повторяю громче и четче.
— Не поняла.
— Дима Соболев жив, — уже теряю терпение. — Он не умирал. Жив, здоров, с ним все хорошо. Жив, понимаешь, мам? Жив!
Мать в прямом смысле слова разевает рот и бледнеет. Настя продолжает хлопать глазищами. До сестры, кажется, не до конца дошел смысл моих слов.
— Дима Соболев НЕ умер, — делаю акцент на частице «не». — Дима Соболев ЖИВ.
В большой комнате громко работает телевизор с мультиками, так что вряд ли ребенок нас слышит. Но на всякий случай я вытягиваю шею в коридор. Влада нет.
— Но как такое возможно… — мямлит мать.
— Меня обманула его сводная сестра Олеся. Помнишь эту рыжую девочку? Тоже училась в нашей школе.
Родительница растерянно кивает.
— Конечно, помню, телефоны у учеников воровала…
Это замечание режет мне слух, и я даже порываюсь вступиться за Олесю, но вовремя одергиваю себя. Если эта рыжая стерва так меня обманула, то где гарантия, что она действительно не крала телефоны у одноклассников?
— Она обманула меня так, представляешь, мам? Я искала Диму после расставания, чтобы сказать о беременности, а она соврала мне, что он умер. На самом деле Дима просто ушел в армию и служил там, как все. Никто его не убивал. Это все была наглая гнусная ложь.
Мама как будто бы все еще не верит. Глядит на меня так, словно я несу бред сумасшедшего.
— А может, наш папа тогда тоже жив? — неуверенно подает голос Настя.
Перевожу взор с матери на сестру. В глазах Насти столько надежды, что у меня больно сжимается сердце.
— Нет, Настюша, наш папа точно умер, — тихо отвечает ей мама.
Сестра опускает лицо в кружку с чаем. По ее щеке катится крупная слеза и падает ровно в горячий напиток.
Ох, не надо было говорить это при Насте. Она теперь будет плакать и переживать. Нам всем было тяжело после смерти папы, а Насте особенно. Ей было всего лишь девять лет, когда не стало отца.
Пересаживаюсь поближе к сестре и обнимаю ее за плечи.
— И все-таки я не понимаю, — мама снова обращается ко мне. — То есть, Дима Соболев жив?
— Да, мам, он жив, — устало повторяю.
— Но как так получилось?
— Что именно?
— Что он не умер.
Мамины слова — очень странные. Хотя я понимаю, что она просто в шоке, но все же вопрос «как так получилось, что он не умер?» звучит так, как будто Дима должен был умереть.
— Потому что его никто не убивал, мам.
— Но почему тогда все думали, что он умер?
— Потому что его сводная сестра Олеся Ведерникова, эта рыжая девочка, что воровала телефоны у одноклассников, меня обманула.
Мама в полном ауте. Я, в общем-то, была такой же, когда узнала правду.
— А зачем она тебя обманула?
Очень хороший вопрос.
— А зачем она телефоны в школе воровала? Потому что она стерва и сука, мам.
Как мне ни прискорбно это признавать, а мать была права насчёт Олеси.
— Ничего не понимаю, — продолжает недоумевать родительница. — А как ты узнала, что Соболев жив?
— Мы встретились совершенно случайно. Он работает в спецназе и был в группе, которая спасала меня во время похищения.
Мать снова шокированно блымает. Я же уже устала, словно попугай, повторять, что Дима жив. Хотя я прекрасно понимаю состояние родительницы, у меня было такое же, когда я узнала правду.
Когда ты семь лет живешь с мыслью, что человек умер, а потом тебе вдруг говорят, что он жив, это, мягко говоря, вызывает удивление. Да что там удивление, поседеть можно от такого известия. Кстати, не исключено, что у меня появились седые волосы, но просто так как они светлые, то не особо заметно. Надо будет попросить парикмахера во время следующего визита внимательно посмотреть.
— И из-за этого ты разводишься с Игорем? — продолжает вопрошать мать.
— В том числе, — отвечаю уклончиво. Разводимся мы все-таки из-за моей измены, но об этом я матери говорить не хочу.
— И ты теперь будешь с Соболевым? — уточняет.
Дергаюсь от этого вопроса. Слишком неожиданный. Сходу даже не могу сообразить, что сказать.
— Нет, мы с Димой не вместе. Но он общается с Владом. Только Влад пока не знает правды, мы позднее скажем.
Мы с Соболевым ведь действительно не вместе. Секс ничего не значил.
«Ты мне не нужна», эти слова отлились в моей памяти гранитом.
Да и он мне тоже не нужен.
— Тогда не понимаю, почему ты разводишься с Игорем, если вы с Соболевым не вместе, — недоумевает мать.
— Потому что наши отношения исчерпали себя, — повторяю удобную фразу.
— А где вы с Владом будете жить?
— В моей квартире.
— Я, конечно, рада, что этот мальчик жив. Смерти я ему никогда не желала. Но если хочешь знать мое мнение…
— Не хочу, — резко перебиваю, догадываясь, что мать скажет дальше. Кажется, она отошла от шока и снова стала собой. — Я не хочу знать твоё мнение, мама.
Родительница мигом вспыхивает, но быстро подавляет в себе возмущение. Сводит губы в нитку, глядит строго, как директор школы на провинившегося ученика.
— Я считаю, что Игорь подходит тебе куда больше, чем Соболев.
Она все-таки озвучивает свое мнение, несмотря на то, что я сказала, что не хочу его знать. От этого во мне поднимается волна протеста. Та самая, которая поднималась каждый раз, когда родительница нелицеприятно отзывалась о Диме.
— Я лучше знаю, кто мне подходит, — прохладно отвечаю.
— С Игорем у тебя благополучие и стабильность, уверенность в завтрашнем дне, — продолжает, игнорируя мои слова. — А спецназовец — это, конечно, романтичная профессия, но абсолютно бесперспективная. Они выходят на пенсию в сорок лет, а потом работают охранниками в супермаркете. Я бы еще поняла, если бы Соболев был генералом и имел допдоход, но…
— Допдоход — это взятки? — уточняю.
Мать порывается возразить, но застывает с открытым ртом, не находясь, как выкрутиться.
— И Влад считает папой Игоря! — переводит тему. — Зачем ему знать правду? Соня, ты хоть понимаешь, как это травмирует ребенка? Был один папа, а стал другой…
Громкий скрежет стула, который я отодвигаю, чтобы встать, заставляет маму замолчать.
— Спасибо, было очень вкусно, — цежу сквозь зубы.
