шею, мне больше нравилось, — беспечно роняет Нил и опускает меня на ноги.
— Благодарю! — шиплю я обиженно, встречаясь с ним глазами. — Сколько должна за поездку?
— Дарю! — невозмутимо бросает Сафин. — Радуйся, пока я еще один вечер у тебя не истребовал.
— Да за что ж мне такое счастье? — я наигранно всплескиваю руками. — Ну? И куда ты меня притащил? — насмешливо уточняю я у моего извозчика.
— Жаль, что сейчас зима и река застыла. Будь на дворе лето, ты обязательно догадалась бы…
Веду носом, втягивая свежесть морозного воздуха. Пытаюсь улыбнуться, порхая глазами по замерзшему безбрежному водному раздолью, и напустить на себя беззаботность. Рядом с Нилом так хочется притвориться и сделать вид, что ничего из происходящего не цепляет. Что ничего не тревожит сердце и никакие воспоминания не бередят душу. У нас все закончилось давно, неважно, по чьей инициативе. Я честно старалась перешагнуть через боль предательства, залатать чёрную дыру внутри и с гордо поднятой головой идти дальше: окончить университет, заниматься любимым делом, развивать свою школу, знакомиться с интересными людьми, путешествовать, работать над собой и становиться лучше. И я честно думала, что у меня это получается и уже удалось выплыть, а вся боль осталась позади.
Но когда я вновь встретила Нила, все то, что покрылось толстым слоем инея и впало в спячку, начало медленно пробуждаться: и непонимание, и непринятие, и обида. И бесконечные животрепещущие когда-то вопросы: могла ли я что-то изменить тогда? Или вести себя иначе, чтобы у Нила не возникло сомнений? А что было бы, если бы…? Вот только время не терпит сослагательного наклонения. И мы с Нилом обязаны как-то обсудить и наконец оставить в прошлом то, что должно было потухнуть уже давным-давно, потому как буре, разгорающейся в душе, там абсолютно не место. Эта встряска ничего не значит. Это как последствия от удара. Резкого. Неожиданного. И отреагировать не получилось. Но, несмотря на внутреннее состояние, никаких видимых повреждений нет.
Я складываю руки на груди и пристально смотрю на Нила. И нет смысла гадать. Я точно знаю, куда он меня привез.
Именно здесь он сделал мне предложение. Сразу после моей истерики в кабинете врача. Собственно тут мы и задержались в день нашего знакомства.
«Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что вот так смотреть на мужчину — опасно?... Так пристально, призывно, многообещающе».
«Но я ведь ничего такого…»
«Делаешь, Арина. Делаешь...»
— Я оценила, — роняю беспечно. Надеюсь, нотки беззаботности не вышли слишком натянутыми. — И что дальше?
Он подходит ко мне, затягивая в зрительный плен все глубже и глубже, обвивает тягучей мягкостью и любованием. Восемь лет! Восемь лет прошло! Нил хоть и совсем чужой, но взгляд его такой же темный. Глубокий. Ласковый. Только у меня уже вообще никаких прав на него не осталось. Ушедшие полномочия принадлежат другой.
— Арина. Я помню все, что было, как вчера, — замечает он и шагает еще ближе. Смотрит так напряженно, громко, режуще! Мне хочется отойти от него подальше. Моя защита с ним слабеет, и я становлюсь уязвимой.
— Допустим, я тоже. И что это меняет?
— Я считаю, — продолжает он, тщательно выверяя слова, — мы на тот момент плохо друг друга знали. Плюс возникшие обстоятельства и страх неизвестности не дали нам необходимого времени научиться взаимно доверять.
— Тебе не дали. Мне этого времени было достаточно.
— Не согласен.
— Дело твое. Нил, чего ты добиваешься?
— Прошу меня не отталкивать.
— Зачем?
— Мы могли бы встретиться. Просто поболтать. Всего лишь чашка кофе. Просто поездка.
— Ради чего? Твое время дорого стоит. А мы не друзья, чтобы ты мне его посвящал.
— Но и не враги, — осторожно подмечает он.
— Нил, мы уже не те, что раньше. Мне не восемнадцать. Я больше не смотрю на тебя, как на бога. Чудесно, что у тебя такая замечательная память и ты помнишь многие моменты, которые нас связывали. Но это никому не нужно. Лишняя информация, что засоряет память.
Когда я произношу последнюю фразу, приходится отвести глаза. Потому что эти воспоминания бесценны. Говорят, первая любовь оставляет неизгладимый отпечаток на нашей судьбе. И что она не стареет, а лишь покрывается пылью.
— Просто лишняя информация, Арин? Так ли это?
— Да.
— Хорошо. Если ты на меня не злишься, не обижаешься, не сторонишься, давай как-нибудь увидимся?
— Считаю это нелогичным и неприличным предложением.
Возражения у Нила, очевидно, заканчиваются. И какое-то время мы стоим в тишине. Она звенит в ушах, колет ностальгией. Нил мрачно смотрит перед собой. Сокрушенно и тоскливо. Он бросает на меня безотрадный взгляд.
— Вон то дерево было поменьше. А сейчас оно подросло и очень сильно наклоняется, —неторопливо указывает он куда-то вдаль. Движения его четкие, уверенные. Нил всегда знал, к чему идёт и что делает. Я поворачиваю голову. Точно не помню, как было здесь раньше, но сейчас вид прекрасный: на раскидистых деревьях и невысоких кустарниках горит снежное серебро, поблескивая и переливаясь в лунном свете. И да, я сразу понимаю, о чем он. Одна из березок сильно накренилась, и ее ветви почти касаются земли.
— Мы как эти деревья, — вдруг выдает Нил с ощутимым чувством горечи. — Они растут, неуловимо меняясь под гнетом внешних обстоятельств. Но они здесь. И изменить прошлое они не способны. Никому не дано.
— Ты прав. Наш опыт делает нас сильнее. Или ломает. Поехали домой?
Я разворачиваюсь, и нога резко уезжает вперед. Скользко!
Нил тут же тянется ко мне, реагирует мгновенно, пытаясь меня поймать, но сам теряет равновесие, проскальзывая за мной, и мы с застывшим выражением нерешительности и замешательства на лицах оба летим на землю, кубарем скатываясь с невысокого, но крутого склона прямо на припорошенный снежком лед. Я
