Она тычет в меня пальцем. — Ты, мой драгоценный мальчик, заслуживаешь этого. Заслуживаешь любви. Заслуживаешь любой мечты. Заслуживаешь счастья. Эмерсин ушла, потому что ты не дал ей того, в чем она нуждалась. Ты оттолкнул ее.
— Я не хотел ее тормозить. Ты меня не слушаешь! — Я встаю, вышагивая по несколько футов в каждом направлении, сцепив пальцы на затылке.
— Зак?
Я продолжаю шагать. Жизнь хороша, пока я могу держать свои эмоции под контролем разума и всегда на расстоянии десяти футов от своего сердца.
— Зак?
Я перестаю метаться взад-вперед, заметив, что мамин голос потерял свою резкость.
— Она была вынуждена уехать? — спрашивает она.
Я киваю несколько раз.
Мама улыбается мне своей грустной улыбкой, говорящей «мой глупый-глупый мальчик».
— Хорошо, но тебе нет нужды оставаться.
Я хочу что-то сказать, но не могу. Ее слова повисли тяжелым грузом, давя на грудь своей истиной.
— Я знаю, ты думаешь, что Эмерсин нуждалась в твоей страховке, в том, чтобы расплатиться с долгами, нуждалась в крыше над головой… но я в это не верю. Я думаю, она нуждалась в тебе. А ты просто этого не видел. Возможно, потому, что ваши отношения жили в тени Сюзанны — воспоминаний о ней, ее длительном присутствии здесь. А Эмерсин слишком боялась мечтать по-крупному. Слишком боялась мечтать о том, чтобы иметь всё. Уверена, молодая женщина, у которой так долго ничего не было, должно быть, почувствовала себя жадиной, чтобы попросить всё.
— Она заслуживает этого, Зак. Вы оба заслуживаете. Садись в самолет и лети к ней. Любовь не имеет границ. Ты можешь работать пилотом где угодно. Черт возьми, ты можешь позволить себе уйти на пенсию пораньше и… в свободное время покупать продукты, если хочешь. Или ты можешь просто провести остаток жизни, наблюдая за всеми удивительными вещами, которыми, как ты знаешь, она собирается заниматься. Семья… ты мог бы создать семью, дорогой. Тебе не нужно ее тормозить; ты можешь идти рядом с ней. Это любовь, мой дорогой. И ты ее… заслуживаешь.
Я переезжаю в Лондон.
Обживаюсь в новой квартире.
Устраиваюсь на новую работу.
Затем Зак присылает мне копию свидетельства о разводе. Мы официально разведены.
Я сворачиваю его в миллион маленьких кусочков — жалкая попытка сложить оригами — и запихиваю в ящик стола.
С тех пор, как я уехала из Атланты, Зак стал больше постить в Instagram. Мне нравится думать, что это из-за меня, а не из-за Меган. Это уже не просто фотографии #ЖизньПилота. Он делится снимками своей семьи, особенно очаровательной племянницы. Фотографиями своего крошечного дома, который сам по себе восхитителен. На прошлой неделе он летал во Францию и выложил фотографию Амьенского… готического собора.
За неделю до этого опубликовал свое фото с Хэллоуина в костюме Железного Человека. Когда он не публикует о своей жизни, то лайкает и комментирует мою. В каком-то смысле сейчас я чувствую себя к нему ближе, чем когда мы жили вместе — когда мы были женаты. Но я знаю… знаю, однажды я увижу, как он опубликует селфи с женщиной, которая не является его мамой, невесткой или племянницей, и это снова разобьет мне сердце. Я думаю, что сердце — единственное, что в этой жизни работает лучше разбитым. Сквозь образующиеся трещины и дыры внутрь него проникает любовь. Любовь текуча, она заполняет все пространство, перемещается во времени, растворяет все другие эмоции. Пока сердце не разбито, я не уверена, что мы действительно испытываем настоящую любовь.
За неделю до Дня Благодарения Зак пишет мне, что завтра будет в Лондоне, но только на один день.
Эм: Не думаю, что закончу до четырех. Хотя хотела бы тебя увидеть.
Зак: Давай устроим ранний ужин.
Эм: Хорошо. Дам тебе знать, когда закончу.
Он отвечает смайликом с поднятым вверх большим пальцем.
День мы с Лией проводим в Оксфорде на фотосессии для журнала.
К тому времени, когда возвращаемся в Лондон, уже чуть больше половины пятого.
— Ужин с Заком не вызовет у тебя рецидива? — спрашивает Лия, останавливаясь перед моим домом.
— Он мой друг, а не наркотик, — смеюсь я, открывая дверцу.
Она закатывает глаза.
— Ну, здорово. Ты уже лжешь себе.
— Это обычный ужин. Я никогда не была в лучшем месте в моей жизни. И думаю, он сказал бы то же самое. Гордись мной. До скорого, детка.
Я посылаю ей воздушный поцелуй и захлопываю дверцу, быстро набирая сообщение Заку, пока поднимаюсь по лестнице в свою квартиру.
Через час я прихожу в выбранный им ресторан. Быстро оглядевшись, сажусь за барную стойку и заказываю выпить. Бармен наливает мне вино, пока я пишу Заку.
Эм: Ты уже здесь?
Зак: Здесь. Просто наблюдаю за тобой.
Я поворачиваюсь на барном стуле, не в силах скрыть ухмылку, и снова осматриваю ресторан. В зале многолюдно, и я не могу его увидеть.
Эм: Перестань. Lol. Где ты?
Зак: Я скучал по тебе.
Смеюсь про себя, потому что выгляжу глупо, рыская глазами по сторонам.
Эм: Тогда прекрати прятаться.
Зак: Перед смертью Сюзанна сказала: «Эм — добрая душа. Выжившая. Дарительница. Заботливая. Любой парень был бы счастлив быть с ней».
Он пьян. Это единственное объяснение. Я звоню ему.
— Сегодня ты выглядишь потрясающе, — говорит он.
Зажав в одной руке телефон, а в другой — бокал с вином, я начинаю бродить по ресторану.
— Сколько ты выпил?
— Только жаль, что у тебя блузка задом наперед.
Я опускаю глаза вниз. Не уверена, почему это делаю, потому что блузку на пуговицах трудно застегнуть задом наперед.
— Ха-ха. Что ты делаешь? Серьезно, сколько ты выпил?
— А ты знаешь, что на самом деле не обязательно быть британцем, чтобы работать на британском авиалайнере?
Я морщу нос.
— О чем ты?
— Поскольку семьи у тебя нет, то за благословением я сходил на могилу Сюзанны.
— Вы так пьяны, капитан Хейс. Так пьяны, что несете несусветную чушь. Где ты?
Я продолжаю передвигаться по ресторану, притягивая взгляды посетителей. Уверена, они задаются вопросом: что же я делаю. Пока… все не останавливаются.
Перестают есть.
Перестают разговаривать.
Словно кто-то поставил жизнь на паузу.
Воцаряется тишина.
Что-то не так, поэтому я тоже останавливаюсь.
— Зак, — шепчу я, испытывая неловкость. — Где ты?
— Я здесь, — говорит он, но его голос исходит не из моего телефона, а из-за моей спины. Я быстро оборачиваюсь, невероятно взволнованная тем, что происходит вокруг меня.
— На одном колене? — спрашивает он.
Я не могу дышать, когда
