходьбой.
Сколько времени прошло?
Здание клуба было тюрьмой, в которой я задыхалась. Я больше не могла этого выносить.
Выскочив из комнаты, я направилась к выходу и распахнула дверь во двор. Колючая проволока и высокие заборы отгородили меня от мира, но также заперли наедине с моей бушующей тревогой.
Я прошла через все стадии горя, повторяя их снова и снова. Я перешла от ужаса к ярости, от оцепенения к боли. Я перестала визуализировать все ужасные вещи, которые могли пойти не так, и заставила себя ждать ответов. Я даже смирился с принятием — как будто мое сердце не могло справиться с незнанием и предпочло бы принять худшее, чем надеяться на лучшее.
Влажными и напряженными глазами я смотрела на убывающую луну над головой. Она была бледной и размытой на рассвете нового дня. Или, возможно, она просто чувствовала мою боль и сочувствовала.
Закрыв глаза, я взмолилась.
Пожалуйста, пусть он вернется живым.
Пожалуйста, пусть с ним все будет в порядке.
Мои колени задрожали; я больше не могла выносить беспокойства.
Обойдя фасад здания, я соскользнула по стене и подтянула колени вверх. Закрыв лицо руками, я попыталась успокоиться — заглушить свои опасения и остаться сильной.
Стрекотали цикады. Крики диких птиц в Эверглейдс становились все более настойчивыми по мере того, как дневной свет прогонял ночь.
Потом… что-то загудело на горизонте.
Я вскинула голову, уши болели от желания прислушаться.
Звук раздался снова.
Громче сверчка, более механический, чем любое насекомое.
Они здесь.
Я вскочила на ноги и бросилась внутрь.
— Мелани! Молли! Они вернулись! — я проскользнул в гостиную. — Джейн, возьми аптечки. Фейфей, ты отвечаешь за еду и воду. Принеси все сюда — на всякий случай.
Я сразу перешла в режим сортировки. Мне было все равно, даже если все они вошли, хлопая друг друга по спине и радуясь выигранной битве. Я хотела быть готовой.
«Пожалуйста, пусть с ними все будет в порядке».
Рычание двигателей стало громче, и женщины бросились выполнять мою просьбу. Свитчблейд появился из одного из офисов и, обеспокоенно взглянув в мою сторону, бросился в гараж, чтобы открыть огромную дверь на роликах.
Грохотал мотоцикл. Из мрака выехали трое, шесть, десять, потом поток байкеров. Они ворвались в сверкающий огнями гараж, беспорядочно паркуясь среди отдыхающих Харлеев и маслкаров.
Я сбилась со счета, когда внутри взревел последний мотоцикл, и Свитчблейд нажал на пульт дистанционного управления, чтобы отрезать внешний мир, защищая своих братьев.
Двигатели были заглушены, шлемы сорваны, и новой какофонией стали уже стоны агонии.
Я бросилась вперед и стал искать Артура.
«Где он?»
Я, мужчина за мужчиной, искала свою вторую половинку. Кровь, грязь и пот покрывали вернувшихся воинов.
Но их Преза не было.
Чья-то рука сжала мои плечи. Я испуганно обернулась. Мое сердце заколотилось, я уже предвкушала увидеть своего возлюбленного, загадочно улыбающегося и полного жизни.
Я замерла.
Грассхоппер коснулся моей щеки, его лицо было испачкано грязью и усталостью.
— Клео…
Мир затянулся в ужасный вакуум. Мое сердце перестало биться.
— Где ... где он?
Хоппер вздохнул; его ирокез стал колючим от грязи и жира. Его куртка была разрезана спереди, а ботинки заляпаны грязью.
— Его нет с нами. Он ...
Визг наполнил мои уши, голову, душу. Схватив Хоппера за лацканы, я притянула его к себе.
— Пожалуйста. Пожалуйста, скажите мне, что с ним все в порядке!
Грассхоппер обнял меня за плечо и повел к горячему шипящему мотоциклу.
— Мы еще не знаем. Я приехал за тобой. Я отведу тебя к нему.
Сильными руками он поднял меня с пола и осторожно посадил на спину своего «Триумфа». Я не сопротивлялась. Не говорила.
Я в шоке?
Я сломлена?
Надев шлем мне на голову и завязав ремешок вокруг моего подбородка, он мягко сказал:
— Он жив, Клео. Просто держись за это, и будем надеяться, что врачи его вытащат.
Я кое-что решила, пока ждала в мрачной, наводящей тоску приемной больницы. В каком-то смысле у меня открылись глаза и исчезла последняя детская наивность.
Быть брошенной — той, кто ждет известий о судьбе любимого человека, было худшим наказанием на свете. Я думала, что поняла боль Артура. Поняла его горе, когда он поверил, что я мертва и никогда не вернусь.
