нет, то ты глупее, чем я думал.
— Ты не можешь найти меня, но я знаю, где ты живешь.
— Ну, давай. Нанеси мне визит, ты, кусок дерьма. Если осмелишься.
Звонок заканчивается, но моя ярость еще жива. Дверь в спальню Харпер открывается, и она со своим спутником выходит оттуда с изумленным видом. Мне уже все равно, кто он такой. Я слишком чертовски зол и в то же время беспокоюсь за Джиа. Она смотрит на меня широкими, испуганными глазами, в которых стоят слезы. Черт побери! Я не хотел ее пугать.
— Что случилось? — спрашивает Харпер.
Я притягиваю Джиа к себе, и она прижимается щекой к моей груди, пряча лицо. Я провожу пальцами по ее волосам, пытаясь успокоить ее. Кто-то из нас должен успокоиться.
— Джиа по телефону преследует аноним.
Высокий и татуированный блондин, стоящий рядом с Харпер, кажется, шокирован этой новостью:
— Как давно это происходит?
Она высвобождается из моих объятий и поворачивается к ним лицом.
— Несколько недель.
Блондин на мгновение сжимает челюсть, а затем спрашивает:
— Райдер знает об этом?
Ого. Почему он заговорил о бывшем Джиа?
— Нет, и ты не скажешь ему, Адриан.
Сукин сын. Это Адриан Стил, парень, который работает с Харпер и обманул ее. Я смотрю на нее, но она избегает моего взгляда, опустив глаза в пол.
— Давай, детка. Пойдем спать. Извините, что потревожили вас, ребята.
Я веду Джиа в ее спальню и закрываю дверь. Как робот, она садится на край матраса и прячет лицо в ладонях. Ее трясет. Может быть, мне не стоило отвечать на звонок. Моя стычка с ее преследователем только усугубила ее положение. Чувство вины закрадывается в мое сердце, делая его тяжелым и тесным. Я сажусь рядом с ней и притягиваю ее к себе.
— Все будет хорошо, детка, я обещаю. Никто не причинит тебе вреда. Мы выясним, кто тебя преследует, и заставим его прекратить.
Она поворачивается ко мне.
— Я должна пойти в полицию. Я не хочу, чтобы ты пострадал или, что еще хуже, оказался в тюрьме из-за меня.
— Я не попаду в тюрьму, солнышко. Не волнуйся. А если ты захочешь сообщить об этих звонках, я буду с тобой.
— Спасибо. Я не знаю, это такая каша, — она издала дрожащий вздох.
— Что я могу сделать, чтобы тебе стало легче?
— Я просто хочу, чтобы ты обнял меня. Ты не против?
— Конечно, солнышко. Все, что тебе нужно.
Мы раздеваемся и ложимся под одеяло, оставшись в одних трусах. Секс — это самое последнее, о чем я думаю, когда я притягиваю ее к себе. Она кладет голову мне на грудь и проводит одной рукой по моему животу.
— Я хочу, чтобы это прекратилось.
— Прекратится, — я делаю паузу, не зная, стоит ли говорить о том, что проносится у меня в голове, или нет.
— Тебе, наверное, интересно, почему Адриан спросил, знает ли Райдер о звонках.
— Экстрасенс. Это приходило мне в голову.
Она проводит ленивые круги по моему прессу, оставляя за собой дорожку мурашек. Я не хочу возбуждаться, но моему члену все равно. Он вышел из себя. Я игнорирую эрекцию, давящую на трусы, и сосредотачиваюсь на ее голосе.
Когда я начала работать в "Воинах", обо мне ходили слухи, и они стали еще хуже, когда я предала гласности свои отношения с Райдером. Каким-то образом он положил конец этим слухам. За все время наших с ним отношений ни один тролль не осмеливался говорить обо мне плохо.
— Интересно, как ему это удалось. Может быть, мне стоит ему позвонить?
Она поднимает лицо и смотрит на меня:
— Тебя это не беспокоит?
— Беспокоит, что он позаботился о тебе, когда тебе нужна была его помощь? Ничуть. И если у него есть возможность выяснить, кто тебя сейчас преследует, можешь не сомневаться, я попрошу его о помощи.
— Это самая романтичная вещь, которую мне когда-либо говорили.
Я смеюсь.
— Правда? Умолять твоего бывшего о помощи — это по-твоему романтично?
— Да. Не многие парни отбросят свою гордость и сделают это. Они скорее попытаются разобраться во всем сами, чтобы доказать, что они лучше.
— Я стану лучшим мужчиной, когда с этим преследователем будет покончено навсегда. Если для этого придется иметь дело с Райдером, то так тому и быть. Я хочу, чтобы ты снова чувствовала себя в безопасности.
— Сейчас я чувствую себя в безопасности с тобой, — она перекатывается на меня, укладывается и трется своей киской о мой ствол. Ее трусики делают трение еще лучше. Сохранять спокойствие становится чертовски трудно.
— Солнышко… Я думал, ты просто хочешь пообниматься, — говорю я сдавленным голосом.
— Я передумала, — она проводит большим пальцем по моей нижней губе, покачивая бедрами.
Я хватаю ее за запястье и втягиваю большой палец в рот. Ее веки опускаются наполовину, и ее глаза фиксируются на моем рте. Свободной рукой я сдвигаю ее трусики в сторону и направляю свой член к ее входу. Не требуя никаких уговоров, она приподнимает бедра и медленно насаживается на мой твердый член. Мои яйца уже чертовски тугие, и когда она начинает двигаться, мне приходится сосредоточиться, чтобы не кончить раньше времени. Я отпускаю ее большой палец, чтобы схватить ее бедра обеими руками.
— Мне нравится, как ты двигаешься, детка.
Она прижимает ладонь к моему правому плечу и увеличивает темп. Ее грудь колышется передо мной, и я не могу устоять перед соблазном. Я наклоняю свое тело вперед и беру в рот ее левый сосок, крепко посасывая его.
— Ноа… черт…
Я ослабляю давление и провожу языком ленивые круги по ее тугому бутону. Она стонет, как коварный котенок, доводя меня до безумия. Мне нужно больше — больше кожи, больше поцелуев, больше киски. Я перекатываюсь на бок, увлекая ее за собой, и меняю положение.
Она вскрикивает, но прежде чем она успевает возразить, я приникаю губами к ее губам и поднимаю одну из ее ног, закидывая ее себе на плечо. Этот новый ракурс обостряет все мои и, главное, ее ощущения. Она сжимает свои внутренние стенки, накачивая меня, и я вхожу в нее без всякой пощады. Каркас кровати ударяется о стену, и я знаю, что ее соседи будут жаловаться. Дребезжание сбивает ночник, и свет гаснет, погружая нас в темноту. Я не останавливаюсь. Обычно мы не трахаемся так жестко, когда рядом ее соседка, но сегодня нам с Джиа это необходимо. Так много всего произошло, и мне нужно соединиться с ней на таком глубоком и необработанном уровне.
Она кричит мне в рот, ее тело
