многих кругах. Она, в отличие от меня, умела со всеми находить общий язык. И это я в ней тоже почему-то ненавидела. Мама чувствовала свое превосходство и, как мне казалось, нарочно старалась меня подавить.
– Ты слышала? – повернулся ко мне Леня.
– Слышала, не глухая, – грубовато ответила я.
Мой тон не остался незамеченным мамой, оттого она стала еще приветливее с Леней.
– Мы обменяемся с вами контактами. А хотя… Если вы парень Маши, то видеться теперь будем намного чаще. Я о-о-очень на это надеюсь, – мама сделала акцент на слове «очень». Затем поправила выбившуюся светлую прядь, улыбнулась. Она уже открыто кокетничала с моим парнем в моем присутствии! Это страшно бесило. Но Леня, конечно, был в восторге оттого, как может отлично сложиться судьба его романа.
– Пойдем на улицу! – не выдержала я. – Погода наладилась.
Солнце заливало вечерним теплым светом наши окна на последнем этаже.
– Какая улица! А торт? – притворно обиделась мама. – Леня, вы ведь хотите попробовать торт?
– Вы еще и торт испекли? – восхитился Леня.
– Нет, – засмеялась мама, – торт покупной. Не могу жить без сладкого.
Это тоже вранье. Без сладкого не мог жить папа, а мама питалась исключительно сельдереем. Возможно, мама ждала привычного: «Никогда бы не подумал, что вы сладкоежка. Такая фигура!» Но Леня промолчал. А я испытала чувство злорадства.
Пришлось еще и на торт оставаться, хотя мне кусок в горло не лез. Я просто ковыряла торт ложкой и со скучающим видом разглядывала стол. Леня продолжил заливаться соловьем.
Как выяснилось, у них с мамой общих тем для разговоров оказалось больше, чем у нас с ним. Мама с удовольствием поддержала беседу о переселении душ и прочей ерунде, в которую я не верила.
Когда за окном запылал закат, чай был выпит, а торт оставался только в моей тарелке, я не выдержала и поднялась из-за стола.
– Ну все, теперь нам точно пора, – сказала я.
Демонстративно взяла Леню за руку и переплела наши пальцы. А в коридоре, не ожидая сама от себя, внезапно горячо поцеловала Леню, зная, что мама за нами наблюдает. Леня смутился.
– Маш, ты чего? – негромко спросил он. – Здесь твоя мама.
А мне хотелось обозначить, что Ленечка только мой. Моя собственность! И любит он меня, как бы мама ни корячилась со своими пирогами, тортами, надутыми губами и связями. Похожие чувства я испытывала, когда делила с мамой отца. Мы всегда соперничали за внимание папы, и часто мама все-таки выигрывала. Если мне придется бороться еще и за Леню, я точно не выдержу. Здесь потерпеть поражение я не могла, поэтому снова чмокнула Леню в щеку, а затем безразлично бросила маме:
– Вернусь поздно.
Солнце во дворе высушило асфальт, но после дождя все-таки было по-вечернему прохладно. Ветер тут же залетел мне под плащ.
– Я думал, ты не захочешь больше гулять, – сказал Леня.
А мне не очень и хотелось. Настроение после маминого гостеприимства и ее флирта было испорчено. Но главное – не оставаться наедине с этой женщиной. Мы стояли на крыльце, не зная, куда дальше отправиться.
– Закат очень красивый, – сказала я, разглядывая крыши соседних домов, над которыми разливалось розовое сияние.
– У тебя красивая мама, – произнес Леня то, что мне не хотелось слышать больше всего. – И вы очень похожи.
Такое сравнение мне не льстило.
– Ну не так, чтобы очень…
– Шутишь? Вы на одно лицо. Классная женщина!
– Классная? – не выдержала я. Неужели он тоже не заметил ее притворства? – Она тиран!
– Тиран? – переспросил Леня и хрипловато рассмеялся. – Дай угадаю! Заставляла тебя хорошо учиться и не гулять долго с мальчиками?
Его насмешливый тон меня задел. Мне расхотелось что-то ему доказывать. Тогда Леня вдруг рассердился.
– Все вы любите прибедняться, – жестко сказал он, обращаясь непонятно к кому. Уставился в точку, где багровел закат.
– Ты о чем? – удивилась я.
– У тебя красивый чистый дом. Есть потрясная благополучная семья, а ты ее не ценишь, – укоризненно произнес Леня.
Тут я не выдержала:
– Слушай, ты ничего не знаешь о наших отношениях и зачем-то меня стыдишь!
– Зачем-то?! У тебя крутая мама! Красивая, современная, заботливая. Она у тебя хотя бы есть и не бухает по-черному, как моя…
Вся романтика багровых закатов тут же растворилась в воздухе.
– Ты знаешь, что это моя мама убила Олю? – вдруг спросил Леня. – Она села за руль в таком состоянии и предложила подвезти мою невесту… Я ненавижу свою мать. Для меня она умерла в тот же день, что и Ольга.
Я снова почувствовала давящее чувство горечи. На фоне этой новости мне тем более расхотелось говорить о моих отношениях с мамой. Я даже почувствовала некоторое угрызение совести. Осторожно взяла Леню под локоть. У него снова был вид убитого горем человека. Тогда я осторожно поцеловала Леню в губы, но он на поцелуй не ответил.
– Пойдем отсюда, – попросила я, напоследок снова взглянув в окно. Мама смотрела на нас сверху вниз. – И давай больше не будем о плохом, только о хорошем.
Мы направились к арке.
– Ты знаешь так много стихов… Прочти мне что-нибудь! – попросила я. Ленечка сам как-то говорил, что поэзия отвлекает его от грустных мыслей.
Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,Молодеет душа.И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,Не дыша.Снится – снова я мальчик, и снова любовник,И овраг, и бурьян.И в бурьяне – колючий шиповник,И вечерний туман.Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,Старый дом глянет в сердце мое,Глянет небо опять, розовея от краю до краю,И окошко твое.Этот голос – он твой, и его непонятному звукуЖизнь и горе отдам,Хоть во сне, твою прежнюю милую рукуПрижимая к губам [10].
От низкого тихого голоса и стихов, которые читал Ленечка, на душе стало спокойнее. Мы шли по вечерней улице, залитой красными лучами заходящего солнца, и больше не говорили о наших мамах. Теперь только о хорошем.
Глава восьмая
В сентябре Лика с седьмого раза наконец сдала на права и с чистой совестью отжала у мамы старенький красный «Матиз». Сдача прав, безусловно, хорошая новость. И обмывание водительского удостоверения пятничным вечером в баре с живой музыкой и танцами – тоже. Но были и плохие новости. Во-первых, Лика больше не могла на законных основаниях ездить со Славкой, потому как у нее в распоряжении теперь свой автомобиль. А во-вторых, подруга не зря долгое время не могла сдать на права, потому что водила машину Лика плохо. Очень плохо. Но упертость и гордость не давали ей признать действительное положение дел.
Вот и сейчас мы плелись со скоростью улитки в крайнем правом ряду, пропуская вперед поток машин и время от времени слушая раздраженные сигналы сзади. Лика краснела, пыхтела, негромко огрызалась, крепче хватаясь обеими руками за руль. Я со скучающим видом смотрела в окно. Параллельно с нами по проспекту брели
