уже такой взгляд. Давно. Кажется, в прошлой жизни. У Лили.
– Ты в порядке? – отец бросил на него хмурый взгляд, – Выкинь из головы все, что успел надумать. Моя мама, она живет в выдуманном мире, где ее никто не может ослушаться. А в реальности, все не так, вот она и злится.
– Она твоя мама, – просто ответил, хоть ему заорать хотелось и выпросить у отца обещание, что никто и никогда не сможет разрушить их семью и их связь. Но молчал. В груди так потяжелело, что было трудно дышать, а мысли путались. И он предпочел молчать.
А еще ему дико хотелось к маме. Чтобы она, как в детстве лежала рядом с ним, держала за руку и рассказывала свои истории. А потом гладила по вихрастой макушке и прежде, чем уйти, целовала его в лоб, а потом еще с минуту стояла над ним и наблюдала за его сном.
Ему всегда казалось, что этим, минутным ожиданием и наблюдением, она охраняет его сон всю ночь, будто оставляла частичку себя, рядом с ним, до новой встречи.
– Кирилл, не воспринимай слова моей мамы близко к сердцу. Она вот такая, какая есть, и ваше общение не будет частым и длительным, только на праздники и все. Я клянусь тебе.
– Она не обидит маму?
– Я ей этого не позволю. У твоей мамы хватает защитников, не переживай.
Отец кивнул в сторону выхода из гостиницы, и Кирилл заметил у входа маму и какого-то мужчину, стоящего к ним спиной.
– Это Олег? Не пойму?
– Если это не Олег, то кажется, твоей матери очень не понравятся мои дальнейшие действия!
Кирилл внимательно посмотрел на отца, и успел уловить в его глазах дикий огонь злости и ревности, заметил сжатые кулаки и, вмиг помрачневшее выражение лица.
– Ты говорил, что она лежит чуть ли не при смерти, а она, видишь, цветёт и пахнет!
– Ты ревнуешь? Маму?
– Конечно, я ревную маму, она красивая, самая привлекательная и соблазнительная! Как я могу не ревновать? Она не считает меня своим мужем и имеет полное право на…. В общем, имеет.
– Мама любит только одного мужчину, и это ты. Остальных она, мне кажется, даже не замечает.
Дима на эти слова сына смог вздохнуть прерывисто, но ему хватило, чтобы красная пелена с глаз сошла, а руки расслабились и разжались.
«Не замечает».
Очень точно подмечено.
Потому что он сам никого вокруг, кроме своей Тани, не замечает, а недуг у них один на двоих, пусть она и не призналась ему в этом, в трезвом состоянии и незамутненном рассудке, но он и так все знал прекрасно.
А минутное помешательство, это всего лишь дурная слабость и ревность. Необоснованная.
Они вдвоём вышли из машины и направились к парочке.
Таня заметила их раньше, и в первое мгновение была счастливой и радостной, но потом что-то в ней переменилось, и глаза ее потемнели и налились гневом,– она начала переводить обеспокоенный взгляд с Димы на сына.
Олег, ничуть не изменившийся за время, что Дима его не видел, тоже обернулся к ним и пытался увидеть то, что так разгневало Татьяну, но не заметил ничего, что могло бы как-то Диме помочь или подсказать.
– Кирюха, а ты все растешь, а? Вот вроде недавно виделись, а ты смотри, опять вымахал, детина ты великовозрастная!
Олег шутливо осуществил захват, и Кирилл оказался притиснутым к нему, без возможности помешать мужчине лохматить и без того лохматую голову. И пока эти двое развлекались, Дима смог немного поговорить с Таней и убедиться, что ему не показалось: что-то в виде Кирилла ее расстроило.
– Что у вас случилось? – она набросилась на него дикой кошкой, шипела слова сквозь зубы.
– У нас все хорошо, а у вас?
– Дима, мне не до шуточек, на нем лица не было, когда вы из машины вышли! Что случилось? Вы поругались?
Дима должен был сказать, как и что произошло, чтобы и самому разобраться, и убедить Кирилла в том, что все, что он себе придумал, а так и произошло, видимо, неправда и правдой никогда не будет.
– Дай нам самим разобраться, пожалуйста.
– Он мой сын, и, если ты или кто-то другой только посмеет….
– Да-да, я понял, ты битой будешь им всем доказывать, как они не правы. Но только не мне. Во-первых, эту биту тебе подарил я, а во-вторых, он и мой сын тоже. И я не меньше твоего беспокоюсь о нем, и тоже готов искалечить любого, кто вздумает ему причинить вред. Но, Таня, он взрослый парень и не надо его опекать сверх меры, если он захочет тебе или мне рассказать, что его так огорчило тогда ладно, а так…
– Дима, я и так все это знаю, – она опустила взгляд на свою обувь, стараясь не смотреть в его глаза, – Просто мне сложно сдерживаться. Когда я была в его возрасте, и младше, никто не считал нужным драться за меня, и я помню, что думала о себе из-за этого чувства никому ненужности. И не хочу, чтобы и он переживал такое.
– У него есть мы, ты и я, а еще Олег, Саныч, у него есть огромная семья и его есть, кому защищать, но нельзя делать это постоянно…
– Потому, что он мужчина? Да, знаю.
Ему невыносима была мысль, что Таня сомневается в себе и в своих силах по воспитанию парня, он видел, как она напряжена и волнуется, и даже не замечает из-за своих волнений, как близко он к ней подошел.
Дима стоял впритык, через тонкую рубашку чувствовал жар, исходящий от нее. Мог чуть глубже вдохнуть и ощутить немного терпкий аромат ее духов и лосьона для тела с грейпфрутом (ее любимый), и ромашковый шампунь.
Таня закусила губу, теребила пальцами край, наброшенного на плечи кардигана, и Дима не выдержал.
Склонился ниже и просто прижался своими губами к ее виску. Глубоко вдохнул и выпустил горячий воздух ей в кожу, и был очень довольным, когда почувствовал, как она вздрогнула всем телом и покрылась мурашками. Подняла на него немного рассеянный взгляд и не успела спрятать свои чувства.
Разве могут они быть порознь, когда сами не замечают, как продолжают друг за друга фразы?
Как неуловимо меняются ориентиры, когда одному стоит увидеть другого?
Правильно! Не могут!
Провел пальцами по ее скуле вниз, коснулся чуть приоткрытых губ и легонько, чтобы не сделать больно, сжал подбородок, заставляя посмотреть прямо ему в глаза.
– Ты прекрасная мать. Ты все делаешь правильно, и я понимаю, как
