Но тут мне в голову приходит мысль, и я вонзаю ногти в плоть Карии, единственное, что ее спасает — это кожа моих перчаток.
— О чем вы с ним шептались, Кария Вен? — спрашиваю я ее в темноте мокнущего под дождем города. — Над чем вы смеялись? Надо мной?
Кария не двигается, стоит совершенно неподвижно. Я прекрасно знаю, что у нее в руке бутылка алкоголя, и она без проблем воспользуется любым предметом в качестве оружия. Но я не чувствую страха. Вместо этого внутри меня зарождается ужасный, болезненный стыд от мысли о том, как Космо трахает ее, и они смеются над всем тем, что со мной не так.
— У меня сейчас нет времени на твои комплексы, Саллен. Почему ты думаешь, что утром Райт перестанет нас искать?
Она пытается вывернуться из моих объятий, но я крепко ее держу. Одной рукой схватив Карию за горло, я приподнимаю ее подбородок и смотрю на нее сверху вниз.
Даже здесь, в непроглядной тьме я вижу в ее радужках отблеск синевы.
— Так вот до чего докопался Космо? Комплексы? Когда ты выглядела так, будто вот-вот заплачешь, а потом чуть не позволила ему себя поцеловать?
Я промок под дождем, и мне хотелось бы сказать, что именно поэтому дрожу всем телом, но со мной часто случались вещи и похуже.
— Тебя это не волновало, — парирует Кария, повысив голос. — Тебе было все равно, потому что ты оставил меня с Космо и пошел к Мод. Ты смеялся с ней и флиртовал. Знаю, что ты хотел бы остаться там и…
Скользнув рукой по горлу Карии, я зажимаю ей рот.
— Я же сказал тебе не прикасаться к нему, — произношу я, крепче обнимая ее за талию.
— Но Мод же ты позволил прикоснуться к тебе — говорит она мне в ладонь, отчего ее слова едва слышны.
— Мне была ненавистна каждая секунда. Вот и все. Секунды, — я опускаю голову, скольжу носом по ее подбородку и говорю ей правду. — Мне хотелось перемахнуть через стол и прибить вас обоих за то, что вы насмехались надо мной. Когда ты села ко мне на колени…
Я замолкаю, вспоминая мольбы Карии поцеловать ее. Как же трудно сохранять самообладание, когда я с ней.
— Ты моя, Кария Вэн, А она для меня ничто.
— Ты не хотел заменить меня ею? Или, может, ими обеими? Чтобы они целовали тебя, трахали, встали перед тобой на колени…
Я отстраняюсь и снова хватаю ее лицо, касаясь скул кончиками пальцев.
— Не говори глупостей, — говорю я, прижавшись виском к ее виску. — Нет никого, кому я хотел бы причинить боль вместо тебя.
— Тогда почему ты ничего не сделал, когда в самом начале увидел, что Космо пытается меня поцеловать?
Потому что Мод разговаривала со мной о том, что я хотел понять всю свою жизнь. О Бербанке Гейтсе и о том, почему Штейн так меня ненавидит.
Но я ей этого не говорю. Я не могу этого сказать.
Вместо этого я шепчу ей на ухо:
— Я увезу тебя так далеко, что к тебе никто никогда больше не приблизится. Никто тебя не поцелует. Не тронет. Не услышит твоих криков.
Кария издает жалкий фыркающий звук.
— Я не собираюсь кричать. Я тебя не боюсь. А что, если правда гораздо проще всех твоих угроз? Что, если это ты… — она запрокидывает голову и ловит мой взгляд. — Боишься меня?
— Что он сказал? — не унимаюсь я, полностью игнорируя ее вопрос. — Что он тебе такого сказал, что ты чуть не расплакалась?
Возможно, я завидую, что это сделал он, а не я. Возможно, мне хочется знать, как ранить ее так глубоко.
Кария вырывается из моей хватки и прожигает меня взглядом. В общих чертах я замечаю, что гром стих, ветра нет. Сирен я тоже не слышу.
Райт не станет искать нас при свете дня, потому что это привлечет слишком много внимания. Они и так уже вызвали переполох. Чтобы объяснить их сегодняшнюю ночную облаву, придется составить ложный полицейский отчет. Очень много усилий, чтобы замять дело, и Райту весь день придется ходить на цыпочках.
— Ничего, — отвечает Кария, стиснув зубы и так окинув меня взглядом с ног до головы, что мне становится неловко. — Ничего, кроме правды.
Затем свободной рукой Кария начинает отвинчивать крышку «Джеймсона», но я вижу, как она морщится, поджимает губы, и снова вспоминаю ее крик в подвале.
Я прислоняюсь к кирпичной стене, довольный тем, что ей не выбежать из переулка, не обогнув меня.
— Что они с тобой сделали? — снова спрашиваю я тихим голосом.
Кария подносит бутылку ко рту и откручивает зубами крышку. Затем срывает ее пальцами и целых три секунды пьет прямо из бутылки.
И тогда я вижу это.
Кровь у нее на ладонях.
Она едва различима при слабом ночном освещении и затихающей грозе, но я ее вижу.
Стиснув зубы, я тянусь к руке, в которой Кария держит кепку, и дергаю ее к себе за запястье.
Она все пьет, глядя на меня, а я переворачиваю ее ладонь, нежно раскрывая пальцы. Я забираю у нее кепку и засовываю в карман толстовки, и тут вижу, что у нее в коже поблескивает стекло, маленький зазубренный осколок, из других неглубоких порезов сочится кровь.
Увидев, что у нее течет кровь из-за кого-то другого, я напрягаюсь всем телом, и Кария медленно опускает бутылку.
Одной рукой я обхватываю ее запястье, а другой раздвигаю пальцы, она смотрит на меня с душераздирающей открытостью, во всем своем саморазрушении, и сейчас я не имею в виду ее кровь. Кария чертовски непристойная. Совсем не такая холёная, какой я ее знал, и сильнее всего на свете мне хочется еще больше ее.
— Ты поэтому кричала? — тихо спрашиваю я, глядя на растекающуюся по линиям ее ладони кровь.
Возможно, она более хрупкая, чем я думал.
— Нет, — говорит Кария так, будто я ее обидел. — Он схватил меня за плечо и
