на послезавтра, — шёпотом говорю Ляле.
Та кивает и просит собеседницу сделать запись на ближайший день. Затем кладёт трубку и пристально на меня смотрит.
— Возможно, хорошо, что у тебя есть время обо всем подумать. Прикинуть разные, даже не совсем приятные варианты.
Второй день подряд я прогуливаю занятия и не езжу на репетиции. Остаюсь дома и бездумно валяюсь в постели, но абсолютно ни к какому твёрдому решению я не прихожу.
Всё рушится. Кирпичик за кирпичиком. Мои планы, мечты, стремления и надежды. Невольно в голове всплывает разговор с Альбиной, в котором она честно призналась, что не смогла бы полюбить и воспитать чужого ребёнка. Я тогда согласилась с ней на все сто процентов. Это действительно непросто!
Сюр, но сейчас может оказаться, что мой ребёнок Медведю тоже абсолютно чужой. И я пойму если он ничего не захочет. Более того, буду настаивать, что не стою подобных жертв.
Опускаю ладонь на низ живота. Поглаживаю, пытаюсь прочувствовать. Эмоции разные! Я испытываю страх и волнение, но в то же время и необъяснимый трепет.
Малыш, прости за глупые мысли. Я тебя не обижу. Ни за что не обижу, слышишь?
Под вечер я отправляюсь на выступление. Переодеваюсь, наношу на лицо косметику. Моё появление вызывает неадекватные реакции у других участниц.
— Нормально, да, девочки? — фыркает Молодецкая. — Человек прогуливает занятия и тренировки. Затем как ни в чем не бывало танцует в первых рядах и не получает абсолютно никакого наказания!
Я не выдерживаю и взрываюсь. Спорю с Олей. Скандал выходит за границы. Молодецкая напирает, начинает толкать меня в плечо. Я не отстаю! Даю сдачи, но… Неожиданно вспоминаю о том, что отныне забочусь не только о себе. И отступаю.
После выступления Алла Константиновна хвалит коллектив, затем отводит меня в сторонку и просит в следующий раз не опаздывать.
— Я не могу и не буду тренироваться на износ, — отвечаю ей. — Плохо себя чувствую.
Я защищаю то, что мне дорого. Постепенно вхожу в эту роль. Волнение при этом ни на миг не отпускает.
Поздно-вечером я еду на квартиру к родителям. Давно там не была — цветы, наверное, совсем завяли.
Расплатившись по счётчику, я захожу в подъезд и жму кнопку вызова лифта. Параллельно общаюсь по телефону. Басаргин все ещё на работе. По голосу слышу, что он не на шутку заведён. Каждое слово воспринимает в штыки! Мы даже ссоримся, потому что ночами я хожу по городу и редко пользуюсь услугами такси.
— Все что касается тебя — касается и меня, Алиса. Как только закончишь у родителей — перезвони.
— Может мне остаться у них на ночь?
— Это было бы хорошей идеей. Нечего красивой двадцатилетней девушке одной бродить по улицам.
Последние слова Миши я плохо слышу, потому что прохожу в лифт и в нём тут же пропадает связь. Завершаю вызов, опираюсь спиной о стену и глубоко дышу. Считается ли, что я обманываю Медведя? Не договариваю, скрываю. Боюсь, что он дико во мне разочаруется и я снова его потеряю.
С самого утра меня немного тошнило, затем накрыла сильная слабость. Я не привыкла к своему новому статусу. Не осознала, не смирилась. Но я пытаюсь!
Двери лифта открываются, я выхожу на лестничную площадку. Здесь темным-темно. Достаю телефон, ключи. Включаю фонарик и пытаюсь подсветить замочную скважину, но кто-то резко выбивает из моих рук телефон и крепко прижимает меня к двери. Мобильный с грохотом падает на ступени, я вижу как экран покрывается тоненькой паутинкой трещин.
— Тихо, молчи, — требует грубый голос.
Страх парализует и сковывает тело. Я ни двинуться не могу, ни вымолвить хотя бы слово. Только понимаю, что мужчин двое. Один забирает у меня ключи, второй закрывает ладонью рот. Мужчины действуют быстро, слаженно. Без промедления.
— Не дёргайся, — просит второй. — Тебе же будет хуже, Лис.
Тело потряхивает, бросает в жар. Я не понимаю, что происходит. Меня грубо заталкивают в квартиру, проходят следом и закрывают дверь на замок, отрезая от мира и забирая последний шанс на спасение.
***
Во рту ощущается металлический привкус крови. Открываю глаза и неприятно морщусь от боли. Меня тут же ослепляет свет хрустальной люстры под потолком.
Хорошенько же меня огрели. Перед тем как потерять сознание, я пыталась договориться, затем начала угрожать, но не вышло. Я сделала только хуже.
Оказавшись в прихожей родительской квартиры, я инстинктивно зажгла свет и на долю секунды обрадовалась, что передо мной стоит не кто-то посторонний, а бывший лучший друг. Коля, Колька. Николай Тихонов.
Я знала его всю свою жизнь — почти двадцать лет. Мы вместе ходили в сад, затем учились в школе. Дальше наши дороги немного разошлись, потому что я поступила на хореографа, а Коля в железнодорожный техникум.
Раньше Тихонов часто любил надо мной пошутить подобным образом — перелавливал в темном переулке или арке и пугал до полусмерти. Он смеялся до колик в животе, а я лупила его кулаками и проклинала за то, что чуть не поседела от страха. Коля же как ни в чем не бывало похлопывал меня по спине и весело приветствовал. Вот такие у него дебильные шутки!
Но в этот раз, я чувствовала, что никаких дружеских приветствий не будет. Коля был не один, а с товарищем по имени Кирилл. Парень жил в соседнем дворе и учился с нами в школе, правда, был на два года старше.
Я натянуто улыбнулась, хотя саму трясло от страха. Поздоровалась, заглянула в глаза Коле и обмерла. Он смотрел на меня совершенно жутким и невменяемым взглядом. Как никогда раньше! Открыла рот, чтобы пригрозить Медведем, но позже осознала, что это было фатальной ошибкой. Бывший товарищ со всего размаха заехал ладонью по моему лицу. Я вскрикнула, отлетела на несколько метров и, кажется, сильно ударилась. Дальше наступил провал.
Перекатываюсь со спины на бок, слышу в квартире голоса. К собственному ужасу, понимаю, что мой персональный кошмар не закончился. Он только начался.
Сердце гулко бьётся, пульс врезается в уши. Я глажу живот и тихо всхлипываю. Как же так? Почему? Что мне делать? Смогу ли я выбраться отсюда, если не целой и невредимой, то хотя бы живой? Телефон остался валяться в подъезде! Можно было бы попробовать хоть кому-нибудь дозвониться, но увы.
— Пусто, Коль, — доносится до меня голос Кирилла. — Тормоши подругу. Пусть приходит в себя.
Дверь
