обсудить. Очень важная, но я боюсь, что здесь не место для таких разговоров.
— Что-то не так? — хмурится он, сходу улавливая мое настроение.
Берет сумку и идёт в сторону выхода.
— Все так. Давай сейчас по домам, а затем через часик встретимся в парке? Либо твой водитель заедет за мной и…
«Я просто не знаю, как это тебе преподнести», — но вслух это конечно не произношу.
— Ты что-то не договариваешь, — щурится Эмре. — Нихан… Не нужно. Мы ведь все обсудили.
Он притягивает меня к себе. Останавливает. Не даёт сдвинуться с места.
— Не все, — обреченно выдаю я.
— Что происходит? Нихан. Есть то, что я должен знать?
— Есть.
— Нихан…
Тяжело сглотнув, стараюсь от него отодвинуться. Однако он лишь сильнее прижимается к моему лицу своим. Скользит отросшей щетиной по щеке.
— Тебя кто-то ждёт? Ты из-за этого так спешишь домой? Кто он? Я его знаю?
Я мотаю головой, задыхаясь от его близости. От запаха, что проникает в лёгкие с небывалой скоростью.
Соберись, Нихан! Соберись, живо!
Сейчас или никогда. Он все равно не отступит.
— Эмре… — начинаю было, но он меня перебивает.
— Нихан, ты ведь знаешь, что сейчас все будет по-другому? Куда ты так спешишь?
Меня снова трясет. Только в этот раз от силы эмоций, которая сквозит в его голосе. От напряжения, что витает между нами.
— К дочери, — выпаливаю на одном дыхании, глядя в бескрайние голубые омуты. Наблюдая за тем, как с его лица сходит вся краска. — К нашей с тобой дочери, Эмре.
Самое необходимое — это любящее сердце.
Восточные мудрости (Б.Г. Шакьямуни)
Искоса я наблюдала за Эмре, который в полной задумчивости смотрел в окно. Он не проронил ни слова после того откровения, которое я ему выдала. Просто пошел вперед и когда машина с водителем подъехала, указал рукой, что нужно садиться.
Я села. Сказала наш адрес. Не стала противиться. Что либо ему говорить. Все было написано на его лице. Я будто бы ощущала, как с петель слетали все его эмоции.
Ему было больно. Это невозможно было не прочувствовать. Искры напряжения летали в воздухе и буквально лишали доступа к кислороду.
Удивительно, мне казалось, что за этот год я успела проработать все неправильные установки, повзрослеть в конце концов и многое осознать. Но этого, к сожалению недостаточно для того, чтобы проникнуть в голову человека и понять о чем он думает.
Или хотя бы попробовать.
Не знаю. Сейчас я жалею лишь о том, что не рассказала ему обо всем как можно раньше. Чтобы избежать этого неловкого до ужаса разговора. Избежать вины, которая гложет сию секунду и давит на шею, как узел.
Не так я должна была ему рассказать о ребенке.
Не так…
Впрочем, уже неважно. Он сделал свои выводы и все прекрасно расслышал, а теперь желает увидеть дочь своими глазами.
Внезапно Эмре откидывается на спинку сиденья и переводит взгляд на меня.
Такой пронзительный. Яркий, что хочется зажмуриться. Он смотрит на меня так, будто пытается разведать все сокровенные тайны, которые только могли бы быть и в тоже время дать понять, что ему нелегко.
В нем слишком много боли и горечи, которую начинаешь чувствовать на языке.
В моих глазах же прослеживается растерянность и страх, который вспарывает остатки нервов.
Наши переглядки длятся невыносимо и мучительно долго. И только лишь когда автомобиль останавливается возле моего подъезда, мы отворачиваемся по разные стороны, чтобы выйти из салона.
На улице, холодный воздух ударяет в голову. Немного остужает. Становится чуть легче, как дышать, так и находиться рядом, хотя обстановка невыносимая.
Доводящая до агонии изнутри.
— Бабушка Ясемин здесь. Она следит за дочкой. Ей обо всем известно, — поясняю я, открывая входную дверь.
На его лице два пластыря, которые совершенно выбиваются из общей картины. Но это неважно. Важно то, что через несколько минут состоится их встреча.
Отца и дочери.
На самом деле, мне не сколько страшно, а сколько тяжело видеть нас. Таких сломленных, раненых. Где-то даже чужих.
Все карты раскрыты. Но горечь никак не отпускает.
Очевидно это не то, что он ожидал услышать после того, как вышел из больницы.
Но другой правды для него у меня нет.
Бабушка Ясемин встречает нас у порога.
— Эмре? — удивленно произносит она. — Здравствуй! Давно не виделись. Нихан даже не сказала, что вы приедете вместе. Как самочувствие?
— Здравствуйте, — он кивает, мельком рассматривая нашу квартиру. — Мне уже лучше. Все благодаря Нихан.
Я улыбаюсь, поддерживая беседу, хотя хочется, как в детстве спрятаться под одеяло и не высовываться, чтобы никто не нашел.
Но выбора нет. Мне нужно просто пережить этот день. Просто понять его намерения, а затем думать, что делать дальше.
— Дениз капризничала. Я ее покормила, но кажется она просто хочет спать.
— Наверняка.
— Эмре, проходи, — кажется даже бабушка Ясемин чувствует себя здесь неловко, — а я, пожалуй, уйду ненадолго. Оставлю вас наедине.
Когда дверь за ней закрывается, квартиру тут же оглушает громкий возглас дочери.
Я тут же подрываюсь с места. Несусь к ней, совершенно позабыв о том, что за всем этим наблюдает Эмре.
Он подходит к нам ровно в тот момент, когда я аккуратно достав Дениз из кроватки, начинаю ее качать. Однако она никак не успокаивается.
Бывший муж встает позади меня. Дышит в затылок, а затем накрывает мои ладони своими. От этого соприкосновения, табун мурашек проходит по всей спине.
— Дай мне, — повторяет он. — Дай мне ее.
— Я не думаю, что это хорошая идея.
Но кажется Дениз совсем другого мнения, поскольку в следующий момент, она начинает кричать лишь сильнее.
Эмре обходит меня и остановившись напротив, бережно берет ее на руки.
— Тихо, тихо, я сам, — говорит он мне и я отступаю, позволяя отцу своего ребенка в полной мере рассматривать свою дочь.
Он прикасается губами к макушке. Шумно вдыхает молочный детский запах. Прижимает ее ближе, а она в ответ неожиданно смеется. Так, что оглушает пространство небольшой комнаты своим звонким голосом. А затем, тянется маленькими пальчиками к жесткой щетине. Морщится. Снова тянется. С интересом разглядывает его в ответ, словно на уроке биологии. По крупицам собирает строение лица своего отца. Изучает его.
А он в ответ целует каждый пальчик, не переставая с восторгом внимать каждому ее смешку и движению.
Эта картина, представшая перед глазами сводит с ума. Заставляет испытывать спектр всевозможных чувств. От восторга до клинков, сходу вонзающихся в сердце.
Слишком больно видеть то, что могло быть каждый день.
Слишком больно
